А насчёт князя Не задал прямого вопросане получил прямой ответ. Всё честно, неправда ли?
Как там было в известном фильме?
« Пrощайте, милый гrаф!..
Но всё-таки, я пrав или не пrав?»
Впрочем почему, интересно, самому Сифу имя дали в честь Великого князя? Не в честь Государя-батюшки
Так чтобудем считать«пrав». Нонет сил спросить Проще смотреть в окно, на потрясающую снежную равнину облаков и стараться вообще ни о чём не думать. Ни о Расточке, ни о собственном решении, ни об отце Димитрии с его благословением «спрашивать и отвечать».
Долгое бездействие под тихий гул мотора усыпляло, и вскоре Заболотин, взглянув на Сифа, обнаружил, что мальчик спит, прислонив голову к иллюминатору, и даже бьющее в глаза солнце не мешает.
Что же, пусть спит. Впереди ждёт мало приятного
Заболотин вздохнул и откинулся в кресле. Пальцы привычно забарабанили по подлокотнику марш Московского Лейб-гвардейского полка.
Вас беспокоит предстоящее путешествие? поинтересовался Великий князь, обернувшись.
Не сильно, качнул головой полковник. Разве что сама перспектива снова побывать в Заболе. Все эти неопределённый жест, воспоминания
Это да, Иосиф Кириллович вздохнул, вспоминая что-то своё. Но ради этого мы и летим: чтобы не повторилось. Ну да ладно, он достал портативный компьютер и погрузился в чтение каких-то документов. Спокойно и совершенно естественноон весь такой был. Что дела, что жизнь. Что разговоры, что работа.
Заболотин снова огляделся и остановил взгляд на затылке одного из князевых телохранителей. Второй сел поодаль, через несколько сидений, и ещё зачем-то повернулся к напарнику спиной, словно первоклашки, ей-Богу Правда, приглядевшись, Заболотин понял, в чём дело, и сравнение с первоклашками перестало казаться столь несуразным. Бойцы элитной части Лейб-гвардии, которая и сама по себе считалась элитой, азартно резались в морской бой. Впрочем, чем им ещё заняться, находясь на высоте десяти тысяч метров? От какой опасности защищать?.. Особенно если вспомнить, что и экипаж самолётаспецифический. Соответствующий.
Как звать, бойцы? поинтересовался полковник. Оба немедленно поглядели на негоа лица были смутно-знакомы. Вроде и узнаёшь, а ктосказать не можешь. Может, даже просто обманулся Хотя знакомых Заболотину близнецов было немного. А бойцы были именно что близнецамине отличить почти, только у одного шрам убегал под короткую светлую чёлку. Вот и разгадка одинакового роста да одинаковых движений
Но тут близнецы переглянулись, как Заболотину почудилосьслегка смущенно, и сидящий у иллюминатора вдруг отозвался:
Да Филиппом Краюхиным, вашбродь. Хотя если перепутаете с Лёшейне обижусь
Полковник вгляделся в лица, столь схожие между собой, и невольно ахнул:
Боже мой, и вправду Краюхи! Ребят, а ведь я вас, наверное, отличить теперь смогу он покосился на рваную полосу шрама на лбу Филиппа. Шрам шел от виска по брови и прятался в волосах. Задетая им бровь была неестественно изломана, видимо, разрез после операции неудачно стянулся, и создавала ощущение, что парень всё время недоверчиво удивлён.
Вы нас всё равно путали, усмехнулся Филипп, ничуть не обижаясь на взгляд. И со шрамом, и без шрама.
Ну как вам сказать Заболотин ещё раз вгляделся в лица близнецов.
А как есть скажите! отозвались те хором.
Наверное, потому что никак не мог запомнить, кто был ранен, с покаянным вздохом объяснил полковник под смех братьев. Теперь постараюсь.
А вы почти такой же, вашбродь, как и были, заметил Алексей. Поменялся Индеец, но не вы.
Может а выпоменялись. Или мне это только кажется?
