Ри не смотреть так далеко. Он не найти. Найти только Цуна.
И чего я от тебя ждала? Давай, выбирайся на берег, пойдём гулять.
Трудно, сказал белёсый силуэт.
Всё-то тебе трудно, надулась девочка, перебирая бусины и ракушки на браслете. Тогда я пойду ловить рыбу. Плыви за мной к большому озеру и смотри, не распугай мой завтрак!
Она спрыгнула в воду и побрела к водопаду, раздвигая кувшинки, а за ней скользил белой тенью Ри.
Я сказать важно.
Чего? Ты отвлекаешь, шепнула Цуна, стоя по пояс в воде с поднятыми руками.
Она замерла и почти не дышала, чувствуя, как рыбы вьются у ног и задевают их скользкими, блестящими телами.
Ри ждать, покорно сообщил тень.
Цуна облизнулась, увидев жирную, явно брюхатую самку. Вкус жареной икры так и встал у неё языке. Миг! Рука молнией метнулась в воду и рванула обратно.
Цуна весело рассмеялась, кидая в заросли на берегу норовящую выскользнуть добычу.
Говори теперь, отмахнулась она, ища рыбину в кустах, где зелень рябила от биения плавников.
Скоро на Акула плыть человек. Не ма. Другие. Ри смотреть корабль. Он плыть тут.
Люди? встрепенулась девочка. Другие люди, да? Наверное, опять кто-то, как я, родился! Это новый дар острову!
Не так, возразил Ри. Корабль не как лодка твоё племя. Корабль плыть важный Цуна человек. Важный Ри человек. Не надо тень.
Тень?
Тень. Когда я не видеть Цуна.
Не надо прятаться?
Девочка застыла в недоумении, а рыба в её руках продолжала трепыхаться. В голове зазвучал голос ма:
Ты не пали высокие костры:
Пока наш рыба-дом не виден с моря,
Никто нас не найдёт, а нет, так вскоре
Жди с кораблей смертельные дары
Глава 8 Тот, в ком бушует гроза
В этих строках разоблачится главная ложь прималей. На самом деле, ни один из нас не беседует с душами сгоревших. Язык мертвецов неведом никому. Однако же, мы видим и слышим больше других. И резче чувствуем. И глубже понимаем.
Сам я никудышный прималь. Говорю это наверняка и лишь после того, как встретил множество себе подобных. На разных материках и островах бывают и разные вестники мёртвых. К примеру, южные похожи на шарлатанов. Вместо слов они используют песни и кличи. Много движений, много шума, а толку мало. Потому я рад, что мой учитель был не из них.
Я заметил интересную вещь: те из прималей, кто стремится к наживе, почти не получают способностей. А отдавшиеся самопознанию, прозябают в нищете. Чем ближе к пустыням Аоса и садам Соаху, тем чахлее таланты. Чем дальше к льдистым водам и холодным архипелагам, тем они ярче. Самые суровые примали встретились мне на островах Большой косы. Впервые очутившись там, я ещё не знал, что вернулся на родину, а меж тем, Валаарий уже второй год как сидел на троне. Выросший в тёплых краях, я был на севере всего лишь гостем.
Примали Большой косы угрюмы и молчаливы. Наверное, холод сковал им языки. От них не услышать воплей и причитаний, не увидеть плясок и праздных движений. Пытаясь «поговорить с душами», они не обсыпают себя пеплом недавно сожжённых покойников, а приносят им в жертву часть себя. Я не знаю и не могу знать, как и зачем они это делают. Но одно мне известнонекоторые вправду слышат голоса и созерцают во сне странные картины. Такие примали обладают невероятной силой. Одни разбивают праховые вихри взмахом ладони, другие чувствуют воду за множество километров. А недавно я встретил того, кто смог добыть её из самого воздуха! На моих глазах его отёртая о штанину ладонь наполнилась влагой. И он испил её посреди мертвенно-сухой пустыни, а после напоил и меня. Сердце моё с тех пор трепещет от благоговейного страха. Во мне окончательно утвердилась мысль: таланты прималей как-то связаны с чёрным солнцем.
(Архипелаг Большая коса, о-в Валаар.13-й трид 1019 г. от р. ч. с)
Астре глубоко вдыхал сырую прохладу вечера. Шлейф ушедшего солнца разделил небо и землю бледной полосой. Было так тихо, что казалось, мир онемел. Замолкли крикливые птицы, уснул ветер, даже травинки замерли в ожидании.
Безмолвие окутало мир, всё было недвижимо, но тут раздался чей-то вопль. В спину ударила волна испуга. Калека вздрогнул, не сразу узнав знакомый голос. Это бежал, утопая по пояс в траве, Генхард.
