Торговка завизжала, словно чудовище уже отгрызало от нее кусок, выбросила руки вперед, отталкивая жуткое рыло и обреченно понимая, что с таким же успехом она могла пытаться оттолкнуть от себя галеру. Монстр замер, точно окостенел неожиданно для всех[5] покрылся желтой бугристой коростой издал странный запах и ушел под воду, оставив после себя на бирюзовой поверхности маслянистые разводы.
Подозревая чудище в самом гнусном коварстве и, на всякий случай, не переставая верещать, матрона неистово забила по волнам руками, словно желая взмыть в воздух.
Зверь не заставил себя долго ждать.
Вынырнув метрах в полутора от корабляснова сине-клетчатый, или это уже был другой? он приоткрыл пасть-чемодан и потянулся к лицу Оламайд когтистым плавником. Матрона в ужасе метнулась в сторону, и когти зацепили туго намотанный на голову платок, сдернули его на глаза и потащили к себе. Оламайд, прибавив в громкости[6], впилась обеими руками в плавник, силясь высвободить из ткани кривые, как разделочные ножи, когти, и внезапно ощутила, как холодная гладкая кожа под ее прикосновением стала неровной и мягкой на ощупь, запахла странно, выскользнула из ее пальцев и пропала.
Когда матрона, выпутавшись из-под складок платка, снова смогла взглянуть на Свет Белый, на зеленоватых волнах перед ее носом покачивались лишь загадочные радужные пятна.
А над головой на веревкепотрясенный служитель культа.
Впрочем, висеть ему долго не пришлось: с края борта донеслось энергичное «Вира!», и жрец, словно знатный улов, стал медленно возноситься из пены морской в распростертые объятия команды.
Оламайд, отчаянно озираясь в поисках новых неприятностей, поняла, что кто-то вспомнил и про нее, когда по макушке ей глухо стукнуло что-то увесистое.
Да чтоб вас там всех раздуло да вывернуло! гневно задрала она головуи увидела перед собой веревку с завязанным на конце узлом.
Хватайся, ворона! проорали ей сверху.
Ее не потребовалось долго уговаривать, и через несколько минут она уже растянулась на палубе, истекая соленой водой и злостью.
Но не успела вторая, в отличие от первой, излиться в окружающий мир, как в поле зрения матроны возник человек в малиновом балахоне. Мокрая ткань обнимала его фигуру, со старанием опытного скульптора вылепляя тощие кривые ноги в одном сапоге, безбрачные трусы[7] до колена и округлый животик, вырисовывавшийся на худощавой иначе фигуре, как перевернутая лохань на скамейке.
«Седьмой месяц», беспощадно перевела его размер в общепонятную женскую терминологию Оламайд.
Ты колдунья? не подозревая о поставленном диагнозе, грозно склонился над ней кривоногий.
Я?.. торговка, ожидавшая чего угодно, но не подобного вопроса, опешила.
Нет, я! жрец впился ей в лицо испепеляющим взором. Что ты сделала со слугами Буду Дубу Губу хозяина пролива?!
Я?.. на звание «Мадам Оригинальность» торговка сегодня явно не претендовала.
Ты!!!
Я?..
Не думай меня обмануть!!! прорычал кривоногий.
Ваша просветленность, прозвучал откуда-то сбоку другой, незнакомый голос, конечно же, это колдунья!
Я не колдунья! взвилась матрона, словно обвиненная в краже кальмара у соседки по прилавку.
Ты колдунья, словно гипнотизируя, повторил тот же голос, и в поле ее зрения появился его обладатель: такой же белокожий и малиновобалахонный, но светловолосый и лет двадцати пяти от силы. Ты колдунья. Признайся.
Нет!
А как тогда ты объяснишь прорычал кривоногий.
Я не знаю!!! точно прочитав его мысли, воскликнула Оламайд. Это не я! Они сами! Или кто-то другой!
Кто? прищурились карие очи кривоногого.
Не знаю!
Ты говоришь правду? зловеще уточнил старший жрец.
Да чтоб меня акула съела! Чтоб глаза мои выпали и в подпол закатились! Чтоб волосы мои обратились в паутину! Чтоб
Хорошо, разберемся, не дослушав список несчастий, призванных обрушиться на обмотанную платком голову пленницы в случае лжи, кривоногий сморщился, выпрямился и кивнул матросам:В кандалы и в трюм.
