Рассказывая ту историю, бабушка не возвеличивала её поступок, но и не осуждала, всего лишь сказав, что когда обстоятельства выше нас, когда Заступница подводит к краю, простых решений не бывает.
В этом, как и во многом другом, она оказалась права. Мне очень хотелось закрыть глаза и, проснувшись, вновь оказаться в той беззаботности, которой, как теперь стало ясно, были наполнены последние полтора года моей жизни.
- Вы позволите?Алексей Степанович остановился на ступеньке беседки, в которой я устроилась.
Аленка уснула, мило сопя у меня на руках, Владиславу надоело просто гулять по тропинкам сада, и он умчался к новым друзьям, а я, найдя уютное местечко, присела на лавочку, наслаждаясь умиротворенной тишиной и игрой солнечных лучей, пробивавшихся сквозь молодую листву и рисовавших на деревянном полу замысловатые узоры.
- Да, конечно, - качнув Аленку, кивнула я ему на скамейку напротив.Будете меня отговаривать?не позволив себе ни одной лишней эмоции, спросила я, когда он последовал моей предложению.
- Нет, - он твердо посмотрел на меня, - но напомню о моей просьбе обождать с окончательным решением пару дней.
- Я не забыла, - кивнула я, поймав брошенный им на Аленку взгляд.
Было в нем что-то удивительно трепетное, идущее из глубины души. Нежность, бережность, трогательная забота, подспудное желание защитить.
Трофим, Иван, а теперь и граф Горин. В каждом из них я замечала вот это благоговение, с которым они смотрели на кроху. Сильные мужчины, воины, для которых в этом непростом мире осталось что-то святое, делавшее их мягче, добавлявшее их образу щемящей трогательности.
Георгий был таким же. Смелым, решительным, неподкупным и ласковым, любящим, верным.
- Но - его улыбка была грустной.
- Что«но»?не сразу поняла я. Воспоминание о муже вновь всколыхнуло утихшие было чувства, бороться с которыми оказалось очень нелегко.
- Мне послышалось, что вы хотели еще что-то добавить?пояснил он, видя мои затруднения.
- Мне показалось, что эти два дня ничего не изменят, - грустно улыбнулась я в ответ.И вам это хорошо известно.
- Вы удивительно наблюдательны - заметил он не без оттенка горечи.
- Не похожа на ту барышню, которой увидели меня впервые?уточнила я, вспоминая ту встречу.
Граф был весьма мил, приветлив, оказывал мне знаки внимания, говорил, что если Георгий не будет беречь меня и лелеять, то обязательно отобьет столь прелестное создание, но при этом, считая, что я не замечаю его взглядов, смотрел с каким-то потаенным сожалением. Вроде как искал во мне что-то, но не находил.
- Вы тогда походили на взъерошенного воробышка, - как-то тягуче, вздохнул он.Маленького, измученного сомнениями, но готового броситься на каждого, кто посягнет на что-то, известное лишь ему одному.
- Вот как?!искренне удивилась я, признавая, что его характеристика была весьма точна.
Князь Андрей Изверев.
В те дни в моем сердце был только он. И не важно, что «да» я сказала другому, не посмев пойти против воли отца, что не егочужие руки ласкали мое тело, срывая с губ сладостные стоны, что на меня смотрели пепельно-серые, а не голубые глаза.
Все это было не важно, существуя отдельно от той любви, от которой не находилось избавления.
- А теперь?чтобы высушить вновь выступившие на глазах слезы, негромко спросила я.
- Теперь?переспросил он, словно давая мне время вновь обрести самообладание.На грозную орлицу, - улыбкой подбодрил он меня. Всего мгновение, и выражение лица Алексея Степановича стало серьезным: - Я должен вам кое-что сообщить - голос графа неожиданно дрогнул, вызвав у него недовольную гримасу.
- Я слушаю вас, - сглотнув вставший в горле ком, твердо произнесла я.
- Это известие будет не самым приятным, - счел необходимым предостеречь меня Горин.
- Я слушаю вас, - повторила я, надеясь, что мне достанет выдержки принять очередное испытание.
