Виталик, не в силах сдержаться, фыркает.
После трех секунд оглушительной тишины в уши врезается пронзительный вопль:
Не стреляйте!
Дверь в квартиру ходит ходуном. Слышны скрежещущие звуки, словно кто-то рвет замок стальными копями.
...Дикая Женщина Анастасия, путаясь в рукавах дубленки и завывая, выскакивает из петиной квартиры и устремляется вниз. Где-то на втором этаже, где выбита лампочка, ей что-то мерещится. Она испускает крик птеродактиля и поддает ходу. С улицы долго доносятся ее удаляющиеся хрусткие шаги.
Она еще успеет на автобус,говорит Петя, смотря на часы.
Они вошли в квартиру. На полу в прихожей виднеется небольшая лужица подозрительного свойства. В центре лужицыслед левого женского сапога.
Размертридцать семь. Каблук стоптан внутрь. Обувь производства Беларусьпредположительно,сказал Пятачок тоном эксперта.
Похоже на то,согласился с ним Виталик.
Явление пятое
Виталик ощущал себя странно. Гремучая смесь из угрызений совести и злорадства ударяла в голову, подобно «Вдове Клико».
В дверь опять звонили.
Неужели вернулась?поразился Пятачок.
Но на пороге стоял тучный мужчина в сером пуховике.
Зеленый! Рад тебя видеть! обрадовался Петя.
Рад тебя видеть,угрюмо отвечал Зеленый.Я тут принес...
И он вынул из обширных карманов две бутылки молдавской «Хванчкары».
В седьмом часу утра, оставив Пятачка и Зеленого грезить на лежаке о несбыточном, Виталик поехал домой.
Я так естественно и просто думаю«домой»,говорил он себе,это рефлекс, привычка или лицемерие?
В горле першило от скверного вина.
«Какой разный вкус у бессонных ночей!»думал Виталик.
В палатке у остановки он купил сигарет. Деньги кончалисьскверно...
Итак, даже повисая в пустоте, человек осваивается и, мысленно огородив вокруг себя пространство, начинает считать его домом. Вокруг, как в барокамере с невесомостью, повисают его вещи, его друзья и какая-нибудь женщина... В темном Ничто качается кадка с фикусом, стереомагнитофон. На шнуре, воткнутом вилкой в пустоту, как на привязи, маячит стиральная машина. Раскрытая книга корешком вверх кружится кондором над головой. Грифы клюют падаль, мон ами...
Отогнав от себя наваждение, Виталик пялится на девушку, сидящую под козырьком остановки. Девушка сладко зевает. Несмотря на кусачий утренний холод, ее пальтишко расстегнутовиден розовый пушистый свитерок.
Мысли девушки просты и незатейливыпар из ее рта приобретает очертания чашки, а в чашкеслабенький сладенький кофе с молоком...
«Живут же девушки, без тайн и вывертова какая бездна обаяния!»подумал Виталик невесело.
Девушка, как-то лениво спохватившись, вдруг запустила лапку без перчатки в тесный кармашек джинсов. Покопавшись там пальчиками, она извлекла крохотный нательный крестик на снурке. Одела его и расположила под горловиной свитера. Судя по длине снурка, распятие повисло как раз между грудями.
Девушка зевнула в кулачок и встала со скамейки. Подъехал автобус.
В желтом его брюхе было пустынно. В дальнем конце салона, как в тоннеле, сидел рабочий со «Спортивными новостями» в кулаке. Автобус тронулся.
Придорожные фонари были янтарно-желты, светофоры горели бразильскими изумрудами. Автомобили имели заспанный вид.
...приглашает на работу'... и девушек. Предоставляется спецодежда... и на должность кондуктора с окладом... бесплатное обучение... льготы на проезд...читал Виталик прыгающее объявление. На нем был нарисован румяный парень с бляхой на груди.
Эх-шш-сш-шш. Следующая остановкапшш-эхшш-ссш,сказал водитель.
Названия остановок неважны. Онитолько точки в неизвестности. Главноедорога, движение. Двухсторонняя полоса размеченного асфальта, с огнями, машинами, гололедом... Остальноефикция. Опытный водитель это знает и пытается научить этой мудрости своих утренних пассажиров.
Девушка дремала, прислонившись виском к стеклу. Виталик сам любил сидеть именно так, ощущая височной костью тихую вибрацию окна, от нее приятно щекотало внутреннюю сторону глаз...
