С огнем играешь, девонька. Думаешь, и смерть в тебя влюблена?
Смуглое лицо, в мелких морщинках, и само маленькое, падают на лоб немодные давно завитки, а глазакак у молодой лани. Показалосьэто же ее тетка, та, что некогда привезла в Орсорэи. И словечко ее любимое просторечное«девонька», не сумели от него отучить в Веселом квартале. Только уже четыре года нет тетки на свете.
А та повернулась, шагнула за край палатки, и вот уже не видно ее.
**
Что по ту, что по эту сторону горной границы Эннэ весна не торопилась согревать землю. Это было на руку рухэй: хоть и шли пока по своей земле, оползни не стали бы разбирать, свои ли, чужие. Шли тихо и быстро, умелой скользящей походкой, избегая глубокого снега; разноцветные кисти на древках вместо знамен, гортанные глуховатые голоса. В теплые месяцы эхо с трудом выделяло их из звука осыпей и шума ручьев, но сейчас горы спали, даже бесконечная вереница человеческих муравьев не нарушала их сон.
У-Шен вел войска на север Ожерелья, оставив на прежнем месте немного людей, самых непригодных к боям. В назначенный час они должны были создать видимость атаки около крепости Шини погибнуть. Шли разными тропами, как ручьи, которые сбегают с гор в одно озеро. Лошадей у них было совсем мало, и они, приземистые мохнатые, везли не людей, а поклажу. Далеко-далеко отсюда, в срединных землях Солнечной Птицы, подивились бы таким лошадям, маленьким и прытким, как козы.
Энори был в отряде Вэй Ши. Часто уходил с разведчиками, хоть предполагалосьэтих мест знать ему неоткуда. Но он умел слышать неслышимое; постепенно, неохотно подобную чуткость к миру начинали ценить.
Эту ночь им подарили почти уютнуюстоянку отряда от ветра закрывал горный отрог, и потеплело немного, и в стене обнаружился большой грот. Высшие командиры, проверив, как дела у солдат, переместились туда. Привыкли и день и ночь находиться под открытым небом, каменный свод давил немного, но ветра тут совсем не было, и костру подходящее место.
Позвали Энори, с вопросами: территория застав крепости Тай-Эн-Таала близко. Еще день, два надо побыть здесь, разведать окрестности. Но тут становится опасно, на другой стороне лазутчики тоже не дураки.
Что, городской мальчик, не боишься нос отморозить? добродушно спросил темнолицый сотник, глядя на расстегнутую куртку-кэссу Энори. Зналтот долго жил в городе, и до сих пор дивился его умениям. Считал, горожане Хинаи не могли отличить сороку от галки.
Боитесь, что не смогу отыскивать тропы? весело откликнулся Энори, прислонившись к стене грота у самого входа, невероятно легкий и светлый сейчаси это против воли вызывало отклик в душе. Одежда и волосы его были в снегу, словно с веток нападало, хотя в лагере весь такой снег посбивали солдаты. Куртку все же запахнул, стянул поясом. Жадно посмотрел на огонь, который разводили дежурные, но близко не подошел.
Иди грейся, сказал тот же сотник. Проводник помедлил, шагнул к огню. Протянул руки ладонями вверх, словно хотел принять в них язычок пламени.
Первые дни что простые солдаты, что командиры рухэй смотрели на него очень косо, но было любопытнои заговаривали. Не замечали, что после таких разговоров смотреть начинали чуть благожелательней. А потом Энори неожиданно оказывался неподалеку в момент, когда человек был не прочь снова что-то спросить или ответить. Слова чужака-перебежчика всегда приходились к месту. Так постепенно прорастало среди рухэй доверие к проводнику, как под землей прорастают нити грибницы. Но всему свое времяа его пока что очень мало прошло
Возле огня словно обо всем забывал, замирал так, что приходилось по два, три раза окликать. Вот и сейчас. Будто очнулся, встряхнул головой, отвечая на прозвучавший вопрос, и сам был уже не каменьгорный ручей. О ручьях и заговорил, перебив другого сотника:
Слышите? Капли.
Не слышу. И что? ответил тот грубо, недовольный помехой.
И влажного ветерка не чуете? Там, наверху, оттаял ручей, изменил русло и может прорваться сюда, если еще один день будет теплым и солнечным. А он будет таким.
Что нам с ручья?
