Танцовщицы порхали, будто не людикуклы на ниточках, которым не обязательно стоять на земле. Истэ на миг ощутила и себя такой куклой, даже заболело запястье, словно врезалась в него нитка или веревка. Откинулась внутрь носилок, но слышала музыку все время, пока огибали площадку.
Девочки танцевали.
Высокий человек с неприятным рябым лицом помог ей выбраться наружу, провел по ступеням в полузабытый дом-ракушку. Плечом ощущала незримое присутствие стража. Малиновая повязка на голове, знакрысь Так и не научилась считать его своим, и, выходит, правильно.
На щеках ее и на лбу кожу стянулообветрела в дороге. Лишь бы не покраснела, несмотря на осветляющие притирания. Решит еще, что кровь бросилась в лицо от стыда или страха.
Провожатый мельком глянул на нее и велел глубже надвинуть капюшон, она поколебалась, но исполнила.
Дверь отворил смутно знакомый мужчина эти совиные глаза, рыжеватые волосы напряглась, но он смотрел равнодушно, и равнодушие это не казалось деланным.
Встречные слуги слегка кланялись Истэ, как незнакомой гостье, чье положение непонятно. Да, ее здесь не признали может и к лучшему.
Еще одна встреча, опять с человеком, которого рада бы вовсе не видеть. Зналаон не любит ее, никогда ей не доверял. Даже на свадьбе брата смотрел на невесту так, словно хотел вмешаться и немедленно прекратить обряд. Совсем молодой был тогда, а глаза уже ледяные.
Если бы он не уехал, остался в Хинаи, вряд ли Истэ удался бы побег. Почему-то кажется, ни до какого побега просто бы не дошло, он бы избавился от жены старшего брата раньше. Нет, не обязательно убивать, но можно так опозорить, что в самой захудалой хижине не позволят ступить на порог. Он бы нашел, как, и был бы этому рад.
Вдохнула глубже, задержала дыханиеиздевка судьбы, в этом доме пахнет полынью и чабрецом, волей и ее, Истэ, юностьювыросла в загородном поместье
А может, она все это придумалапосле того, как ее предал воспитанник, как повинуясь непонятному зову она вернулась на родину и оказалась в ловушке. Теперь вот смотрит в это ледяное лицо, полное ненависти, и кажетсятак было всегда.
А Энори иначе смотрел, ему-то с чего ненавидеть Истэ
Воистину, в эту поездку ей выпало не только вспоминать старое, но и удивляться новому. Сперва Энори, теперь вот Кэраи. В отличие от лесного найденыша, он изменился не так уж сильно, но словно всю душу выстудили у него зимние ветры. А ее страх понемногу сменялся злостью. Наваждение сюда привело, что же себя обманывать, злая чужая сила; но теперь она просто обязана победить. Теряться нельзя, и нельзя быть робкой. Ради своих дочерей. Если погибнет мать, их в лучшем случаеесли весьма повезетждет судьба тех танцовщиц.
А Кэраи хорошо устроился, ей самой в прежние годы дом-ракушка нравился куда больше неуклюжего, массивного родового гнезда Таэна. Преувеличенно-напоказ осмотрелась, лишь бы не встречаться взглядом с хозяином. Неторопливо повернулась к окну, держась прямоон не должен заметить ее страх. Запоздало сообразиларешит, что она лжет и прячет глаза, тогда посмотрела прямо на него с холодной улыбкойдружелюбию все равно не поверит. Провела пальцем по головкам цветоввысокий букет из неизвестных ей бессмертников был сухим, ничем не пах.
Все такая же щеголиха, сказал Кэраи, и ей почудилась насмешка в голосе. Поняла, убрала руку быстрее, чем успела подумать. Заметил дешевые кольца Но что делать, если без них руки кажутся неухоженными, а те немногие дорогие, что были, не стоило брать в дальний путь?
Зачем ты приехала?
К сыну. И не поднимай бровь, я все-таки мать.
Он может знать и про моих дочерей, подумала запоздало. Тогда все погибло, я буду воском в его руках.
Отойди от окна и сядь, велел он.
Боишься, нарушу порядок в твоей комнате? Сразу видно, тут мало жизни. В снежном сугробе и то уютней. Будь у тебя дети
Она играла с огнем, но он не отозвался никак: то ли про девочек не знал, то ли решил ударить внезапно.
