Послушай ты, дерьмо собачье, не действуй мне на нервы, а отвечай на вопросы! Допрашивал ли тебя Шамшурин и что ты ему рассказал? начиная закипать, требовал Цердарь.
Я не помню, допрашивал меня Шамшурин или нет, упрямо твердил Милютин и, не моргая, смотрел на Цердаря.
У Виктора Александровича от накатившегося бешенства начала дергаться правая сторона лица. Он медленно поднялся и двинулся к Милютину. Наум побледнел и хотел встать на ноги, но, сбитый кулаком, отлетел в угол. Цердарь приблизился к нему и стал избивать ногами. От боли Наум потерял сознание и очнулся лишь от холодной воды, которую ему лили на лицо. Перед ним на корточках сидел начальник СИЗО, который в это время говорил:
Ни к чему так, Виктор Александрович. Ты же убить его мог.
Ну и хрен с ним. Списали бы как-нибудь.
Кажется, все в порядке. Очнулся, увидев открытые глаза Милютина, сообщил Васильев. Потом, обращаясь к пострадавшему, сказал:Виктор Александровиччеловек серьезный. Он и покалечить может, поэтому старайся его не злить, участливо посоветовал начальник СИЗО. Он помог арестованному подняться и усадил его на табурет:Ты полегче, сказал он Цердарю, направляясь к двери.
Наум, я еще раз спрашиваю, допрашивал ли тебя Шамшурин и что ты ему рассказал? переходя на дружеский тон, спросил Цердарь.
Был он у меня несколько раз и просто вел разговор, но не допрашивал. Попросил рассказать об обстоятельствах ограбления видеоаппаратуры. На этот вопрос отвечать я отказался и заявил, что показаний давать не буду, Милютин говорил с паузами, низко опустив голову.
Молодец. Так поступай и дальше. Если дашь правдивые показанияжить не будешь. Четко осознай это. С сегодняшнего дня ты находишься под пристальным контролем. Малейшие отклонения в сторону будут жестко пресекаться. Не доводи себя до мер «воспитательного» характера, которые будет применять Васильев, но они будут задействованы только тогда, когда ты поведешь себя неправильно. В случае положительного исхода дела в накладе не останешься. Видеоаппаратуру возвратим с компенсацией за ее использование. Тебе все понятно, Милютин? в заключение спросил Цердарь.
Понятно, уныло ответил Наум.
Каждый шаг Милютина держи под контролем, велел Цердарь, возвратившись в кабинет Васильева, глаз с него не спускай. При малейших отклонениях сразу информируй меня. И еще вот что. У тебя есть свои возможности и их надо использовать максимально по дискредитации Шамшурина, Санева, Сидорени и всех остальных добропорядочных. По Саневу сделай подборку с тех времен, когда его снимали с должности. По Сидорене работаешь согласно просьбе Ситняка. Его отношение у тебя будет. Сможешь все это выполнить?
Ну почему же, конечно, выполню. Не впервой, опыт имеется, с усмешкой ответил Васильев.
Ценю и Анатолию Ефремовичу доложу о твоей помощи, а сейчас пока, подавая руку на прощание, улыбнулся Цердарь.
Виктор Александрович решил заехать к Ситняку и согласовать с ним дальнейшие совместные действия. Его верный друг Сергей совсем раскис, когда высокопоставленные генералы, стоявшие у него на кормлении и обещавшие золотые горы, вдруг ушли в сторону, спасая свои шкуры. Его надо было встряхнуть и заставить активно сопротивляться следствию, подключить к этому делу бывших «добропорядочных друзей», откровенно предупредив их о нависшей опасности. Это обстоятельство заставит высокопоставленных лиц активно вмешаться в следственный процесс и направить его в нужное русло.
Ситняк находился на месте. Он уныло глядел в окно на проходящую рядом магистраль, где беспрерывным потоком шел транспорт из города.
Что пригорюнился, Серега? Сидишь один, без настроения, и, глядя на тебя, самому плакать хочется, бодрясь, сказал Цердарь и обнял подошедшего к нему Ситняка.
А чему радоваться? Сам видишь, как все пошло. И тебя, и меня Рыков старается посадить, потому так активно под нас копает. А где наши друзья-генералы? Обмарались и затихли. Они задницы свои спасают и уверены, что спасут. Но я им не дам спокойно сидеть на должностях. Когда мне плохо станет, начну всех закладывать. А сказать есть что, со злобой ответил Ситняк.