Это всё шрам, вы его на войне просто не замечали, подозрительно легко отмахнулся Филипп. Как будто в госпитале мне его начисто залечили.
Объяснение мало походило на правду. Шрам Заболотин замечал, но не в этом было дело. А в том, что снайперы стали телохранителями. Слишком резкая смена дистанции действия.
Изменения были и тогдакогда Филипп из госпиталя вернулся, и братья стали ещё более неразлучны, чем раньше. Алексей стал постоянным «первым номером», но, признаться, Заболотину было не до того. Поменялись масштабы, и вместо одной роты оказался целый батальон, как обычно, в общем-то, мотающийся с задания на задание с недолгими перерывамитак, вздохнуть, сжать зубы, взять себя за шкирку и дальше воевать. И где-то впередидивизия Равелецкого, чей выход из окружения надо будет обеспечивать, в Женич всё не возвращается, хотя обещал
Потом уже пришло невесёлое известие: в отставку его отправили, в Россиюлечиться. С тех пор, кстати, о подполковнике ничего слышно не было, даже в Лейб-гвардии, где сходились все военные слухи. А тогда тогда это просто означало, что выслушивать советы вечно раздражённого капитана Аркиловабезусловно, разумные, но произнесённые таким тоном, что больше хочется некультурно, по-солдатски так плюнуть в рожу, а не слушать, а ещё, наряду со всеми этими рядовыми офицерскими проблемами оставался ещё и маленький бандит Сивкой и его оставшиеся попытки. Четыре, три Две
19 сентября 200* года. Забол
Когда Индеец оклемался после атаки на базу, несколько дней всё было тихо. Мальчик мучился какой-то мыслью внутри себя, и ему не было дела до ненавистного капитана. Но потом, когда марш-бросок был закончен и батальон оказался на новой укромной базе далеко от основной линии фронта, «всё вернулось на круги своя»: мальчик окончательно пришёл в себя, сориентировался, разобрался в обстановкеи снова пошли «покушения». Хотя, в общем-то, без кавычек покушения. Но, не слушая никаких возражений бойцов, Заболотин запретил им вмешиваться, сам затрудняясь объяснить, почему. Может, потому что не верил? Не хотел верить, что Индеец всерьёз, не остановится?..
Впрочем, несмотря на запрет, бойцы регулярно притаскивали за шкирку мальчишку, который то мину спереть пытался, то гранату, то смастерить что-то этакое, своё, с убойной, с его точки зрения, силойправда, с точки зрения маленько более опытного в этом деле Заболотина, самодельная мина была более опасна самому юному «убийце». Нет, солдаты уверяли, что не вмешивались в происходящее: Бог с вами, вашбродь, хотите померетьпомирайте, хотя, конечно, нам бы этого не хотелось. Просто вертелся, понимаете ли, под ногами, мешался Да и опасно, вдруг подорвёт да нет, не вас, что вы, вашбродь, мы помним, что вы запретили вмешиваться. Вдруг себя подорвёт? Вам же жаль ребёнка? Вот мы его и, это, спасли.
Или: да вот вертелся, попал Кондрату под руку Так что я его спас прямо-таки, вы что! Кондрат ему руку сломать грозился, а я, вот
И, главное, не поспоришь с этим. А слов пацан не понималили просто не хотел понимать и принимать. Поэтому если притаскивали его вместе с гранатой или чем ещё«покушение» засчитывалось, как неудавшееся. Если вмешательство происходило допопытка за покушение просто не считалась.
Что самое интересноетрофейная СВК у Индейца осталась. Вернее, она лежала у Заболотина в палаткечто называется, бери не хочу Но тут, похоже, именно что «не хочу» было. Или Индеец не мог застрелить офицера вот так, глядя в прицел, потому и возился с гранатами
Но на всякий случай, конечно, патроны Заболотин держал подальше от своего юного убийцы. Хотя если он умудрялся гранаты всё-таки доставать, то и винтовочный 7,62 достать для негоне проблема
Зачем Заболотин всё это допускал? Ведь бойцы правы были, тысячу раз правы! Тот же Кондрат, командир разведвзвода, несмотря на столь радикальное решение проблемы, был прав. Но что-то офицера удерживало, не давало взяться за мальчишку по-настоящему, как стоило: отправить в тыл при случае или на худой конец ну да, хоть палец сломать. Просто и действенно. Вместо этого капитан всё ждал и ждал, ждал и ждал А чего ждалнепонятно. Сам не знал.