- Я получил вестника от одного из своих осведомителей в столице.
- С мамой Лизой все в порядке?перебила я его, сразу подумав об оставленном доме.И со слугами.
- За них можете не беспокоиться, - он чуть укоризненно качнул головой.Ваше отречение произойдет не раньше, чем через два-три месяца.
- Отречения не будет!вновь не дала я ему закончить.Никогда!
-и до этого момента вашим домочадцам ничего не грозит, - продолжил граф, «не заметив» моей реплики.Сведения касаются вашего брата, Эдуарда Красина.
- Моего брата?с некоторым недоумением посмотрела я на Горина.
Да, теплых отношений между нами никогда не было. Он был старшим, да к тому же и мальчиком. Пока жива была бабушка, виделись мы редкоотпрыска Федора (как она называла Эдика) она не жаловала. Да и потом, когда я приезжала домой из пансиона, встречались лишь за завтраками, да иногда обедами.
Но, тем не менее, он был братом, что немало для меня значило.
- Он связан с бароном Метельским, - не ровнонарочито равнодушно произнес граф, не скрывая этого, наблюдая за моей реакцией.
- Этого не может быть!уверенно ответила я, даже несколько расслабившись.
Мы были одной семьей.
- Вам ведь неизвестно, что находится в том конверте, который по завещанию Элеоноры Красиной должен быть вскрыт в день вашего двадцатипятилетия?внезапно уточнил Горин.
- А какое это имеет значение?тут же поинтересовалась я, не видя связи между одним и другим.
- Наследником вашего отца является его старший сын, Эдуард Красин. - Граф вновь говорил о не совсем понятных мне вещах.
- Да, это так, - подтвердила я.Но разве в этом есть что-либо неожиданное?
- И основное достояние Красиных, которое достанется вашему брату, оружейные заводы.
На этот раз отвечать я не стала, лишь кивнула. Наш род славился не только именами предков, но и производством пистолей и пушек, которыми владел.
- Моему осведомителю стало известно, что по просьбе Эдуарда была проведена проверка в документации, которая выявила отсутствие нескольких очень важных патентов. Совершенно точно, что они не были проданы, продолжая принадлежать семье Красиных.
- Но где же они?непонимающе посмотрела я на Горина.
Дела завода были от меня так далеки.
- Скорее всего, в том самом конверте, - граф чуть наклонился вперед, - и являлись частью вашего наследства.
- Но зачем?я качнула забеспокоившуюся Аленку, но дочь не затихла, похоже, взбудораженная нашим разговором.
- Уверен, - встал со скамейки Горин, - что у этого вопроса имеется свой ответ.Вас оставить или.
Я посмотрела на куксившуюся дочь. Похоже, пришло время менять пеленки.
- Мне тоже пора возвращаться, - аккуратно поднялась я. Позволила графу поддержать меня под локоть, пока спускалась по ступенькам, и, уже выйдя на дорожку, ведущую к дому, поинтересовалась, удовлетворяя собственное беспокойство: - Вы считаете, что Эдуард желает завладеть этими бумагами?
- Не хотелось бы пугать вас еще больше, - Горин смотрел на меня, словно извиняясь, что вынужден произносить эти слова, - но я в этом полностью уверен.
- Уверены - повторила я за ним, продолжая качать Аленку. Она еще не плакала, но, судя по тому, как морщился ее носик, вот-вот собиралась разныться.А отец?
Опасения, что ответа не дождусь, не оправдались:
- Федор очень жесткий человек, - несколько отстраненно начал граф, явно думая еще и о чем-то своем, - но справедливый. И не важно, что последние годы перед смертью Элеоноры, они были в ссоре, общаясь только по необходимости. Против ее воли он бы не пошел. Тем более в том, что касается вас.
- Касается меня?я была вновь вынуждена произнести его слова.Это что-то значит?
Судя по тени недовольства, исказившего его изуродованное шрамом лицо, до такой степени откровенности он доходить не собирался.
Увы, задать следующий вопрос мне уже не удалось. Катерина, заметив с балкона наше приближение, вышла навстречу, заставив закончить этот разговор.