Сама ядовитее змей, которые норовят хватануть за ноги. Сделаешь шаги почувствуешь, как за спиной сгустится и зашевелится что-то темное. Обернешьсяне увидишь пути. Крикнешьи туман отзовется десятком твоих голосов твоих ли?
Взглянешь в мутную, слегка прикрытую ряской водувода посмотрит десятком лиц.
Твоих ли?
Замешкаешься на секундуи тропа под ногами станет десятком троп. Твоих ли, путник?!
Ступай себе вперед, путник, это единственный способ идти по своей тропе.
Идти и верить, что все-таки идешь по своей.
Иногда тянет войти тудав чужую, Стигийскую бездонь. Шагнуть вызывающе на эту самую тропу. И посмотреть в лицо чужакутому самому, у которого все вышло неправильно.
Спросить у него: сколько вас там на самом деле? Чужих и смутно знакомых? Сколько нитей, сколько путей, сколько жребиев, сколько
Вот бы стать там, на тропах, взглянуть в отчасти чужие лица, вызвать на разговор непохожих двойников. Поделиться впечатлениями: а у тебя оружие какое? А жена? А жребий-то хоть какой взял? Нет, серьезно?! Ну и жизнь у тебя, нелюбимчик Судьбы. А у меня вот
Спросить ихкак у них там с хитрыми бабушками. И с голосами из-за плечзвучат или вообще не появляются?
И прозвучала ли у них там фраза, мерная и тихая, ядовитой стрелой спущенная с едва выгнутого лука губ?
Ты хотел меня видеть, отец.
Тартар знает, какими они бываютвоплощенные пророчества. Почему-то кажетсяу них со мной ничего общего.
Козы, например, у них точно нет.
Зато наверняка есть красивые одежды, верные жены советующие, как там нужносвергать отцов.
Мне вот всегда было интереснокак. Я эту мысль с детства, можно сказать, мусолил. Обсасывал так и этак, по всему выходилодрянь.
Крон, например, своему отцу серпом детородные органы отрубил. Я, конечноспасибо бабушке! вполне могу своему что-нибудь отстрелить, только он же не сдастся, упрямый. И война начнется все равно.
А как его остановить так, чтобы не поднялсянеясно.
Ветви леса мягко сомкнулись над головой. Укрыли тенью. Змея трепетно коснулась босой ногиодна из многих наставниц. Простонала птица над головойи показалось, что слышу истошный крик матери: «Не лезь!»
Она уже тогда сбежала от Кронав последний раз, когда я ее видел. Потому что родила еще одного ребенкаа Крону то ли показались слишком невкусными валуны, то ли просто что-то начал подозреватьвот он и приставил кого-то из подручных следить за женой. Выследили. Не до менядо других, я слышал, там две или три девчонки. Сестры. И брат или сколько братьев?
Одного она прижимала к груди, когда пришла увидеть меня. Я слышал похныкивание младенца из пеленок и стоял столбом, глядя на нее, а она плакала. Говорила, что ей теперь придется бежать с ребенком на край светаот гнева мужа.
И запретила идти с ней. Так, мол, безопаснее. Остальных детей успели забрать ее подругиспрятать в разных местах, скрыть от гнева Крона.
Я хорошо помню ее взглядпотускневший и загнанный. Хриплый, срывающийся голос: «Обещай мне обещай, что не пойдешь. Клянись, сын!» И когда я не выдержал, захлебнулся, выплеснул криком: «А кто тогда?! Кто, кроме меня?! Кто?!»подошла, погладила по щеке дрожащими пальцами, пахнущими молоком. Прошептала:
Я спасала не пророчествоя спасала сына. Не чтобы ты сверг отца понимаешь? Чтобы ты был просто
Понимаю, сказал я, и первое слово лжи скользнуло с губ. Легко и осознанностоило вспомнить изменчивость ветра и стать ею. Обещаю.
Внутри отдавалось другое: «Подожди совсем немного». Я придумаю, я сделаю, я
В тот день я ушел от Адрастеи и Идеибесконечно заботливых нянек. От Амалфеи, правда, уйти не удалось: догнала на полдороги вихрем, от всей козьей души наподдала под зад рогами: сбежать вздумал?! Да я тебе сейчас!
Игрушка-лук висел на плече, легкая стрелка пристроилась на поясезачем для нее колчан?
Зачем колчан тому, кто сам стал стрелойнеотступной, разящей, идущей к цели
Хочется веритьчто и не промахивающейся.