Через неделю после их встречи, усталый как собака Заболотин ввалился в палатку, костеря на чем свет стоит своих подчинённых, а ещё более соседей по новой базедве отдельные мотострелковые роты. Уже привычным взглядом офицер обежал палатку на наличие подрывных устройств, не нашёл и устало сел, вытянув ноги. Хотелось не сесть, а лечь, но это состояние уже было постоянным, так что Заболотин не обращал на него внимания. Вообще, странно, что Индеец не подготовил никакого «сюрприза» к его приходу, да и отсутствие самого мальчика было подозрительным. Правда, подорвать Индеец уже пытался дваждыодин раз Заболотин насилу его спас от обнаружившего это дело Алексея Краюхина, который решил одним тумаком и отобранной гранатой не ограничиться В общем, дважды уже было, так что не исключено, что на сей раз капитана ожидает что-то новенькое. Но вот что?.. Нет, неспроста исчез мальчишка. Что-то здесь не так.
Заболотин ещё раз оглядел палатку. Конечно, если уж что-то должно было взорваться, оно бы уже взорвалось или иным чем выказало бы своё присутствие. Ни того, ни другого Заболотин пока не видел в упор.
И тут он пошевелил ногой и замер, почувствовав, как мгновенно накатился страх. В этот раз Индеец поступил иначе. Где он научился ставить гранаты на растяжки? Вернее, где он научился ставить гранатытак ловко и незаметно? Что даже не заметишь, пока не заденешь, да и растяжкане просто леска натянутая?..
А выпутаться оказалось задачей непростой. Такую бы изобретательностьда в мирное русло. В смыслена общее дело, какое уж на войне «мирное русло»
Но вот сердце перестало пропускать удары, и Заболотин уже разглядывал гранату с вынутыми запалом. Эфка. Умудряется же Индеец находить боеприпасы, хотя вся рота уже в курсе С другой стороныне весь батальон. И с одной стороны это было хорошони к чему слухи, а с другой чревато
Что ж. Теперь пора идти и искать малолетнего бандита.
А так хотелось спокойно отдохнуть!
Одно утешало: он пережил уже четыре покушения. По их договору осталось только одноесли, конечно, мальчик считается с договором.
Полог палатки откинулся, и в проёме появилась мрачная физиономия мальчишки. Увидев гранату в руках Заболотина, целого и невредимого, который поманил его пальцем, Индеец залез целиком и сел на пол на корточки.
Твоих рук дело? мрачно поинтересовался офицер.
Пацан кивнул, не делая попыток отнекаться или удрать.
Тогда знаешь, что за этим последует.
Мальчик ещё раз обречённо кивнул. Странно, он же издалека увидел, что палатка цела, зачем пришёл? Знал же, что раз покушение не удалось, его ждёт трёпка. Неужели явился, полностью это осознавая, просто потому что таков уж был уговор?
Это была четвёртая попытка. Следующая будет последней, помнишь? напомнил офицер, удивлённо поглядев на Индейца, а тот нетерпеливо встал и пробурчал:
Чего базар разво?дите. Давайте уже, «воспитывайте», но при этом Заболотин понял, что слова про последнюю попытку были услышаны. Слишком отчаянным стал взгляд маленького бандитакак у человека, чей единственный шанс абсурден, но кто отступать не намерен.
Воспитание ремнём не ограничивается, вздохнул Заболотин, медленно поднимаясь следом.
