«Если даже ты не понимаешь, я и предполагать не стану», подумала Катриона. Но старик был бы воистину слеп, если уже тогда не смог разглядеть, каким умным растет его единственный, искалеченный при рождении внук. И каким страстным. «Пылкий настолько, что раскален добела», вот как однажды сказали про лорда Майлза Нейсмита Форкосигана. «Быть может, дорогой, Петр предпочел передать свои израненные земли в руки того, кто, как он считал, сумеет их удержать.
Может, он вовсе тебя не недооценивал». А может, она просто слишком глупо ослеплена своей любовью, слишком пристрастна для объективного суждения даже после четырех лет брака. Она улыбнулась и уставилась в окно, прослеживая взглядом русло реки к востоку от них.
Река лениво извивалась, унося свою долю загрязнений в соседний восточный Округ, где протекала полностью непригодной для питья, потом в необитаемую сейчас приморскую дельту и, наконец, в море, которое поглощало если не все, то почти все. «Может, теперь люди смогут вернуться жить в дельту. Посмотрим, на что способно это поколение Форкосиганов». Она выпрямилась в кресле и напряженно уставилась вперед; машина заложила еще один вираж и шла теперь прямо над хребтом, который, благодаря преобладающей здесь розе ветров, некогда спас земли к западу от самого худшего.
Что за черт? Майлз вытянул шею и нахмурился. Вадим, что за дрянь там внизу?
Лесничий повернул голову:
Мусорная свалка, милорд.
Катриона проследила, куда они смотрят; фургон снизился.
Не уверен, что одобряю подобное. Возможно, в пресловутом ограждении и есть смысл хотя флайер-то оно не задержит.
Вряд ли тут кто-то приземляется, милорд. Наверняка они выкидывают мусор на бреющем полете из задних дверей фургона или флайера.
Логично, вот почему его так разметало. Майлз нахмурился сильней. Полагаю, никто от этого не пострадал. Но выглядит неподобающе, да.
Что, прямо-таки тянет на оскорбление величества, не меньше? переспросила Катриона, удивившаяся тому, как он внезапно рассердился.
Хм скорее, на осквернение могил.
Она прикрыла веки, соглашаясь. Да, Майлз прав.
Через несколько минут аэрофургон скользнул вниз и с глухим стуком приземлился на краю лужайки возле леса, не слишком отличимой от прочего пейзажа вокруг. Все четверо принялись натягивать защитное снаряжение. Майлз и Катриона уже надели одноразовые скафандры поверх обычной одежды, а у Энрике с Вадимом были свои постоянные спецкомбинезоны. На рукиперчатки, на ногимягкие бахилы. Майлз с беспокойством приглядывал, как Катриона натягивает капюшон и запечатывает дыхательную маскупростой полуцилиндр из прозрачного пластика с прилаженным к нему фильтром. Она пронаблюдала в ответ со слегка насмешливым видом, как он послушно приладил свой собственный респиратор. В последнюю минуту, перед тем как выпрыгнуть из машины.
Майлз вспомнил про трость и натянул на ее наконечник две пары лабораторных перчаток, завязав их пальцы. Все проверили свои дозиметры и наконец-то вышли.
Кивнув на дозиметр на поясе Вадима, Катриона спросила:
Есть предельное количество радиации, которое человек может безопасно получить за всю жизнь.
Это и ограничивает срок вашей службы на этой работе, лесничий?
Тот пожал плечами:
Чем ты старше, тем меньше значения это имеет. И лечить с каждым годом умеют все лучше. Так что эта граница движется, и я намерен шагать вслед за ней, не переступая, как можно дольше.
Если считать формально, вставил Майлз, я набрал свою предельную дозу уже на половине флотской карьеры. Нельзя принимать эту штуку слишком всерьез, не то она тебя заставит застыть на месте. В любом случае, сейчас умеют чистить гены.
Лесничий кивнул: вот такой гибкий взгляд на правила безопасности он одобрял. Его маленький сеньор двинулся к экспериментальному участку, и онвслед за ним.
Нагнав обоих, Катриона уточнила у Майлза:
И мне тоже стоит не волноваться насчет дозы радиации?
Разумеется, стоит! Он посмотрел на нее обеспокоенно. Но вообще эти цифры как были установлены, так почти и не меняются.
