Я поднялся. В комнате пахло ладаном и воском. Я глянул в окно. В моем кабинете через дорогу на несколько мгновений вспыхнул свет. Двое мужчин ходили там с фонариками. Они открыли пустой шкаф, заглянули в него, а затем заняли позиции и стали ожидать меняодин на кресле, другой за дверью. Я улыбнулся сам себе. В моем офисе было уныло и негостеприимно. И даже если им хоть немного повезет, они просидят там не один час, пока наконец не поймут, что я не вернусь.
Я оставил мадам Изекильона переворачивала карты одну за другой и смотрела на них так пристально, будто от этого на них могли вернуться прежние изображения. Я спустился по лестнице и пошел вниз по Марш-стрит, пока не оказался у бара.
Теперь там было пусто. Бармен курил сигарету, но когда я вошел, тут же погасил ее.
А где шахматисты?
У них большие планы на этот вечер. Они собираются в бухту. Так, вам же «Джек Дэниэлз», верно?
Неплохо бы.
Он налил мне виски. На стакане я увидел тот же самый отпечаток пальца, что и в прошлый раз. Я взял томик стихов Теннисона с полки над барной стойкой.
Хорошая книга?
Рыжеволосый бармен забрал у меня книгу, открыл и прочитал:
«Внизу, под громом верхней глубины,
Там, далеко, под пропастями моря,
Издревле, чуждым снов, безбурным сном
Спит Кракен»
Я допил виски.
Ну так что? К чему вы клоните?
Он вышел из-за стойки и подвел меня к окну.
Видите? Вон там? он указал на западную часть города, в сторону скал. Пока я смотрел туда, на вершине скал разожгли костер, который запылал медно-зеленым пламенем.
Они хотят разбудить Глубоководных, сказал бармен. Звезды, планеты и луна встали на нужные места. Время пришло. Суша уйдет под воду, и моря выйдут из берегов.
И мир очистится льдом и глубинными водами, и я буду благодарна, если ты будешь пользоваться только специально отведенной полкой в холодильнике.
Что, простите?
Ничего. Как быстрее всего добраться до этих скал?
Выйдите обратно на Марш-стрит, поверните налево у церкви Дракона, пока не дойдете до Мануксет-уэй, и идите дальше, он снял пальто с крючка на двери и надел его. Давайте, я вас провожу. Не хочу пропустить ничего интересного.
Уверены?
Сегодня никто в городе не будет пить.
Мы вышли из бара, и он закрыл за нами дверь.
На улице было прохладно, и выпавший снег расстилался по земле, как белый туман. С улицы уже не было видно, сидит ли мадам Изекиль в своем логове под неоновой вывеской и ждут ли меня гости в офисе.
Мы опустили головы, укрываясь от ветра, и пошли.
Сквозь шум ветра я слышал, как бармен бормотал про себя:
«Чудовища-полипы, без числа,
Гигантскими руками навевают
Зеленый цвет дремотствующих вод.
Там он века покоился, и будет
Он там лежать, питаяся во сне
Громадными червями океана,
Пока огонь последний бездны моря
Не раскалит дыханьем, и тогда,
Чтоб человек и ангелы однажды
Увидели его, он с громким воплем
Всплывет».
На этом он умолк, и мы шли в тишине; гонимый ветром снег жалил наши лица.
«И на поверхности умрет», подумал я, но вслух ничего не сказал.
Через двадцать минут мы вышли из Инсмута. Когда мы покинули город, Мануксет-уэй закончился и превратился в узкую грязную тропинку, частично покрытую снегом и льдом, на котором мы поскальзывались и катились в темноту.
Луна еще не взошла, но звезды уже начали появляться. Их было очень много. Они высыпали на ночное небо, как алмазная пыль. С берега было видно огромное их множествогораздо больше, чем из города.
На вершине скалы у костра ждали двоеодин большой и толстый, другой поменьше. Бармен отошел от меня и встал рядом с ними, лицом ко мне.
Вот, сказал он, жертвенный волк.
Странно, но теперь его голос показался мне знакомым.
Я ничего не ответил. Костер пылал зеленым пламенем, озаряя троицу снизу, словно классическое зловещее освещение.
Знаете, почему я привел вас сюда? Спросил бармен, и только тогда я понял, откуда мне знаком его голосэто был тот самый человек, который пытался продать мне алюминиевую обшивку.
Чтобы остановить конец света?
В ответ он рассмеялся.
