Между его сестрой и Дороти Кларк сидел седовласый мужчина с капризной улыбкой, приятным голосом, внушающими симпатию робкими манерами. Это был натуралист Карстерс, друг молодости Алистера Бинга. Его изысканный разговор, дружелюбные интонации и вспышки незлобивого юмора привлекали внимание всех остальных всякий раз, когда он подавал голос.
Место напротив Дороти Кларк пустовало.
Самой неуместной участницей застолья была женщина, сидевшая справа от Алистера Бинга, миссис Лестрендж Брэдли. Никто не знал толком, кто она такая и почему приглашена. Ходили слухи, что она спасла Гарда, чуть было не пошедшего ко дну во время гребных гонок, но никто не понимал, зачем ему понадобилось снова ее «выкапывать», как выразился с неприязнью Алистер, и привозить в поместье. Возможно, как безжалостно предположила Дороти, дело было в пристрастии к ископаемым, унаследованном сыном у отца.
Миссис Брэдли была суховатой, хотя не высушенной, и напоминала птицу. Назвать ее миловидной не повернулся бы язык. Алистеру Бингу она казалась реконструкцией птеродактиля, которую он однажды видел в немецком музее. В чертах ее лица он усматривал ту же нечеловеческую злобность, что и в доисторическом птицеящере. Рот был цинично ухмыляющимся, даже когда ее лицо ничего не выражало. Пальцы у нее были неприятныесухие и когтистые, руки желтые и отталкивающие, как ощипанные птичьи крылья.
Маунтджой сильно опаздывает, заметил Карстерс. Уже четверть девятого. Что его задержало? Наверное, увлекся замыслом новой книги, и теперь ему не до еды.
Алистер Бинг, грозно подкручивая ус, с ненавистью сверкая голубыми глазами и мотая белой бородкой-эспаньолкой, разразился в адрес отсутствующего гостя гневной тирадой. Как выяснилось, несколькими часами раньше Эверард Маунтджой выступил с доводами в пользу того, что курган на Белдон-Доун являлся не валом древних бриттов, а остатком рва с песком на местном поле для гольфа, семь или восемь лет назад передвинутом ближе к морю.
Это смехотворно! бушевал Алистер Бинг, сотрясаясь от ярости. Клоун!
Прошу прощения, сэр, произнес дворецкий.
Алистер выпрямился.
В чем дело? Он уставился на покорного слугу так, словно тот был ученым, нанесшим ему оскорбление.
К вашему сведению, сэр, продолжил дворецкий, Парсонс сообщил мне, что мистер Маунтджой час назад пошел принимать ванну наверху и с тех пор не появлялся.
Алистер вытаращил глаза:
Не появлялся? Он что, бесплотный дух? Что за идиотизм?
Он пошел принимать ванну, сэр, невозмутимо повторил дворецкий. Наверху, час назад.
Меня это не касается! крикнул раздражительный хозяин. Пусть Парсонс постучит в дверь и спросит, не требуется ли мистеру Маунтджою помощь.
Будет исполнено, сэр.
Надеюсь, он не заболел? заботливо проговорила Элеонор. Ты не считаешь, отец, что тебе самому следует сходить посмотреть, что с ним?
Не считаю! отрезал Алистер Бинг. Совершенно не считаю. Если человеку хватает дерзости и нахальства, если склонность к клоунаде заставляет его бросать мне в лицо, что я не способен опознать земляной вал бриттов, то о чем
Но, сэр начал Берти Филиппсон. Я хочу сказать, что Но никто так и не узнал, что он хотел сказать, потому что в этот момент дворецкий снова приблизился к хозяину.
Сэр, сказал он с настойчивостью, не выходящей за пределы дозволенного вышколенному дворецкому.
Что? проворчал Алистер Бинг с важной холодностью раздраженного человека, считающего, что суматоха поднялась из-за сущей ерунды. Что теперь, Мендер?
Парсонс долго стучал в дверь ванной комнаты, сэр, но не добился ответа. Парсонс и я, сэр, опасаемся, что джентльмену нездоровится.
Чушь! вскричал Алистер, вставая из-за стола. Чушь и вздор!
Сопровождаемый дворецким, раздраженный археолог, бормочущий что-то о несносной склонности к клоунаде и о древних земляных валах, удалился.
Гости и родственники переглянулись, после чего заговорила миссис Лестрендж Брэдли. Странно, но ее голос не соответствовал облику: вместо птичьего щебета, какого можно было ожидать, учитывая сходство ее рта с клювом, зазвучало нечто неторопливое, сладкозвучное, тягучее, даже маслянистое, густое, отчасти слащавое.