Размоет камни, даст дорогу второму потокуиз глубины грота наружу. Посмотрите сами завтра с утра.
Поутру следопыты и впрямь обнаружили ручей выше по склону, но он тек себе, угрозы не представляя. И в долину ему никак не свернуть. Над Энори посмеялись: верно, полдня отыскивал тот ручей, желая проявить себя знающим. Проводник отвечал на шутки чуть ли не радостно, только чем ближе к вечеру день клонился, тем больше ловили в его взгляде других смешинок, недобрых. А сам день снова хорошим выдался, теплым, наконец-то весна настоящая, хоть и снега еще полно.
На закате из грота хлынул поток, заливая костер, унося продукты и вещи, захватил восточную сторону лагеря. Немного было водыпо колено, но ледяная, быстрая, с мелкими камнями и грязью. Часть провизии погибла, некоторые вещи; пришлось двигать лагерь и сушиться возле костровта еще радость по холодному месяцу. Ладно хоть лошади не пострадали.
Те, кто знал про слова проводника-перебежчика, помалкивали, но как-то само разлетелось. И видно, не только по людям, но и по воде с воздухом. Один из колдунов, шедших в соседнем отряде, в обозе рухэй, впервые увидел в дыму что-то, насторожившее его. Если до сего дня вестями о проводнике он особо не интересовался, сейчас стал прислушиваться, спрашивать дым и птиц.
В отрядах же у Вэй-Ши колдуна не было.
**
Когда младший нет, теперь уже новый глава Дома Нара наведался в Срединную к оружейникам, те все еще не сняли повязки в знак траура. Рииши мельком скользнул по ним взглядом, может, и не заметил вовсе, а может, хоть немного его утешило, что об отце помнят. Был он собран и деловит, никаких чувств на худом и словно еще более смуглом лице не отражалось.
Когда прошел мимо Лиани, тот торопливо поклонился, а Рииши внимания не обратил. Юноше было немного не по себе, словно что-то могло угрожатьа ведь когда разговаривал с глазу на глаз в той беседке, куда спокойней себя чувствовал.
Словно сто лет назад это было.
Уже снова занял свое место у горна, уже мальчик-помощник потащил корзину с углем, как сам недавно, как другой мальчик явился, посыльный. Лиани снял запачканный кожаный фартук, старательно и почти безуспешно сполоснул лицо и рукивраз не смыть угольную пыль.
Да что ты как девица на праздник, еще повязку смени на шелковую, проворчал мастер Шу, выпихивая ученика из кузни.
Рииши ждал в домике возле ворот в оружейни, ходя по комнате взад и вперед. Даже не повернулся на неуверенные слова«пришел по вашему зову»
Поедешь в Сосновую, отвезешь два письма.
Почему я? спросил молча, одними глазами, зная, что все равно не увидитно молодой Нара вдруг остановился, поймал этот взгляд.
У здешнего командира Асумы там свои люди, это его дело, как доставить весть и кому. А у отца были свои, к ним и отправишься.
Непонятно быловот уж кого посылать! столько неприятностей доставил, и до сих пор, кажется, Рииши его не простил. Это лишь вначале показалось, что не узналкак же! Вот и хмурится, кстати.
Понимаю, ты удивлен. Находись я дома сейчас, послал бы другого. Но ни к чему тратить время, а ты был в тех горах.
Был, откликнулся Лиани: недалеко от Сосновой проехал, после того, как оставил Нээле в монастыре.
За тобой долг. Вот и отправляйся теперь.
Не поручениедетская забава. Но рад доверию, и неловко немного. Опустился на колено, склонил голову.
Смотри, не попадись с этими письмами, голос молодого Нара чуть глуше стал:Потому и посылаю тебя, ты уже побывал в переделках. И на допросе. Если чтоне вез никакого известия. А ты к своей девушке едешь. Особенно осторожен будь на подходах к крепости и в ней самой, отдай только указанным людям.
Добавил, словно с сомнением:
Скорее всего, поручение безопасно. Но в крепостии здесь, и тамвозможен предатель.
Нет бы страх испытать, а ощутил почти счастье. Значит, и впрямь одарили его доверием.
Потом возвращаться?
И без тебя кузнецы справятся, а там каждый человек на счету, лучших отправили на север, остались одни новички.
Кто-то на Небе услышал его просьбы!
Жаль было оставлять оружейников, думал ужездесь его путь, его долг, но из Сосновой до врага было ближе.