Молчание.
Звякают на полке бокалы, трещит в лампе фитиль. Время остановилось. Серое.
Панна Маржецкая, не принуждайте меня, я тоже человек
Скажи им!
Иуда.
Если руки связаныоткинутую крышку секретера можно толкнуть плечом. Лампа летитбьется стекло, растекается масло, и огонь взмывает над половицами.
У Айзенвальда хватило хладнокровия прибить огонь одеялом и затоптать разбегающиеся огненные змейки. Хрустнув осколками лампового стекла, он склонился к Северине. Та сидела с закрытыми глазами; путы лопнули, будто гнилые. Айзенвальд, баюкая, прижимал женщину к себе, пока каменное напряжение не ушло из тела и Северина не заснула, дыша глубоко и ровно.
Пан Занецкий, перевяжите.
Черт Матка Боска Я же мог ее убить
Руки Тумаша тряслись, он несколько раз промахивался с бинтом. Локтем подхватывал воду, каплющую с волослакей слегка промахнулся, заливая пламя.
Выпейте,Генрих протянул ему графин с остатками водки.Ян, окно закрой, а ковер сверни и выкинь.
Студент опрокинул графинчик в себя и икнул:
Инструменты!
Сталкиваясь лбами, кашляя от копоти, они с лакеем стали собирать с мокрого прожженного ковра Тумашево имущество.
Пан Занецкий, то ваше?синеглазый Ян держал в одной руке днище злосчастной лампы, а в другой истлевший по краю зелено-бурый бумажный ком.
Гадость какая,студент снова икнул,выкинь! Нет, дай сюда. Что здесь написано?
Он повертел ком и так, и сяк, пытаясь хоть что-то разобрать из ветхих, тронутых ржой и плесенью страниц.
Хрен поймешь! Списки какие-то старые
Дайте сюда,руки Генриха тряслись.И идемте в кабинет, вам нужно переодеться. Ян, доубирайте здесь, пожалуйста. Если чтозовите меня.
Айзенвальд, точно стеклянную, притворил за собой белую с золотом дверь кабинета. Вытащил из комода для Тумаша сухую рубашку. Бумаги положил на стол. Сам же присел на край подоконника, локтем распахнул раму, глубоко вдохнув запах мокрой зелени. Дождь, заставляя жмуриться, брызгал ему в лицо.
Хотите выпить?
Ага.
Если не трудно, вон там, в секретере, бутыль. И стаканы.
Они, не чокаясь, выпили. Раскрасневшийся Тумаш рухнул в глубокое кресло у стола.
Как подумаю пане Боже Что это было?!
Лискна. Маенток, где убили Северину Маржецкую.
А тот, что уговаривал ее все сказать, ну, тот, что печку подпирал?
Разве вы его не узнали? Мы же вместе видели в ратуше, ваш любимый Рощиц, "знаменитые генералы Лейтавы". Поясные портреты в медальонах. Игнат Лисовский, член комитета "Стражи" и национальный герой.
Не вяжется,с пьяной убежденностью изрек Тумаш,не так все это было.
А как?сидя на подоконнике, Айзенвальд глотал драгоценную "Трис дивинирис"подарок Коти Борщевского,как воду; только стакан дрожал в отставленной руке.И что должно вязаться, если бросая обвинения в предательстве мертвой панне Маржецкой, никто никогда не пытался обратиться к логике? Даже вы, математик, выодин из немногих, кто как-то посмел ее защищать.
Ну-у, давайте обратимся,Тумаш посмотрел на свой стакан.Ох, голова кружится
Айзенвальд вынул из ящика стола пузатую сахарницу мейшенского фарфора, поставил перед Тумашем. Студент кинул в рот горсть сахара, захрустел, блаженно закатывая глаза, перекрывая рычащий за окнами гром.
Так как это, по-вашему, было?
Занецкий выпрямился со страдальческим выражением на лице:
Ну-у панну Маржецкую комитет отправил с депешамито ли списками повстанцев, то ли с тактическими наметками и планами. Но она эти депеши передала Айзенвальдуза что пан Лисовский ее и застрелил.