Ожидаемые вопросы Кэраи, с кем она уже виделась, показались Истэ заданными лишь для видачерез своих людей он явно рассчитывал все разузнать быстрее. А вот кто помог ей устроиться и где, интересовало всерьез, и это уже было страшно. Уверенность, едва ли не надменность вновь показалась лучшей защитой:
Я могу многое рассказать, но не тебе. Будто не знаю, как у таких, как ты, делаются делавиновным оказаться куда проще, чем оправданным.
Вряд ли он посмеет что-то выведывать у нее силой. Хотя много воды утекло, и Кэраи не прежний, и она уже не первая дама провинции, защищенная своим положением. Но если вести себя униженно-робко, с ней и поступят, как с простой горожанкой.
Свадьбу сыграли в конце месяца Хаши-Выдры, первого летнего. Невеста была бесспорно красивой, хоть Кэраи нравились девушки более утонченные. А жених красавцем его от души не назвали бы, но выглядел он несомненно достойно, внушительно. Кровь поколений, правящих этой землей.
Сильно пахло розами и левкоями, звенели височные золотые подвески невесты, переливались красно-белые свадебные одеяния молодоженов. Много добрых пожеланий звучало.
Когда раскинули крашеные деревянные таблички, чтобы узнать, какая судьба ждет новобрачную, она так побледнела А ведь в этой полушуточной забаве не было ни одного дурного знака. Ей выпала «любовь». Что выпало брату, Кэраи не помнил. Вскоре после этого он уехал в Столицу. А еще через два года сбежала сама Истэ. По взаимной любви.
И вот стоит, как ни в чем не бывало, только дрожание пальцев выдает, что не так уж в себе уверена. Ах, даТагари тогда выпала «нежданная помощь». И даже, кажется, ясно теперь, кто был тем помощником.
Ты потеряла право войти в его дом, и брак ваш расторгнут.
Наш брак тебя не касается. Бывший или нет, но он мой бывший муж. Но я здесь не ради него. Я хочу видеть своего сына.
Обойдешься, сказал Кэраи, не заботясь о вежливости.
Сидящая напротив Истэ подперла кулачком подбородок, улыбнулась той ненавидяще-медовой улыбкой, которую так хорошо помнил Кэраи и насчет которой так долго заблуждался его брат:
Когда я видела тебя в последний раз, ты был еще почти мальчишкой, со столичным лоском и столичным же гонором, но все же в тени Тагари. Сейчас в тени оказался онтолько понимает ли это? Пока рискует жизнью на границах, родной братец прибрал к рукам всю власть
Нет, она не подослана. Ничего не знает.
Я не собираюсь препираться с женщиной, Кэраи поднялся. Ты из этого дома не выйдешь, пока я не решу, что дальше.
Заметил, как Истэ побледнела, а только что говорила так дерзко чего же так испугало?
Даже если засадишь меня в самый глубокий подвал, есть люди, которые расскажут в городе, что я здесь. Вся ваша легенда рухнет.
Тебя первую завалит обломками.
Дай мне только увидеть мальчика. Я его мать! До меня дошли слухи, что его отправили на попечение монахов и это первый Дом провинции? Больного ребенка убрали с глаз?
Что еще скажешь?
Ждешь, пока я наговорю себе на смертный приговор? немного криво усмехнулась Истэ. Сразу будто десяток лет прибавила такой улыбкой.
Говори что угодно, это уже не имеет значения. Значит, ты приехала из соседней провинции, узнав о тяжелой судьбе маленького сына? И потому начала распускать слухи, назначать встречи?
Молчит, глаза, как выражаются поэты, мечут молнии.
Ты же умная женщина, сказал он почти примирительно. Да, ты, допустим, могла раскаяться в том, что бросила ребенка, узнать, что его жизнь снова в опасности, еще чего-нибудь узнать Но в этом случае ты понимала бы, что любые тайны играют против тебя и против нашего Дома. Не веришь мнеобратилась бы сразу к отцу этого самого ребенка, раз он уже однажды тебя отпустил, да еще и с любовником, сжал ладонь под столом, осознав, что начал повышать голос. Истэ дважды подавалась вперед, приоткрывала губы, словно желая опровергнуть его слова, но так и не произнесла ни слова.
А может быть, лучше привести ее к брату? Тагари уже почти обвинил его в измене, в чем еще обвинит, в сговоре с бывшей женой? Ну уж нет, раз братец велел заниматься расследованием, вот и будет оно. Кто рассказал, кто и зачем ее вызвал Хотя цель-то как раз понятна, поднять шума побольше, Тагари и без того с трудом понимает, что делает. И такой повод, просто подарокуслали больного наследника, может, хотят уморить. Самое то, что нужно после истории с Энори. Нет уж, пусть пока посидит под замком