Второй оказался тем самым толстяком, которого я обнаружил спящим в кресле своего кабинета.
Ну, если вы в это верите пробормотал он таким низким голосом, что от него могли бы всколыхнуться стены. Его глаза были закрыты, и он быстро уснул.
Третья фигура была укутана в темный шелк; от нее пахло маслом пачули. Она держала нож, но ничего не говорила.
Этой ночью, произнес бармен, луна становится луной Глубоководных. Этой ночью звезды складываются в очертания темных, прошлых времен. Если мы призовем их сегодняони придут. Если мы принесем достойную жертву, наши мольбы будут услышаны.
С другой стороны бухты показалась лунаогромная, ярко-желтая и тяжелая. В унисон с ней с океана донеслось кваканье.
Лунный свет, падающий на снег и лед, не сравнится с дневным, но спасибо и на этом. При луне мое зрение становилось остреев холодных водах я увидел людей, которые, словно лягушки, выплывали на поверхность и снова ныряли обратно в медленном водном танце. Мужчины и женщинывсе как лягушки. Среди них мне даже привиделась моя хозяйкаона будто извивалась и квакала в бухте вместе с остальными.
Но уже очень скоро все переменилось. Я все еще был измотан после ночи, но в свете этой янтарно-желтой луны чувствовал себя странно.
Бедный ликантроп, до меня донесся шепот фигуры в шелках, все его мечты привели к этомук смерти в одиночестве на далекой скале.
Если захочубуду мечтать снова. А смертьэто мой личный выбор.
Я не уверен, действительно ли произнес это вслух.
Мои чувства обострились в свете луныя слышал не только рев океана, но и каждый подъем, и спуск волны, всплески людей-лягушек, шепот утопленников в бухте, скрип зеленых обломков на дне океана.
Обоняние тоже обострилось. Мужчина, предлагавший мне алюминиевую обшивку, был человеком, а в жилах толстяка текла иная кровь.
А фигура в шелках
Запах ее духов я почувствовал еще до превращения. Теперь же я учуял что-то еще, не такое пьянящее, запах разложения, гниющего мяса, гниющей плоти.
Шелковая ткань развевалась. Фигура двигалась ко мне, держа в руках нож.
Мадам Изекиль? Мой голос звучал шероховато и грубо. Скоро я совсем не смогу говорить. Я не понимал, что происходит, но луна поднималась все выше и выше, теряя свой янтарно-желтый цвет и заполняя мой разум бледным светом.
Мадам Изекиль?
Ты заслуживаешь смерти, сухо произнесла она низким голосом. Хотя бы за то, что ты сделал с моими картами. Они были очень старыми.
Я не умру, ответил я. «Даже тот, кто сердцем чист и молитвы в ночи твердит». Помните?
Чушь, возразила она. Знаешь самый старый способ снять проклятие с ликантропа?
Нет.
Костер разгорелся сильнее, пылая зеленью мира над морем, зеленью водорослей и зеленью медленно плывущей травы. Пылая изумрудным цветом.
Нужно просто дождаться, пока он снова обернется человеком и до следующего перевоплощения останется целый месяц, а затем взять жертвенный нож и убить его. Вот и все.
Я повернулся, чтобы бежать, но за моей спиной оказался бармен. Он схватил меня за руки и вывернул запястья за спину. В лунном свете сверкнуло бледное серебро ножа. Мадам Изекиль улыбнулась и полоснула мне по горлу.
Кровь забила фонтаном и начала течь из раны. Затем этот поток уменьшился и наконец совсем прекратился
В висках стучало, затылок сдавило. Вода вздымается. Затем другой кадрлай, грохот, другой кадркрасная стена надвигается на меня из темноты ночи
я ощущал вкус звезд, растворенных в морской воде, пенящихся, далеких и соленых
мои пальцы кололи булавки, кожу хлестали языки пламени, глаза приняли темно-желтый оттенок, словно топазы, я чувствовал эту ночь.
Мое дыхание паром клубилось в ледяном воздухе. Я невольно зарычал. Передними лапами я ощутил снег. Я отстранился, напрягся и бросился на нее. Меня окутал запах гниения, висящий в воздухе. В прыжке я будто бы остановился, и что-то лопнуло, как мыльный пузырь
Я был глубоко-глубоко в море, стоя всеми четырьмя лапами на покрытом слизью каменном полу у входа в какую-то крепость, построенную из огромных грубо обработанных камней. Камни источали бледный, мерцающий в темноте свет, напоминающий призрачное свечение стрелок часов.