Где?
Что "где"? А, в Лискне, своем имении. Она к нему заехала по дороге.
По дороге куда?
Не знаю,Тумаш потряс сахарницу, точно надеялся вытрясти ответ.Куда комитет с депешами отправил.
Точно вознаграждая себя за муки, юноша бросил в рот очередную горсть сахара.
Очень интересно,Айзенвальд стукнул костяшками пальцев по подоконнику.Только вот возникают два вопроса. Первый. Откуда Лисовский узнал, что она документы мне вручила? Подглядывал в окно? Вопрос второй. Если они уже переданыкакой смысл панне Маржецкой уезжать из Вильни и, тем более, заворачивать в Лискну?
Он с силой потер ладонями переносицу.
Нет уж, в подобном случае Лисовскому пришлось бы стрелять в Северину в моем доме. Или, того хуже, в моем служебном кабинете.
Тумаш моргнул.
Кроме того, я тогда этих бумаг так и не получил.
Почему?
Потому что их не нашли.
А вы кто?
Бывший военный генерал-губернатор Вильни и Виленского края.
Надо же! А выглядите, как приличный человек.
Тумаш потянулся в кресле, улыбнувшись, точно оценил удачную шутку. Почесал правую бровь.
Я еще соглашусь, если племянник. Или сын. Для самого вы слишком молодо выглядите.
Задумчиво облизнулся и признал:
Вот будь вы дервишем или графом Калиоштро
Все прозаичнее. Мне подарили молодость. Понять бы зачем?
Подарили молодость?опешил Тумаш.Вы издеваетесь?
И не думал.
Айзенвальд подставил ладонь под дождь и умыл им лицо.
Продолжим?
Студент азарно хлопнул себя по коленям:
Могу на выбор предложить два объяснения. Во-первых, комитет поручил пану Лисовскому передать панне Маржецкой эти бумаги, а во-вторых, она заехала, чтобы его подставить. Второе, кстати, не исключает первого.
Вынужден вас разочаровать. Депеши были переданы здесь, в Вильне, в Свентоянском соборе. А вот Игнат Лисовский в комитет не входил. Ушел из армии и удалился в свое поместье сразу по окончании войны. Впрочем, в "Страже" его уважали и охотно делились сведениями. Р-романтичные придурки!
П-почему?Тумаш уронил сахарницу и теперь с жалостью глядел на осколки.
Потому что он был "кротом". Личным осведомителем. Ценная зверюга: все, что нарывал, докладывал мне. Только с Севериной выслужиться поспешил.
Несмотря на грозу, вдруг сделалось очень тихо. Лишь капли за окном звонко долбили в жестяной слив.
Лисовский в Северину не стрелял. Что вы! Он никогда не убивал за предательство панну Маржецкую. В нее стрелял каратель когда она попыталась бежать. Впрочем, вы сами все это видели. Депеш при ней не оказалось, и Лисовский не знал, где они. Дом напрасно перерыли от подвалов до чердака.
Но где-то же они должны быть!
У вас под правым локтем.
Занецкий дернулся:
В-вы меня заикой сделаете.
Ногтями осторожно отслоил несколько страниц, поплевал на измазанный копотью палец.
Я лампу зажгу. Лупу можно?
Заберите их с собой. Изучите внимательно и на свежую голову. Сбор доказательствдело небыстрое. Но если окажется, что часть людей из этих списков никогда не были арестованыэто значит, что Северина не предавала.
Но откуда они у вас?!
Из Лискны. Взял лампу на память. Криво иногда сбываются желания, и чересчур поздно. Кисмет.
Дождь затихал, сделалось слышно, как мокрые листья шуршат и перешептываются на липе во дворе, роняют спорые капли. В разрывах туч засинело небо.
Почему же Лисовский не знал, что в его лампе есть тайник?
Генрих пожал плечами.
А может, это он сам сунул документы в лампу? Ну, успел как-нибудь
Допрашивали Северину. Она была связана. Интересный способ отвести от себя подозрения: отдать женщину палачам.