«Спросил меня голос
в пустыне дикой:
много в море растет земляники?»
было написано синим фломастером на стене между двумя окнами. Почерк был детскийкрупный и круглый.
Подобные надписи Виталик встречал в транспорте часто. Они попадались и в метро, и в автобусах, в трамваях и даже в электричках. Иногда это были стишки, иногдацитаты из книг и мультфильмов.
Поговаривали, что их оставляет повсюду немой безобидный идиот. Виталик представил, как человек со вздутым лбом и отвисшей нижней губой, выпучив добрые коровьи глаза, вынимает из кармана синий фломастер и, сопя от усердия, пишет про трех мудрецов в одном тазу...
«Как я тебя понимаю, дружище»,сказал он про себя.
Виталик стянул зубами с правой руки перчатку и принялся рисовать на затуманенном стекле. Он рисовал виньетки из цветов и листьев, эльфийские руны, карикатуры на Бурнина и Морозова. Перейдя к другому окну, он рисовал птиц и крылатого змея.
Автобус ехал себе и ехал.
«При желании я вообще могу отсюда не выходить,подумал он.Я познакомлюсь с девушкой, подружусь с рабочим, мы будем рассказывать друг другу всякие притчи, втроем составим человечество в этом длинном автобусевсегда нужен кто-нибудь третий. А за рулем кто-то в белых одеждах, мудрый и надежный, как Господь Бог...»
Виталик рассмеялся. Он заметил, что снаружи пошел снег. Тогда он написал на дрожащем стекле слово ХУИО и, прижавшись к холодной тверди лбом, закрыл глаза.
Когда он их открыл, то находился в подъезде. За окном в темноте плясала метель-метелица. Был вечер следующего дня.
Публика настроена лирически. 1-й интеллектуал всхлипывает. Человек в костюме писателя, морщась, делает пометки в блокноте.
Женщина без костюма. Мне жаль, что этот симпатичный юноша, словно подопытный мышонок, обречен скитаться по замкнутому кругу.
Женщина в костюме деловой женщины. Может быть, в финале его как-нибудь гуманно и безболезненно умертвят? Я согласна на все, кроме пролития крови...
Человек в трико. Глядя на иных зрителей, я думаю: какой фантастический мерзавец вышел бы из Германна, если б чертова старуха не надула его с тремя картами. Какой великолепный Фамусов получился бы из Чацкого, если б его не прогнали, а устроили бы на хорошее место. Но это я так, к слову.
Действие шестое
Явление первое
Как получилось, что в тот день по московским катакомбам слонялась уйма народу, не знает никто.
Идея праздновать там день рождения принадлежала Ложкину. Он пригласил Виталика, Морозова и Уну. Должны были прийти еще какие-то его друзья и знакомцы, но своры дивнюков он уж точно не ожидал.
Откуда они взялись?недоумевал Ложкин. Они шли с Виталиком во главе бесконечной колонны. Кишка тоннеля загибалась влево.
Как откуда?Виталик водит зеленоватым кружком фонаря по сводчатому потолку.Уна сказала Эштвен, Эштвен сказала «братцу», Авраам сказала Исааку...
Через двести метров«шкурник»,сообщил Ложкин громко. Морозов где-то в темноте чертыхнулся.
Опускаясь сюда, Виталик ожидал прежде всего запаха. Гнусной вонищи и спертой метановой духоты. Но воняло только на первых ярусах, где протекали «речки-говнотечки». Глубже воздух был чист, только несколько сыроват.
И вообще, чем глубже они опускались, тем становилось приятнее идти. Со стен исчезли свастики, надписи «Sepultura», «Black sabbat» и «Виктор Цой жив!». Коридоры оставались строгими и напоминали собой лабиринт внутри какого-нибудь ответственного учреждения. В укромном закутке Виталик обнаружил даже солидный конторский стол. На потрескавшейся его площади чернильница возвышалась, как собор.
Смотри-ка, книга учета!удивился Виталик.
Ложкин заглядывал через плечо.
Гроссбух в картонной обложке с разводами раскрылся посередине. «И когда я отворил дверь, на меня накинулась черная тишина. Звякание упавших ключей ударило меня под сердце, и я выпал в спазматически сжимавшуюся ночь. Я ощущал себя в огромной мохнатой матке, и околоплодная жидкость залепила мне глаза и рот. Потом я пошел на Куклеванц, а там была ТИШИНА...»прочел Виталик на желтой странице. Его поразило странное слово «Куклеванц».