Вздохнув, я стал выбираться из метро. Наська вьюном пробиралась следом. Несколько здоровых мужиков, которых она мимолетно сдвинула с пути, растерянно смотрели вслед. Никто, конечно, и представить себе не мог, что куколка разгуливает по Москве, будто человеческий ребенок.
Глава третья
Накануне Перемены в Москве было меньше тысячи таксофонов. Стояли они в таких местах, что многие москвичи про них вообще не знали и уж тем более никогда не звонили. Зачем, если в кармане даже у ребенка или старика есть сотовый?
Но зато таксофоны были бесплатные.
Теперь сотовой связи нет, телефонные будки вернулись в города (говорят, какой-то древний завод на этом озолотился), но надо платить за звонок.
Я остановился у таксофона рядом с метро, вставил карточку в аппарат и набрал номер отдела «Экс». Хорошо помнить числа это очень удобно, не нужно таскать с собой блокнот.
Их производители, кстати, тоже выиграли от Перемены.
Не знаю, сколько народа служит у Лихачева в подчинении, никогда там не был. Но вначале трубку взял мужчина с резким командным голосом, потом я добрался до какой-то юной девицы. И лишь потом мне позвали полковника.
Чутье у него имелось. Впрочем, после недавних событий я бы очень удивился, откажись он от встречи. Я сказал, что подожду у Комка на Шлюзовой набережной, полковник ответил: «Буду через пятнадцать минут», и в трубке запикал отбой.
Полковнику никто не пишет, сказала Наська, толкущаяся возле будки. Полковнику все звонят.
У нее очень медленно шла первая фаза мутации, она несколько лет провела неподвижно. Лежала и читала книжки, их на удивление много оказалось в Министерстве культуры. Читала, похоже, всё что попало, не только детские книжки или детективы. Может, поэтому немного странная.
Идем, сказал я. Подождем на месте.
На самом деле мне не хотелось дожидаться полковника. И когда мы дошагали до Комка, и я там никого не обнаружил, меня это порадовало.
В этом Комке я никогда не был. Он упал на уродливое невысокое здание, в котором размещался фитнес-клуб и какие-то государственные конторы. Кажется, даже почта, и это меня позабавило на Мичуринской тоже «Почту России» накрыло падением Комка.
Может, Продавцам когда-то посылку не доставили?
Этот Комок был почти правильной формы, напоминал расплющенную каплю, или спелую фигу, ну или хинкали если вы грузин Прочие ассоциации я оставил за невоспитанной куколкой.
На моих глазах к дверям Комка подошла молодая женщина. Дернула ручку. Удивилась. Подергала еще. Пожала плечами и пошла навстречу нам, к метро.
Видимо, нечасто ей приходится продавать кристаллы, иначе удивилась бы сильнее. Серчеры знают, что Комки открыты всегда.
А нас пустят? шепотом спросила Наська.
Меня пустят, ответил я с уверенностью, которой не испытывал. Ночной разговор с Продавцом казался сейчас нереальным.
Мелькнула мысль: а не зайти ли самому, оставив Наську снаружи? Но если она уйдет и заблудится?
Что именно тебе сказало Гнездо? строго спросил я, когда мы подошли к дверям.
Что свершилось ужасное злодеяние! с готовностью ответила Наська. Кто-то убил Продавца! И тебе надо выяснить, кто, тогда друзья покойного дадут тебе кучу всякого добра!
В целом верно, признал я. Ты не боишься увидеть мертвеца?
Наська ответила не сразу и на этот раз очень серьезно:
Максим Когда у нас Гнездо убили, я помогала Дарине тела носить. Только мне стражу или монаха тащить было тяжело, особенно если они остались целыми. Я носила куколок.
Она помолчала секунду.
Своих подруг.
Черт. Меня как под дых ударили. Вот эта ее веселость и энергия они порой заставляют забывать, что передо мной куколка. Которую родная мать отдала в детстве в Гнездо. Которая несколько лет лежала, пока мутаген боролся в ней с опухолью. Обычно на это не нужно много времени, но тут что-то пошло не так. Дарина говорила, что к ней редко заходили другие куколки дети не очень-то умеют сочувствовать.
А потом, когда она все-таки поправилась и у нее появились друзья, их всех убили.
Извини, сказал я. Глупость спросил.