Помнится, четыре года назад одна моя знакомая потеряла сознание в ванне, сообщила она, смакуя каждое слово. Она утонула.
О! всплеснула руками Дороти. Какой ужас!
Пожалуй, я схожу проверю, все ли в порядке, произнес Гард, резко вставая. Возможно, мне понадобится помощь, добавил он тоном, далеким от любезности.
Гости смущенно заерзали, поглядывая на хозяйку дома. Та, однако, выглядела невозмутимой, и они, успокоившись, возобновили еду. Застольная беседа стала общей и даже приобрела оживленность.
Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Безмолвные вышколенные слуги деловито сновали вокруг стола. Трапеза близилась к завершению. При этом хозяина дома и его наследника все не было. Карстерс, с трудом справлявшийся с волнением, часто поглядывал на дверь. Один раз, напряженно прислушиваясь, он промокнул платком лоб.
Вам душно, мистер Карстерс? спросила Элеонор, кивком веля слугам шире отрыть окно.
Нет, ответил ученый. Но, должен признаться, меня не покидают опасения. Прошу прощения, но я, пожалуй, пойду и узнаю, как там наш друг Маунтджой. И, вскочив из-за стола, он выбежал из комнаты.
У него в роду шотландцызабыла, с материнской или с отцовской стороны, беззаботно произнесла Элеонор. А их порой посещают странные мысли!
Иногда среди шотландцев встречаются ясновидящие, подхватила Дороти. Взять хотя бы одного знакомого моего отца. Он предчувствовал, когда человек умрет. Скажу я вам, это было ужасно
Миссис Брэдли улыбалась, но к беседе не присоединялась. Видимо, для нее природные способности шотландцев интереса не представляли. Разговор постепенно увял и прекратился. Атмосфера стала напряженной. Казалось, все в доме, и не только гости, сдерживают дыхание в ожидании каких-то событий. Тишина действовала угнетающе, безмолвная компания напрягала слух, ловя любой звук, который подсказал бы, что происходит наверху.
Все тихо. Надеюсь, он жив-здоров, нарушил молчание ерзающий на стуле молодой Филиппсон.
Дороти повела изящными плечиками, будто ей было тяжело нести непривычный груз.
Полагаю, это ложная тревога, хотя отцу, по-моему, следовало бы держать нас в курсе дела, заметила Элеонор. Боже, что за стук?
Стук раздавался этажом выше. Решительные удары в дверь ванной комнаты оставались без ответа.
Вдруг он потерял сознание? предположил Гард. Надо ломать дверь. Я знаю случаи, когда люди теряли сознание в ванне и тонули. Сердечникам противопоказана горячая вода. Я принесу табурет и сломаю дверь.
Когда он шел к двери ванной с прочным табуретом в руках, снизу появился Карстерс. Гард размахнулся и ударил тяжелым деревянным табуретом по двери.
Подождите! воскликнул ученый. Почему не начать с замка?
Он повернул ручку, и дверь, к их изумлению, открылась.
Будь я проклят! крикнул Гард, который как студент-медик ворвался в ванную первым. Это женщина! Вот это да! Она мертва!
Врача, врача! закричал его отец. Я позвоню. Вынесите ее отсюда. Несите ее в комнату Маунтджоя. Кстати, куда подевался сам Маунтджой?
И, не дожидаясь ответа, он с удивительным для его возраста проворством бросился по лестнице вниз, чтобы позвонить по телефону врачу, хотя в данном случае это было излишне: на вполне опытный взгляд Гарда Бинга, в мокром худом теле, выуженном из ванны, жизнь уже не теплилась.
Гард и Карстерс долго предпринимали отважные попытки вдохнуть в бедняжку жизнь искусственным дыханием, но тщетно.
Безнадежно, заключил Карстерс, выпрямившись.
Гард, сидевший на краю кровати в комнате, куда они перенесли мертвую, обреченно покачал головой:
Верно. Нам лучше спуститься вниз.
Молодой человек уже собрался последовать за отцом по лестнице, но Карстерс задержал его:
Минутку, мальчик мой
Вам не по себе? сочувственно произнес молодой человек. Да уж, невеселое деловозиться с мертвецами! Но в госпиталях к ним привыкли. Выпьем-ка бренди, это то, что вам сейчас нужно. Нет, как вам это нравится? Какого черта ей понадобилось принимать ванну в нашем доме? Кто она такая? Как сюда попала? И еще уйма вопросов.