И что? Типа, на холодную голову выпороть не можете? А если я скажу, что в палатку тот подпоручик заглянуть хотел, из штаба который? Ну, этот Казанец или как его там.
Что? Заболотин сглотнул. Ему ни разу ещё в голову не приходило, что от «покушений» как и безобидных, так и действительно опасныхИндейца может пострадать кто-то ещё. Он же обещал ведь
Правда, ему этот Додо сказал, что ты свалил к соседям. А то я уж думалон заместо тебя бабахнется, говорить такое, кажется, доставляло пацану удовольствие. Щурился крысой, смотрел исподлобья и улыбался.
А если бы Дотошина не было? тихо спросил Заболотин, медленно закипая.
Тогда был бы Казанец твой заместо тебя на небесах сегодня! Мне поп ваш говорил, что вы, как это за других себя положившиена небо попадёте. А уж если он заместо тебято точно на небо, богословские рассуждения из уст маленького бандита и звучали соответствующестранно. Особенно его словами. Впрочем, и отец Николай в своей речи частенько мешал стили, «сленги» и уровни, подбирая для каждого человека свой язык.
А ты бы не предупредил? Ты же рядом был?
Пацан засопел, опуская взгляд, но дерзости и злости в голосе хватило бы на полбатальона:
А чего говорить? Одним военным меньше А тебе бы я ещё чего удумал.
Мы же договаривались!
А мне-то что?! окрысился мальчишка. А мне так только лучше! Ненавижу тебя и всех твоих солдат! Чем больше вас сдохнеттем лучше, слышишь?!
Слышу, Заболотин ухватил пацана за руку. Но ты обещал, что только я.
А ты обещал просто выдрать, а не нотации читать! Индеец, что ожидаемо, полез кусаться, но прокусить плотную ткань куртки не смог и невнятно замычал ещё что-тотгневное и обиженное.
Вот и выпорю, пообещал капитан, свирепея. На себя ему было плевать, но то, что мог пострадать Казанцев Сидеть не сможешь! Может, хоть это тебя угомонит.
Когда «воспитательные меры» были приняты, и оба малость подостыли, посидеввернее, сидел только офицер, а мальчишка стоялмолча, делая вид, что друг друга не существует, Заболотин взглянул на пацана, красного, как след сигнальной ракеты, и, сжалившись и уже давно не сердясь на неговсё же обошлось, потрепал по выгоревшим, почти белым волосам:
Ну, Индеец, перестань дуться. Может, просто хватит покушений? Тебе же спокойнее.
Мальчишка долго не отвечал, напряженно глядя перед собой, затем всё же дёрнул головой из стороны в сторону, что означало несогласие:
Не хватит.
Он развернулся на пятках и вышел из палатки, а Заболотин остался сидеть, размышляя о детях и солдатах сразуему некогда было окончательно забывать о делах батальона.
Ваше высокоблагородие, вас в штаб, «Центр» на связь вышел! заглянул в палатку Казанцев, виновато улыбаясь. Он, будучи адъютантом штаба, прекрасно знал, что Заболотин скрылся здесь, чтобы ему наконец-то дали отдохнутьна фронте часто действовала система «Запариваю важным делом того, кого вижу, вне зависимости от звания и чина, а кого рядом неттого, наверное, не существует. По крайней мере, сейчас». Увы, «Центр» долго ждать не станет, так что Заболотину пришлось заспешить к палатке-штабу, где сидел дежурный связист.
На поляне базы орали офицеры-соседи, строя свои роты и что-то им втолковывая. Ох, ну и буйные попались, хоть бы их услали поскорее
Небо было чистым, ни самолёта, ни облачкаблагодать! Рано начали желтеть листья деревьев, поверив холодным ночам, но днём по-прежнему было жарко, словно осень ленилась вступать в свои права насовсем, уступая светлую часть суток лету. Солнце прочно угнездилось над самой кромкой леса, и Заболотин с грустью подумал, что до темноты ещё далеко, не отдохнёшь по-настоящему. Правда, когда на войне вообще можно было отдохнуть?