- Дело не в вере, - он качнул головой, - дело в вашей хрупкости, Эвелин. Эта ноша вам не по силам - На его лице были отчетливо видны следы внутренней борьбы: - Глядя на вас возникает желание защитить. Такие, как вы.
- Для госпожи графини это может стать хорошим подспорьем, - неожиданно для меня произнес вдруг Иван.
- Иван!голос графа прозвучал громом. Неотвратимым и неизбежным.
На бывшего денщика Алексея Степановича это вряд ли подействовало:
- Вы же видите, онане отступится, - вздохнул он, глядя на меня с легким недовольством. Похоже, не сильно-то и разделял проявленное мною упорство.Вся в папеньку.
- Что?!попыталась возмутиться я, но тут же отвела взгляд, догадываясь, что это вполне могла быть еще одна проверка.
Тема отца, вопреки ожиданиям, получила продолжение:
- Да, Федор из тех, кого не сдвинешь. Хорошо еще, умом не обижен, - заметил граф, оценивающе посмотрев на меня. Словно пытался понять, насколько в словах Ивана было от лести.
- Будь здесь Трофим - задумчиво бросил Иван.
Я была склонна с ним согласитьсяприсутствовала уверенность в поддержке мага, но Соров покинул поместье, только и позволив себе, что немного отдохнуть. Его ждала столица и.
О бароне Метельском я предпочитала не вспоминать.
- Как бы ему самому не понадобилась моя помощь!угрюмо бросил граф, вновь скосил взгляд в мою сторону.Вам сохранят титул. Если захотите выйти еще раз замуж.
- Замолчите!произнесла я тихо, но так четко, что сама испугалась той жесткости, с которой прозвучало короткое слово. Но и это меня не остановило: - Не смейте говорить мне, что я могу предать мужа. Что я..
Воздуха не хватило, а вздохнуть я просто не смогла, глядя на Горина не с ненавистью нет, я не имела права ненавидеть человека, который думал в первую очередь обо мне, с тем непониманием, когда ты вроде и осознаешь, но не в состоянии связать сказанное именно с этим человеком.
- Эвелина!граф сделал шаг ко мне, прижал крепко выдавив из груди неимоверную тяжесть и позволив наконец-то сделать первый вздох.Прости меня дочка. Прости.
Это была сладкая боль. Разрывающая изнутри горечью, тоской, пониманием, что жизнь уже никогда не будет такой, какой была еще недавно, но в ней рождалось что-то новое для меня, похожее на убежденность, что то, что было не по силам мне одной, мы обязательно сможем сделать вместе.
Я и он. Чужой человек, назвавший меня дочкой.
И не важно, что текли слезы, что граф еще не сказал своего последнего слова, способного, как перечеркнуть все мои помыслы, так и стать благословением, я уже стала другой. Не - сильной, не уверенной в себе, неспособной вынести все, что бы мне ни послала Заступница. Просто знающей, на что готова ради тех, кто мне действительно дорог.
- Алексей Степанович - весьма неаристократично всхлипнув, шевельнулась я.
Невысказанную просьбу он выполнил мгновенно. Отстранился, чуть смущенно посмотрел, как если бы просил простить за излишнюю порывистость, потом перевел взгляд на Ивана, который стоял у меня за спиной.
Обернувшисьграф был в явном замешательстве, увидела, как по лицу его помощника стекает одинокая слеза.
Это было выше моих сил! Двое мужчин воинов, не раз смотревших в глаза смерти.
Для одного Георгий был едва ли не сыном, для другого.
Какие именно чувства испытывал к моему мужу Иван, мне известно не было, но я не раз слышала, с каким почтением говорил Георгий о бывшем денщике графа Горина.
- Вы ведь позаботитесь о нашей дочери и Владиславе?с трудом совладав с голосом, который норовил сорваться на сип, спросила я у Алексея Степановича, пытаясь помочь и себе и им справиться с волнением.
- Я еще ничего не решил, - качнул он головой. Когда я попыталась возразить, вновь повел головой из стороны в сторону: - Дайте мне два дня. Если обстоятельства не изменятся.
Мы оба понимали, что вряд ли это произойдет, но если ему было так легче.