Ничего, ответила куколка. Это у всех бывает. Ты не бойся за меня, я не стану пищать. И ничего не буду хватать и лезть куда попало. Нас учат дисциплине.
Вот в этом я сомневаюсь, признался я.
Мы были уже перед дверью, а Лихачева еще не наблюдалось. Пробок в Москве нынче нет, слишком дорогой бензин, но ведь могло его что-то задержать?
Зайдем, решил я и взялся за ручку двери.
Дверь открылась легко. Комок действительно ждал моего появления.
Я вошел первым, огляделся.
Ну, всё как обычно. Глухая стойка прилавка из того же непонятного бугристого материала, что стены и потолок. За ней метра два пространства, далее плотный занавес.
Прохладно.
Эй! позвал я. Есть кто?
Все-таки я не был уверен, что Продавец мертв.
Тишина.
Наська попыталась высунуться вперед, я придержал ее за плечо.
Можно войти? снова позвал я.
Нет ответа.
Пахнет, сказала Наська.
Чем? Я насторожился. У куколок чувства развиты куда сильнее, чем у людей. Кровь?
Нет химия какая-то. И озон.
Я принюхался. Да, пожалуй, слегка пахло грозой. Химических запахов я не ощущал.
Хорошо, решил я. Стой пока тут.
И двинулся вперед.
Продавца я увидел, когда подошел к прилавку. Он лежал сразу за стойкой, вытянувшись в полный рост всей массивной тушей, замотанной в серые и песчано-коричневые тряпки. Из-под одежды, будто ноги, торчали толстые металлические штыри, с растопыренными, будто птичьи лапы, опорами. Под телом расплылась большая липкая лужа густо-синей жидкости.
Что за сказал я и, опершись на стойку, перепрыгнул к Продавцу. Наклонился, посмотрел в проглядывающее сквозь ткань лицо. Глаза были закрыты, лицо казалось мертвым.
В общем, мертвым оно и было.
За спиной легонько стукнуло я обернулся, обнаружил, что Наська стоит на прилавке. Похоже, запрыгнула прямо с пола.
Мертвый, сказала Наська. Это он пахнет.
Да, теперь я чувствовал идущий от Продавца запах. Он не был неприятным, он вообще казался неживым, это был запах сгоревшей электроники и разлившейся химии.
Вашу ж мать сказал я, глядя на торчащие из-под одеяний металлические «ноги». Вы что, роботы?
Это механическая жизнь! прошептала Наська с явным восхищением. Перед нами сломанный автопродавец!
Я осторожно приподнял подол одежды. Металлические ноги ожидаемо имели что-то вроде сустава в районе колена, а заканчивались в рифленом и явно металлическом цилиндре. Уже догадываясь, что увижу, я засучил Продавцу рукав. Кисть, на вид совершенно человеческая, в районе запястья была насажена на металлический стержень.
В общем, если бы ребенка попросили изобразить робота он бы примерно так и нарисовал. Не хватало разве что носа-лампочки.
Наська спрыгнула ко мне, тоже наклонилась над телом (если, конечно, сломанную машину можно так называть). Протянула палец, потрогала разлитую синюю жидкость, прежде чем я успел ее остановить. Понюхала. Брезгливо поморщилась и вытерла об одежду Продавца. Сообщила:
Это оно воняет.
Я тем временем обнаружил, что ткань на груди Продавца разрезана или прорвана. Развел края и обнаружил тот же самый рифленый металл, только с узкой пробоиной, сантиметров десять-двенадцать длиной. Края пробоины торчали зазубринами, на них застыла синяя вязкая масса.
Зарубили топором, сказала Наська.
Интересная версия, дорогой Холмс, сказал я. Но почему топором?
Элементарно, Ватсон! Наська взглядом указала в сторону. Я глянул. У края занавеса лежал топор. Деревянная ручка, клиновидное лезвие самый обычный плотницкий топор. Даже не какое-нибудь экзотическое боевое оружие.
Как-то очень просто для всемогущих и самоуверенных Продавцов, нет?
Тюк топориком в грудь робот-пришелец отбросил коньки и протянул грабли.
Топор, сказал я. Мы же вроде не в Питере Так, Наська. Говоришь, у вас дисциплина?
Наська быстро спрятала палец, которым собиралась потрогать пробоину, за спину.