И убью-у-у-у! сдавленно выл парнишка. Всех вас поубиваю-у-у!
Запыхавшийся, с соломой в волосах, он выскочил на поляну и остановился перед столбом Астре, утирая сопли грязным рукавом.
А и не подохнете никак сво-олочи-и-и!
Хватит стенать, отрезал калека. Делай, что велено.
Он оттолкнул испуг паренька. Это было не так уж трудно: связь между ними ещё не окрепла.
Да сгорите вы все-е-е! всхлипывал Генхард. И я вместе с вами уродами!
Ты укрытие сделал?
И н-не сделал я! Где я тебе тут его соображу? В голом поле? Хоть бы деревце в округе бы-ы-ыло! Траву вокруг столбов и ту покосили всюу-у-у!
Ладно, не вой. Нож взял?
А и взял! Еле добёг до вас проклятущих! Думал, меня по дороге поджари-ит! А-а-а-а, солнца нету совсе-е-ем! Помрём все вот-во-от!
Он продолжал причитать, пока освобождал пленников. Астре велел сначала заняться младшими. Время стремительно таяло. Генхард оттаскивал спящих в сторону и скулил:
Подохну-у-у из-за куценожки проклятого! Сгорю ведь!
Слёзы катились градом. Тощие руки тряслись.
Астре отгородился от стонов и воплей. Он думал о другом. Рядом ни леса, ни оврага, ни впадинки. Что толку от стараний Генхарда, если негде укрыться от затмения? Астре велел резать траву и закидывать детей. Привязанный к столбу и как никогда беспомощный, он ненавидел себя. Девять человек обрёк на смерть. Иремил и отец уже погибли из-за него.
Больно. Как же больно. Астре прокусил губу до крови. Прималь спас бы всех. Не требуя помощи. Не сомневаясь. Рядом с ним дети чувствовали защиту. Теперь, когда Иремила не стало, Астре должен был заступить на его место. Но как? Как он мог оградить семью от затмения? Он оставался слабым, даже используя дар прималя. Все силы уходили на то, чтобы вернуться в тело.
Что если без возврата? шепнул калека.
Больше он не сомневался. Завещания прималя одно за другим проносились в памяти яркими сполохами. Знания, которые Астре всю жизнь пытался отринуть, вливались в него, выталкивали из тела.
Да не может эта твоя трава! ревел Генхард. Тут целое поле скосить надо, чтобы их закидать! А я-то как спрячусь? А на меня тебе, куценожка, наплева-а-а-ать!
Он всхлипывал, иногда замирал, со страхом глядя в нагое небо, и снова принимался рвать сухие, шелестящие стебли.
Всё! Всё! Генхард упал на землю обессиленный. Не спасёт их твоя трава! Не спасёт! И тебя я отвязывать не буду! Чтоб тебя первого сожгло!
Он прижал колени к груди и качался взад-вперёд. Потом вскочил.
Чего молчишь, а? Чего молчишь?!
Астре не отвечал. Он, не моргая, смотрел вдаль. Не шевелился. Почти не дышал. Он ждал ответа. И ответ пришёл.
Генхард проследил за взглядом безногого и поперхнулся воздухом. С запада ударил ледяной ветер, пронзил лёгкие, скользнул под трепещущую одежду, смахнул чёрные сосульки со лба. Запад наливался свинцом. Бушевал. Клокотал. Словно кто-то невидимый натягивал на небо плотное одеяло из туч.
Стремительно надвигалась гроза. Генхард глянул на Астре и увидел, как в его глазах отразился первая вспышка молнии.
Проклятый колдун! закричал парнишка и присел на корточки.
Ураганный ветер сбивал с ног. Плохо вкопанный столб справа от Астре рухнул в траву. Генхард ухватился за второй и зажмурился. Калека смотрел, не моргая. Он не чувствовал тела. Онемевших рук. Затёкших культей. Разум Астре растворился высоко наверху. Он сгонял капли в облака. Направлял ветер. Лепил тучи.
В тебе есть дух прималя, часто повторял Иремил. И он куда больше моего.
Откуда ты знаешь? спрашивал Астре.
Я проверял тебя и не раз. Только не говорил, как и зачем. Хочешь, я научу тебя тому, что знаю?
Нет.
Астре не хотел быть прималем. Но Иремил не слушал калеку. Он часто брал его с собой в походы по пустынным землям и рассказывал, как мир делится на мельчайшие частицы, а из них рождаются вода, земля и воздух. Как ладони чувствуют живые вибрации под землёй. Как глаза проникают вглубь человеческих душ и видят изнанку.