Полянка была хорошасолнечная, залитая солнцем, вызывающе невинная. Я скрестил ноги, уселся под ближайшую сосну, достал из дорожного мешка яблоки. Не такие, конечно, как у одной старушки, которая любит загадки и внуков. А так просто яблоки, по пути нарвал. Еще были лепешкипастухи поделились за то, что не промахнулся по двум каменным волкам.
Мне это просто. Представил Крона на месте волкови не промахнулся
Вот скажи мне, как у нас дела?!
Амалфея мрачно мекнула, уволокла у меня из-под локтя яблоко, сочно хрустнула и обозначила взглядом, что дела плоховаты: яблок на двоих хватит вряд ли.
Люди Золотого века мудрецытут у них стоит поучиться. Только сплетники. Хочешь знать, о чем они сплетничают в селениях? Крон ищет свою жену. Ищет своих детей. Всех, кто был рожден Реей. Девочек и мальчиков. Уничтожая при этом целые селения. Запугивая кентавров, сатиров даже титанов. И они теперь боятся, что, если не помогут своему повелителю отыскать его детейон ударит по их детям. Говорят, даже морские старцы
Почва под соснойпесчаная, сыпучая. На такой хорошо рисовать. Ведешь-ведешь палочкой длинную, извилистую линию словноострием меча, которого у нас никогда не было.
Они все дураки, Амалфея. Жуткие дураки. Чего они ждут? Что сын Крона начнет собирать войска. Что двинет их на отца, начав войну может быть, последнюю войну этого мира. Кто-то предсказал им это, из сыновей Япета, кажется. Тоже, видать, не семи пядей во лбу. А может, они все просто забыли. Когда Крон решил свергнуть своего отцаон не стал собирать войска. Он просто
Амалфея звучно фыркает. Яблоки у нее в глотке пропадаюткак валуны в утробе Крона. Посылает взгляд искосаотбирать не смей!
Солдат в армии кормить следует.
Армия моя вот она, армия: коза, кидающаяся на любой шорох с рогами наголоза отряды копейщиков. Две рыдающие по утраченному воспитаннику нимфыза музыкантов.
Сочтем войска, набранные мною за годы?
Леарх. Философ из Золотого Века, так и не понявший, кому рассказывает историю мира, объясняеткаковы государства у лапифов, а родственные связиу титанов. Приблудился мальчик, жадный до знанийпочему не рассказать. Леарх там, у себя дома, кусает медового цвета уси не представляет, что уже в моей армии
Куреты. Изобретатели доспехов и первого оружия. Которые только недавно перестали лупить по щитамим бы скорости немного в мышлении.
Зато вот в бою им скорости не занимать: с копьем, с дротиками, с мечом, в кулачном бою Я успел перепробовать все, обучитьсявсему. Быстро учился, говорят. Так схватывалучить не успевали.
Пиррмолодой, веселый, рыжий, под свое имя, вездена голове, на груди, на руках-ногахвосхищался таким ученичком. Все шутил: мол, учится так, будто ему Крона свергать.
Я смеялся вместе со всеми.
Только когда Пирр ляпнул: тебе, мол, больше меч пойдет, бросай ты свой луктогда смеяться перестал.
И врезал курету по зубам так, что тот навеки запомнил: мечником мне не бывать.
Но Пиррон необидчивый. Отошел, опять заржал. Наверняка ведь в мою армию хочет затесаться. А я и не против.
Ветры: Борей, Нотт, Эвр братья-шутники, с которыми не хочешьа научишься стремительности.
Сплетники: как тут не научиться выспрашивать, что там в мире творится? И не захотята разболтают, чем там занят Крон, который мечется все отчаяннее: посчитал, видать, возможный возраст старшего сына. И понял, чтоскоро.
Скоро. Скоро. Скоро.
Ветры. Травы. Звери. Люди. Вот моя армия, Крон. Не видишь их там, за мной? За плечами не стоят?
Правильно не видишь, потому что они все во мне. Со мной.
Я сам для себя армия.
Ну да, и коза тут еще. Жрет яблоки за весь отряд копейщиков. Попробуешь отобратьлютее леопарда кинется.
Лучше уж говори, невидимка.
А еще вот доносятся слухи. Что старший сын Крона то здесь, то там, то на краю света. А папочка, понимаешь ли, начинает метаться и все больше сходит с ума
Ата. Ате просто было не с кем играть. Богине из подземья, из мира, где обитают боги мрака. Им там, видать, тоже не особенно сладко живется. Развлечений маловато.
Вот она и хныкаламелкая, совсем девчонка с виду, Обман, рожденный на беду этому миру. Впервые поднявшийся в средний мир и понявший, что ему тут совсем не рады.