Вы,заморгал глазами Тумаш,вы говорите это так, будто замешаны лично.
Я люблю ее. И яединственный свидетель ее невиновности. И вот эти бумаги.
Айзенвальд откинулся к боковине оконного проема, посидел, жадно хватая ртом воздух.
Сначала для меня это была своего рода игра: приятно иметь дело с сильным противником. А панна Маржецкая была очень сильным противником, и осторожным. Уходила от слежки, избегала ловушек. Один единственный раз мне удалось подойти вплотную. Она была ранена, а я
Шелест платья, шелест дождя в деревьях за окном Запах огня, растопленного воска и, совсем немного, крови.
Простите, что заставила вас ждать,она стояла, отвернувшись к окну, и казалась на его фоне смутным силуэтом.
Что вы! Это я должен просить прощения за неурочный визит.
Генерал приблизилсяоткрытой шеей Северина могла почувствовать его дыхание.
Что вы там увидели, панна графиня?
Деревья.
Они интереснее, чем я?
Живое предпочтительней железа.
Неужели для меня не остается надежды?
Когда вы уйдете отсюда. Вместе с войсками,сказала графиня Маржецкая тихо Тогда Айзенвальд понял, что пропал. Влюбился, потерял голову Ведь достаточно же было послать в Лискну вестового с письмом и сопровождением
А я понесся сам. Как мальчишка, без охраны. Чтобы уберечь. И попал в засаду. Ваши меня подобрали.
Что?
Айзенвальд тихо рассмеялся.
Я ускакал, потом свалился. Не в форме, не разберешь. Просто раненый человек на дороге. Меня отвезли к Ульрике Маржецкой. Она меня вылечила. А Северину к тому времени уже похоронили.
Хотелось двинуть кулаком в стекло: так, чтобы полетели осколки, чтобы стеклянный звон заглушил боль внутри. Генрих сцепил пальцы на колене:
Через тринадцать лет член комитета "Стражи" Алесь Ведрич надругался над ее могилой. Есть такое поверье, что если свести полную луну, могилу предателя на распутье и кровь его живого родича, можно призвать Морену. Алесь хотел отомстить. У него были к тому причины. Он провел обряд. Все так замечательно получилось Но вмешался дядя Антосипан Лежневский. Гонец, возможно, Ужиный Король. Теперь не спросишь уже, что им двигало, когда он превратил Северину в гонца.
Как?!
Гонец в моей спальнепанна Северина Маржецкая. И полагаю, Алесь убил Гивойтоса за то, что тот посмел ему помешать. Тумаш, поверьте, мне тоже не по вкусу ваш паршивый лейтавский романтизм. Но только он все объясняет. Помните ожерелье на шее у Северины?
Тумаш передернулся.
Там есть пустое звено. Сплющенное, как от пули. Это я стрелял. Спросите у ксендза из Навлицы или у Анти, Волчьей Мамочки, ну, кто-то же видел!, есть ли в стае Морены одноглазый волк. И про лампу у Горбушки спросите: я при нем ее забирал. Не подозревая, что внутри. Да поймите же, если Северина предавала, то она не могла бы стать гонцом. Абсолют.
Тумаш неловко повернулся в кресле, хрустнув осколками сахарницы и опрокинув стакан. Подхватил его и задумчиво уставился на лужу, что пропитывала зеленое сукно и деревянную окантовку столешницы и капала с краю.
Зачем вы мне это рассказываете? Обидно Что вы хотите доказать?
Восстановить попранную справедливость, может быть Прекратить бойню. Разобраться. Собственно, меня послали сюда за этим: разобраться во всех странностях и подсказать решение. Кстати, вы мне здорово помогли.
Ущипните меня Потому что я или сплю, или спятил,Тумаш задержал взгляд на полупустой бутыли с "Трис дивинирис",или пьян в зюзю. Вы действительно считаете себя тем Айзенвальдом?