Погодите, ваша просветленность! метнулся на перехват светловолосый жрец. Минутку! Я знаю одно заклинание, которое позволяет определить, нет ли в человеке крови киндокиузамбарской нечисти! Очень действенное! Сто процентов! Если не поможетденьги обратно! Потому что, чуется мне, есть у этой женщины второе дно!
Что?!.. рты команды раскрылись, руки Оламайд, звякнув браслетами, метнулись к дну первому, а глаза старшего жреца расширились так, что будь здесь неподалеку подпол, за них стало бы страшно.
Но светловолосый, не дожидаясь ни сомнений, ни протеста, ни совета, куда бы он мог это свое заклинание применить, бросился к торговке, склонился над ней и принялся водить в сантиметре от головы ладонями, бормоча что-то со странным ритмомто громко, то тихо, то быстро, то медленноне иначе, волшебные слова:
Кианда мбомбо говори чихубу дура баби что киттамба мухонго у тебя кимбанда кильманда кровь киндоки диндо иначе кигагала киху продадут набатанга таньга в рабство кишина самумба поняла дурында тумба?
Если бы дурында тумба и не поняла, то жуткий взгляд выразительно вытаращенных серых глаз, сопроводивший последние слова, заставил ее сглотнуть недовыплюнутую морскую воду.
Это правда?..
Вот видите, ваша просветленность! с торжествующим видом выпрямился молодой жрец. Она сказала, что это правда! Призналась! Я же говорил!
Орал, скорее скривился старший и оценивающе уставился на торговку, бормоча себе под нос:Хм С одной стороны, не колдунья С другой, магией владеет хоть и, похоже, на инстинктивном уровне
В нашем положении, ваша просветленность, каждая иголкав стогу, как говорил Шарлемань Семнадцатый, не сводя взгляда с матроны, убежденно прошептал молодой жрец на ухо старшему. Хоть зловония зажигать[8] и скорпионов на свежих в ямах менятьи то помощь стару ее наивозвышенности. Не хватает у нас жриц, сами знаететекучка, чтоб ее
А если пилозубы вернутся? хмуро вопросил кривоногий. Я не понял, что с ними случилось и насколько это перманентно.
Бросим им мужика! угодливо подсказал капитан.
Ладно, неохотно поморщился старший жрец.
Погодите, а меня кто-нибудь возмущенно начала было торговка.
И тут с ясного, хоть и усеянного редкими клочками белых облаков неба грохнул гром, не очень громкий и с обертонами жестисловно вдалеке перевернулась телега со скобяными товарами и оловянной посудой, и одно из облаков пошло сине-лиловыми пятнами.
Что это? капитан настороженно задрал голову, а за нимвся команда, точно по команде.
Аллергия? неуверенно предположил Агафон, с подозрением разглядывая психоделическую тучку.
На кого? насторожился капитан.
Главное, чтобы не на нас пробормотал его премудрие.
Если бы не обстоятельства Я бы сказал что кто-то мало сведущий в управлении погодой пытается вызвать бурю, авторитетно и многозначительно сообщил старший жрец.
Агафон машинально сделал честное лицо: «Это не я!»
А кто? снова заволновался капитан.
Агафон на его месте тоже успокаиваться бы не стал, ибо по собственному опыту знал, что самые разрушительные последствия случаются именно тогда, когда дилетант пытается сделать дело профессионала.
Раскат неожиданно повторилсяно теперь звучал так, будто на перевернутую телегу упал с десяти метров трехсотлитровый железный бак. И задел по лошади.
Когда визгливое ржание и нестройный стук отвалившихся колес затих, из пятнистого облака выпало несколько крупных, но быстро погасших искр.
Не исключено, что они были призваны изображать молнии.
Матросы на палубе нервно загыгыкали.
Если хочешь знать мое мнение, Агафон повернулся к капитану, я бы на твоем месте или поднял паруса, или дал приказ гребцам махать веслами, пока руки не отвалятся. А лучшеи то, и другое. И еще что-нибудь третье. И как можно скорее.
Твоего мнения никто не спрашивал, послушник! старший жрец, только что собиравшийся сказать то же самое, одарил Агафона уничижительным взором.
Тот спохватился, вспоминая правила игры, скроил постную мину с кислинкой сожаления и банкой горчицы раскаяния, опустил очи долу и проникновенно заговорил: