Ну и шуточки у вас, господин, заёрзал я и отодвинулся.
Посмеяться я был горазд. Только после всех событий слегка не поспевал за происходящим, а о многом и вовсе только догадывался, строя одно предположение за другим.
Эйриг оставил моё плечо, сложив на груди руки. Пока он раздумывал, я попытался стянуть цепочку через голову.
Может, порвём звено, а ювелиры починят? Или точно, господин, идёмте в ювелирную лавку, и они там уже разберутся, ведь верно, господин! мысль казалась мне замечательной, просто великолепной!
Не сумеют. Цепь не порвать, звенья не разомкнуть, вернул меня с небес на землю Эйриг, кажется, не прерывая своих размышленийего взгляд продолжал сверлить невидимую точку пространства.
Значит, она заговорённая, господин?
Эйриг не ответил, но это и так было ясно. Ведь пока амулет был на нём, он не мог освободиться, а как только я убрал помеху, без труда выдрал цепи из стены. Вдруг я смекнул, что не каждый силач способен на такоедолжно быть, он был невероятно силён.
«А с виду и не скажешь», подумал я, оглядев его украдкой с более близкого расстояния.
Эйриг был, конечно, достаточно высок и крепок на вид, но ничего выдающегося я не заметилникаких рвущих рубашки мышц и кулаков со среднюю тыкву, как у силачей в цирке. И всё же он сделал это вчеравырвал цепи как бурьян из влажной земли.
Значит, захоти он мне отвернуть голову, смог бы наверное сделать это голыми руками. Я бы и пикнуть не успел.
Решено! ударил он кулаком по раскрытой ладони, заставив меня подпрыгнуть на месте. Я разберусь, как расстегнуть замок, а до тех пор амулет останется на тебе.
Но вдруг я не устою, и продам его, господин? такое вполне могло произойтиголод не тётка.
Снять всё равно не сумеешь, снисходительно улыбнулся Эйриг. И не советую хвастать всем вокруг. Как думаешь, что случится, когда узнают, что именно ты носишь на шее? А потом к тому же всплывёт, что отделить тебя от амулета ненасильственными методами невозможно?
Это было очевиднымне сносить мне головы. Кто не захочет лёгкой наживы? Защитить я себя не смогу, убежать смотря кто гонится. Но ведь постоянно бегать тоже не жизнь, а значит, рано или поздно поймают.
Никому не показывать, господин. Я понял.
Только мне не очень нравится твоя одежда, хмурясь на моё тряпьё, протянул Эйриг.
Я бы оскорбился, если бы знал, что такое гордость. Но те, кто видел дно, не могут позволить себе достоинство.
Всё что есть, господин, обречённо пожал я плечами.
Могут заметить, наклонился он ближе, кажется, пытаясь заглянуть мне за воротникя съежился и опустил глаза. Вон на шее видна золотая нитка. Не пойдёт. Давай-ка приоденем тебя, парень.
Спорить я не стал. Ещё утром я верил, что обую всех братьев и сестёр, а сейчас сейчас передо мной снова было разбитое корыто, так что от подаяния я точно не стану отказыватьсяпричины меня волновали мало.
Домой я шёл в новеньких по размеру ботинках, штанах, рубахе с высоким воротом, сюртуке и накидке. В руках почти половина нашего обеда. Почему бы не радоваться?
Обычно я благодарил судьбу за любые подачки, но сейчас я бы предпочёл, чтобы вчерашнего вечера попросту не было. Всё это было слишком сложным, необычным и непонятным.
Странное происшествие, в завершение которого, кажется, полетело несколько голов. Лжегосподин, перед которым я теперь вроде как был в ответе. Амулет, который я не мог снять с шеи, несмотря на бесчисленные попытки.
Не поверив словам Эйрига, я решил порвать цепь, когда пошёл примерять обновки. Тянул и так и эдак. Теперь на шее красовалось несколько алых полос, болели от натуги ладони, но цепочка не поддалась, и теперь я скорее бы поверил, что она оторвёт мне голову, если дёрнуть посильнее, чем порвётся.
Потому-то новые вещи и сытый желудок не обрадовали меня, пожалуй, впервые в жизни. Слишком замысловато это было.
Я привык существовать по-другому. Проще и понятней, а теперь нужно было постоянно быть начеку. Не то чтобы я позволял себе расхлябанность на улице, но дома забывал обо всём. Мог позволить себе крепкий сон, зная, что до меня совершенно никому нет дела.