И уже вполголоса он пробормотал:
Кроме того, все эти штуки важны лишь тогда, когда ты намерен прожить достаточно долго и успеть состариться.
Майлз искренне считал, что не доживет до старости и вынужден поэтому жить быстро, хватаясь за любой опыт, чтобы это компенсировать. Стоит ли продолжать сейчас их нескончаемый спор на эту тему? И именно эта черта во многом делала Майлза самим собой. Наверное, не сейчас. Позже для этого непременно выдастся более подходящий случай, это она твердо решила. Катриона удовлетворилась коротким замечанием:
Будь осторожен. Или я тебе задам.
И она увидела, как серые глаза мужа за стеклом маски прищурились в усмешке.
Слабое жужжание отмечало границу испытательной делянкина краю рощицы был выбран квадрат со стороной в двадцать метров так, чтобы захватывать и заросли, и кусок лужайки. На каждом углу этого квадрата стоял генератор силового поля: они поддерживали барьер высотой в полметра и глубиной в метр под поверхностью земли, который ограждал участок и его важных, хоть и крошечных, экспериментальных обитателей. Катриона и Вадим перешагнули барьер, Энрике, слегка ойкнув, прошел насквозь, а Майлз, который сперва собирался барьер перепрыгнуть, оперся на трость и более осторожно переступил. Такого, чтобы колени внезапно подводили его, не случалось уже довольно давно, но сейчас определенно не место и не время шлепнуться в грязь.
Катриона жадно оглядела в первый раз то самое место, где она не могла определить его иначе, как «где работают мои рад-жуки», хотя вообще-то ее дизайн был не сравним по объему с тем, что вложил в их разработку Энрике. Но судят-то сперва по внешности! А первое впечатлениепсихологически самое важное.
Вот он! кончиком трости в импровизированном презервативе Майлз указал на красно-бурое барраярское растение (индюшкин сор, машинально опознала его та часть разума Катрионы, которая ведала ботаникой и садоводством) и отогнул стебель. В тени за ним сидело насекомое, продолжающее жевать лист.
Этот продукт биоинженерии был шести-семи сантиметров длиной и шестью ногами и жесткими надкрыльями походил на жука. Надкрылья, голова и ножки были глубокого, мерцающего пурпурно-фиолетового цвета. На спинке люминесцентно-желтым сиял легко различимый трилистник.
Именно сиял, с достаточной силой, чтобы бросать блики на затененный участок земли.
«Смотрится совершенно очаровательно», отметила Катриона.
Даже до того, как ее стараниями жуки стали выглядеть получше, со стороны Майлза было совершенно нечестно обзывать их «рвотными жучками», а потомкогда они самым прискорбным образом разбежались по особнякудаже «чертовыми блюющими тараканами». У исходной версиипоколения, привезенного доктором Энрике Боргосом из эскобарской лаборатории, было официальное название: «масляные жуки». Увы, с той лабораторией ему пришлось расстаться (если честно, из-за прискорбных ошибок в финансовом управлении). Нынешняя, барраярская, лаборатория в Хассадаре управлялась более мудро, и, что важнее всего, управлял ею не Энрике. Деньги не были его сильной стороной, вот наукадругое дело.
Сами по себе масляные жуки были просто мобильной самоподдерживающейся оболочкой, а вот в их кишечнике скрывался настоящий секретнабор генноинженерных микроорганизмов, обрабатывающих любую органическую материю земного происхождения, которую жуки были способны прожевать. Они поедали растительность, непригодную в пищу человеку, и срыгивали съедобную и очень питательную массу вроде тофу. А еще они производили одно из лучших удобрений, с каким садовница-Катриона когда-либо имела дело. Определенно, у них не было недостатков.
За исключением изначального внешнего вида, который кое-ктоКатриона покосилась из-под ресниц на мужа, который все еще вглядывался в тень под кустиком индюшкина сора, находил омерзительной. А это еще более безосновательно, чем привычка судить о людях по внешности. Но затем по заказу прочих акционеров дизайном оболочки занялась Катриона, поэтому новые «пищевые» жуки, переименованные в «блистательных жуков», получились весьма привлекательными и очень популярными. А Майлз постепенно переменил свое мнение.