Тебе давно пора обозлиться и начать активно действовать. Первое, что нужно сделать, это подключить к делу своих высоко сидящих оглоедов. Каждому объяви о своих намерениях. Пусть потрясут лампасами и сделают то, что они должны были давно сделать. Подключай их, Серега, они должны поставить палки в колеса следствию и помочь нам.
После того как эта свора мудаков даже на мои телефонные звонки отвечать не желает, я буду поступать так же. Прощать такого отношения не собираюсь. Когда возил ящиками коньяк и деликатесы, то брали без зазрения совести, а сейчас, видите ли, боятся обмараться. Нет, дудки, будете, сволочи, делать то, что я скажу, все больше возбуждаясь, говорил Ситняк.
Вот сейчас на тебя приятно смотреть. Только одну внесу поправку: подключай твоих дружков к работе немедленно, сегодня же. Если ты со своей стороны, а я со своей привлечем наши связи к делу, то, даю голову на отсечение, расследование не даст результата, заверил Цердарь.
Твою поправку принимаю и действую, согласился Ситняк.
Вот и лады. Будем постоянно информировать друг друта о результатах и принятых мерах. И еще. Надо в ближайшее время встретиться и посидеть у Вишневского, а то совсем забыли об отдыхе.
Против таких предложений возразить трудно, поэтому согласен. Только сообщи, когда подъехать. Спасибо, Витек, что заехал и немного взбодрил меня. Значит, в будущем действуем вместе. Это очень хорошо. Граммов сто коньяка выпьешь?
Выпью.
Тогда пошли, Ситняк взял под руку Цердаря и повел в комнату отдыха.
* * *
После исповеди Сидорени о своих злоключениях Санев решил побеседовать с Данковым, проходящим по делу вместе с Милютиным и тоже находящимся в следственном изоляторе. Но на эту встречу необходимо было получить разрешение у следователя Скачко. К нему и направился Санев.
Скачко в это время был в своем кабинете, допрашивал молодого парня, совершившего хулиганство. Увидев вошедшего Санева, оторвался от своего занятия и попросил его чуть подождать.
Через четверть часа, когда два милиционера увели допрашиваемого, следователь пригласил Петра Федоровича зайти.
Какие вопросы у тебя возникли и чем я могу помочь? спросил Скачко.
Я к тебе вот по какому делу. Дай разрешение на беседу с Данковым, попросил Санев.
Ты что, не знаешь закона? Не имею права. Сейчас уголовное дело расследуется неплохо, а ты каким-нибудь неосторожным словом можешь навредить. Нет, не дам разрешения. Да и зачем он тебе понадобился?
Не собираюсь я тебе вредить. Мне свои вопросы решить надо. Просто с ним побеседую.
А, понимаю, кое-что хочешь выяснить по видеоаппаратуре Милютина. Он однажды в приватной беседе проговорился, что его ограбили, а потом замолк и, как я ни пытался что-нибудь подробнее выяснить, ничего не сказал. Данковего друг и, безусловно, многое знает.
Ограбление Милютина не мое дело. Его расследует Шамшурин, и ты это прекрасно знаешь. Мне другие вопросы необходимо выяснить, которые совершенно не касаются твоего дела. Так ты даешь мне разрешение или нет?
Извини, раз не могу, то не могу, сожалеюще развел руками Скачко.
Хорошо. Тогда с этой же просьбой мне придется обращаться к руководству МВД. Сожалею, что к тебе зашел, однако надеюсь: начальник следственного управления в ближайшее время тебе мозги вправит, со злостью сказал Санев, уходя из кабинета.
Скачко почувствовал, что слегка перегнул палку, пошел на попятную.
Подожди, Санев. Чего так горячишься? Можно ведь спокойно все решить. Вот, возьми разрешение, подавая подписанную бумагу, заявил он.
Направляясь в следственный изолятор и все еще находясь под впечатлением встречи со своим старым знакомым, Санев подумал: «От таких узколобых следователей добра не жди. Со временем они превращаются в механических, равнодушных роботов, которым наплевать на человека и на все человечество. Это самые опасные люди в правоохранительной системе. Такая категория сотрудников, как древоточцы, подтачивают ее устои и приводят в конце концов к искажению закона, что в нашей благословенной стране постоянно случается. Закон наказывает виновных, но он должен быть справедлив, и в первую очередь на его страже стоит следователь, его исполнитель».