А теперь?
Отец был вечно пьян и редко обращал на меня внимание, мать почти всё время проводила в господском домеей было попросту некогда. Но вот с мелкотой отныне придётся держать ухо востро.
Как и ожидалось, очутившись дома, я с трудом выдержал первый натиск малышни: что-откуда-как-дай-потрогать-примерить. Я отбивался битый час, пока наконец не вспомнил, что принёс в узелке еду. РебятаДжерт, Маги и Бьянканабросились на остатки, как голодные щенки. Я не дал им съесть всё до крохи, как бы они не умоляли, напомнив, что вообще-то Курт и Кисеяблизнецы тринадцати лет, сейчас помогают в прачечной за углом, чтобы все мы не померли с голоду.
Дети обиделись, но ненадолго, всегда признавая мою правоту. Явившиеся ближе к вечеру близнецы заставили меня выдержать вторую волну. После того, как они жадно расправились с объедками, мне пришлось снять штаныботинки, сюртук и плащ уже примеряли на свои узкие плечи, продолжая жевать. Рубашку я отказался снимать наотрез, за что был окрещён жадиной-говядиной.
Следующие два дня со мной никто не разговаривал, и спать приходилось на лавке у печи, иначе бы с мелких сталось вытолкать меня ночью на пол.
Пару раз я и сам падал во сне, но слышал, что с годами кости заживают дольше, так что решил не проверять их угрозы на деле.
Прошло несколько недель, но от Эйрига по-прежнему не было никаких известий. В ту нашу встречу я не забыл собрать недоеденные куски с тарелки и разжился на зависть своим и соседям неплохой одежкой, и даже объяснил Эйригу, где притаилась моя лачуга, но вот не выяснил, где же мне следует искать его в случае необходимости.
Ради справедливости стоило признать, что такой необходимости пока не возникало. И всё же.
В голову стали закрадываться странные мысли о том, что он мог и вовсе не появиться. Тогда мне придётся жить с этим ярмом на шееамулет оказался достаточно тяжёлым, и я всё ещё привыкал к его весу. Продать я его не мог, снять и выбросить тоже. Если Эйриг так и не появится, наверное, я отважусь сам заявиться к ювелирам. Но пока надежда на то, что мой знакомец всё же вернется, не испарилась. Да и я побаивался, честно сказать. Мало ли, эти самые ювелиры не лучше того скупщика. И что будет, если им всё же не удастся освободить меня от ноши безболезненными способами? На что они могут пойти?
«Страшно. Страшно бояться всего на свете», размышлял я, разрешив себе немного посетовать на судьбу, пока брёл глухим проулком обратно с рынка.
В руках моих была охапка подгнившей моркови и я мог бы гордиться добычей на ужин, но, как я заметил, настроение моё, обычно боевое и бодрое, в последнее время изменило своим привычкам.
Да, я давно понял, что моя жизнь не дороже жизни муравья, которого можно случайно раздавить спеша куда-то и даже не заметить. И это было ещё не всё. Жизнь эта, в отличие от насекомого, будет длиться не в пример долго, а значит, и чей-то носок или пятку я почувствую ещё не единожды.
На удивление, человек, как бы хрупок и уязвим ни казался, довольно живучая тварь. Ну скажем, как таракан. Сколько ни дави, дохнет не сразу. Вот, например, отец. Удивительно, как за все свои годы, он остался цел, с глазами и зубами на месте, при том, что бит был не один раз. Да и конечности все были там, где положено. Он даже ни разу не отморозил себе чего, несмотря на то, что пьяный в стельку дрых лютыми зимами где придётся.
Есть среди нас и пауки, как тот скупщик. Мерзкие и неприятные, заманивают в свою паутину, чтобы распорядиться нами или нашим добром по собственному усмотрению.
Ночные бабочки наполняют город каждое окончание дня, позволяя истязать себя как угодно за жалкую каплю нектара, лишь бы протянуть ещё немного. Стрекозы в это время разбазаривают добро, снося его паукам, и если думать обо всем этом сразу, становится страшно.
Единственный способ выжитьэто попросту не задумываться о том, что может с тобой случится в любой миг.
Но это, конечно, удаётся не всегда. Бывают дни, когда ты доходишь до точки, в которой обязан получить порцию отведённого тебе дерьма. Сколько ни прячься, рано или поздно, жизнь прижмёт тебя к стенке и выдаст отмеренное.