Генрих со вздохом встал, вытащил из ящика бюро документы, разложил перед Тумашем. Тот долго читал, близоруко щурясь, потом поцарапал красную сургучную кляксу с оттиском вензеля Е.С.Г.
Вы мерзавец, сударь. Вечером я пришлю к вам моих секундантов.
Хлопнула дверь. Генрих продолжал сидеть на подоконнике, потом допил, что еще оставалось в стакане, встали успел подхватить Северину, сползающую по стене.
***
Венчается раб Божий Генрих и раба Божия
Светар запнулся.
Северина,подсказал Айзенвальд. Он взял руку Гайли в свои: рука была вялой и липкой, Гайли не приходила в сознание. У священника были шалые глаза, молодой еще, не привык, что такое бывает, хотя браки in extremis разрешены. Над свечами плыл горячий воздух, а большая часть спальни тонула в темноте, и в круге света их было только пятеро: он, священник со служкой, беспамятная женщина и лакей в качестве свидетеля. Боже всеблагий, мог ли Айзенвальд когда-либо думать, что дождется такого счастья, круто замешанного на горечи. Пусть только Северина выживет. Хоть в этот раз. Господи, пусть она выживет. Я брошу все и увезу ее отсюда. Пусть мятежи и войны обойдутся без нас. Я отдал им полжизни, я заплатил достаточно: и преждевременной старостью, и гибелью друзей Я увезу ее к морю, и старые дубы и шелест волн осенят тишину. Я не дам ветру подуть, дождинке упасть на ее лицо. Я все сделаю, Господи. Только не отнимай.
Наденьте кольцо новобрачной.
Тяжелый перстень из литого старинного серебра. Amen.
Едва Ян, проводив ксендза, вернулся, Генрих велел седлать Длугоша. Времени до вечера осталось мало, а успеть нужно было многое.
После утренней грозы не стало прохладнее, душное одеяло накрывало Вильню, камни стен и мостовой парили, как летом. От привычных, казалось бы, уличных запахов тошнота подступала под горло и кружилась голова. Липучие, будто мухи в августе, патрули то и дело требовали документы. Проведя несколько часов в полицай-департаменте, прежде, чем свернуть в вотчину ротмистра Френкеля, Айзенвальд позволил себе выпить в "Гулбе" лимонной воды.
Опять вы по мою душу!Зайчик злобно хряпнул крышкой табакерки.Что, снова в действующую армию проситься, как офицер и патриот?! Так военным на мои рекомендации насрать! А после вот этого,ротмистр потряс собственноручным Айзенвальда премориалом,вы здесь и вовсе персона нон-грата. Ясно, пан Айзен-вальд?
Нет.
Что "нет"?осклабился Френкель.То-то я все кумекаю. Слали из Блау ветхого, а приехал мужчина в расцвете сил Как раз вчера на мой запрос бумага пришла. И как вы это объясните? Снова покойниками?его веко задергалось.Или вы кровь младенцев, как Калиоштро, пьете, чтоб помолодеть?
А у вас в этом интерес?
У менянет,Френкель скособочился и отвернулся.Поезжайте отсюда. Завтрауже поздно будет. Я приказал архивы жечь.
Генриху мгновенно стала понятна глухая Зайчикова тоска. И горьковатая вонь, витавшая в воздухе. И, несмотря на погожий день, плюющиеся жирным дымом трубы. Генерал заприметил дымы мельком и, занятый собственными переживаниями, почти не обратил внимания: печки часто растапливали летом из-за сырости. А это горят архивы блау-роты. Значит, город сдадут в течение нескольких часов. Похоже, мысли эти отразились у него на лице. Пан Матей скучно покивал пальцем:
Нет. Просто не люблю суетиться.
А поезда еще ходят?
Сходите на станцию и полюбопытствуйте,ядовито отозвался Френкель. И уже серьезно добавил:Отправляем последний, с дипкорпусом. Завтра в семь утра. Никак невозможно раньше: кочегары пьяны, сцепщики запряжены Сколько живуот тутошней дури тошнит.