- Вы позволите мне прочесть письма князя Изверева?судорожно вздохнувменя еще слегка колотило от испытанных эмоций, спросила я, посчитав, что эту задержку можно использовать себе на пользу.
Граф и Иван переглянулись.
- Да, - твердо произнес Горин.Я принесу.
Настаивать на том, чтобы получить их немедленно, я не стала, предположив, что бумаги находятся в тайнике, раскрывать который он не хотел:
- Хорошо, - утомленно улыбнувшись, кивнула я.Тогда - взгляд скользнул по полу, по листу бумаги, пытавшемуся определить мою судьбу. На глаза вновь навернулись слезы, но на этот раз я справилась, не позволив слабости взять надо мной верх.Я буду в саду, с дочерью, - решительно закончила я и, надеясь, что покину кабинет графа до того, как закончится моя выдержка, направилась к двери.
Останавливать меня никто не стал.
К лучшему.
***
Решимость покинула, стоило мне только выйти из кабинета графа, но вернулась боль, которую там, стоя напротив двух мужчин, я пыталась усмирить яростью.
Мой муж. Отец моей дочери!
Насколько Георгий был мне дорог, я поняла только теперь. Потеряв.
Догадываясь, что ещё мгновение, и я разрыдаюсь от жалости к самой себе, быстрым шагом направилась в детскую. Алена была единственным человечком, способным заставить меня собраться, не упасть духом. Ради неё я вынесла тяготы пути сюда, ради неё.
На что я ещё способна ради неё, мне только предстояло узнать.
Забрав у Катерины накормленную и оттого довольную жизнью дочь, вышла вместе с ней в сад. Владислав, крутившийся рядом с кухнейуже успел обаять местных женщин своей непосредственностью, увидев меня в окно, догнал и, спросив разрешения, пристроился рядом.
Разговаривать желания не былов голове роилось множество мыслей, не давая сосредоточиться, но не прошло и получаса, как я пусть и не весело, но вполне искренне улыбалась, слушая истории из его детства.
Был он непоседой и шкодником, но не от злости или паскудности, от озорства и нежелания предаваться унынию ни при каких обстоятельствах. А ещё он умел оценивать происходящее вокруг него с какой-то взрослой разумностью, которое редко свойственно его возрасту.
Общение с Владиславом совершенно неожиданно для меня вернуло самообладание, позволив притушить эмоции и более здраво оценить ситуацию, признав, что выглядит она еще более драматично, чем воспринималась мною раньше.
Подобное письмо от Ксандрафактически, признание вины Георгия. Даже если что-то и будет сделано, то вряд ли с целью восстановить честное имя, скорее уж, найти весомые доказательства его предательства.
А ещё барон Метельский, все поступки которого говорили об имеющейся поддержке со стороны императорского рода. И отряд гвардии, который он вряд ли использовал в погоне за мной, не имея на то особого разрешения. И осторожность, с которой предпочёл решать проблемы Трофим, занимающий в Канцелярии розыскных дел весьма высокую должность мага-дознавателя. И граф Горин, который, узнав об обыске в доме Орловых, выехал нам навстречу, не догадываясьточно зная о поджидавших нас сложностях.
Все эти факты говорили сами за себя, заставляя увериться в правильности собственного решения.
Кто, если не я?! Его жена!
Понимания, насколько не готова следовать сделанному выбору, это не отменяло. Как и ужаса перед будущим, которое теперь зависело только от меня. И от Заступницы, на милость которой так хотелось рассчитывать.
А еще были рассказы бабушки о прошлом, которые в детстве воспринимались сказками. Не все сохранилось в памяти ясно и отчётливо, многое просто отдавалось в душе то страхом, то восторгом, но одна за много лет так и не забылась.
Княгиня Екатерина Лазариди. Дочь графа Суворова и супруга принявшего подданство Вероссии князя Лазариди, сына одного из старших князей Ритолии, прекратившего длившуюся более десяти лет войну между двумя государствами и преданного новой родиной.
На эшафот она взошла вместе с мужем, отказавшись отречься от супруга, сохранив жизнь и себе, и ребёнку.