Мужики, дайте сигарету, попросил я.
Чьи-то жёлтые от никотина пальцы протянули мне мятую «примину» и чиркнули спичкой. Я сделал пару глубоких затяжек и понял, что сейчас упаду. Голова кружилась так, будто я неожиданно оказался на карусели; ноги стали ватными, и я медленно, но верно принялся сползать на пол. Крепкие руки подхватили меня и усадили на кушетку.
Ишь ты, ослабел, продребезжал старческий голос.
Я открыл глаза.
Как себя чувствуешь, сынок? в лицо мне заглядывал усатый дед в полосатой больничной пижаме. Может, сестру позвать?
Нет, не надо.
Ну, смотри. С чем лежишь-то?
Я выдул в потолок струю дыма и собрался было ответить, но в этот момент дверь в помещение распахнулась и грудной голос, так впечатливший меня накануне, произнёс:
Ой, а накурили-то! Так и знала, что вы здесь, укоризненно сказала мне Света. У вас же постельный режим. Вы что, не понимаете, чем такие переходы могут кончиться? А ещё доктор! Немедленно в палату.
Видите ли, в чём дело, Светлана э-э, простите, не помню вашего отчества, начал я.
Алексеевна. Вы пойдёте в палату или нет?
Именно это я и собираюсь сделать. Но дело в том, что, дойдя до курилки, я безрассудно истратил весь свой небольшой лимит сил. Проще говоря, обратно я сам не доберусь. Вот если бы вы немного помогли мне, сказал я самым невинным голосом, на какой только был способен.
Света растерялась. Видимо, вчерашние наставления Пастухова не давали ей покоя. Но профессиональный долг взял верх.
Хорошо, обопритесь на меня. Вот так. Вам очень больно? её серые глаза оказались совсем рядом. В них отразилось неподдельное сострадание.
Очень, соврал я, как бы невзначай опуская руку ей на талию. Но вот так мне идти гораздо легче.
Нежное лицо девочки заалело, но она промолчала. Наша процессия медленно двигалась по коридору, пока не наткнулась на поджидавшего нас Пастухова.
Света, я же говорил вам вчера! всплеснул он руками. Этот тип будет использовать любую возможность охмурить вас!
Но, Евгений Петрович растерянно сказала Света. Он не мог сам дойти до палаты. Пришлось помочь
Что?! возмущённо хрюкнул Пастухов. А ну, марш в палату, симулянт! Выпишу сегодня же!
Подумаешь, напугал, пробормотал я, с сожалением убирая руку с податливой девичьей талии. Не надо так нервничать, Евгений Петрович. Помните, инфаркт молодеет с каждым годом.
Сопровождаемый его гневным бормотанием, я бросил последний взгляд на растерянно хлопающую ресницами сероглазую прелестницу и гордо прошествовал в свою палату. За дверью меня ждал сюрприз. Медведь по фамилии Горенец обхватил меня и сжал своими ручищами так, что на глазах чуть не выступили слёзы.
Саня, наконец-то отошёл! Я уж думал, с тобой что-то серьёзное случилось! прокричал он мне прямо в ухо.
Что со мной может случиться? я безуспешно пытался вырваться из его объятий.
Ага, ничего серьёзного Ты ж почти двое суток пролежал, как мёртвый. Только разговаривал иногда, бредил то есть. Мы каждый день приезжали, да и так я пацанов постоянно гонял узнать, не надо ли тебе чего, лекарств каких.
Олег, отпусти. Ему больно, послышался за спиной Горенца голос, заставивший меня вздрогнуть.
Наташа. Я стоял и молчал, не зная, что сказать. Видимо, слишком много чувств и событий в моей жизни завязалось на этой молодой женщине. Я вспомнил, как однажды она призналась мне в давней любви, пытливо глядя в душу влажными изумрудами больших глаз; и то, как я отказался от Наташи, когда этого потребовал её отец. Нет, я не испугался тогда, хотя, возможно, со стороны это выглядело именно так. И дело вовсе не в том, что отец её, Владимир Борисович, более чем серьёзный человек и слов своих на ветер не бросает. Он, как принято нынче говорить, авторитетный бизнесмен. То есть, сам чёрт не разберет, кто же он такой бизнесмен или гангстер. Ну да бог ему судья. Просто я тогда не захотел усложнять свою и без того запутанную жизнь этим неожиданным чувством со стороны его дочери, к которой привык относиться почти как к младшей сестре. Хватит, усложнил уже один раз, усмехнулся, вспомнив свой неудачный опыт семейной жизни. А Владимира Борисовича я знаю много лет, когда-то он тренировал меня. Многое изменилось за эти годы. Я давно забросил бокс, да и он теперь готовит бойцов совсем не для ринга. Такая вот петрушка получается, вздохнул я и поднял глаза.
Здравствуй, Саша, сказала Наташа, подходя ко мне.
Понятное дело, её мы с Владимиром Борисовичем не стали посвящать в подробности нашего далеко не джентльменского соглашения. Я, впрочем, хотел объясниться с ней, но не успел, закрутившись в водовороте неприятностей, которые и привели меня на больничную койку.
Рад тебя видеть. Ты стала ещё красивее, пробормотал я, неловко ткнувшись сухими потрескавшимися губами в нежную кожу её щеки.
Как ты себя чувствуешь? она провела рукой по моему лицу. Зарос весь, колючий, как ёж.
Ничего, сейчас побреем, вмешался Олег, сглаживая возникшую неловкость. Саня, вот фрукты, соки, чего ещё там Маринка натолкала не знаю, он показал на груду пакетов, громоздившихся на столе. Она бы и сама приехала, но Валюшка приболела, так что извини.
Да ладно, чего там, ответил я. Надеюсь, ничего серьёзного?
Марина жена Олега. Я люблю бывать у них и видеть, как на глазах подрастает Валюшка, их дочь и моя любимица.
Простыла немножко, Горенец поставил на стол ещё один пакет. Бритва, гель для бритья, одеколон. Если тебе не нравится «Кензо» претензии к Наташе, она выбирала. Пижама, халат всё здесь, продолжил он, критически глядя на меня. Сань, ты бы переоделся. А то в балахоне этом на привидение похож.
Как же, на привидение, вмешался Пастухов. Это привидение уже вовсю к нашим медсёстрам клеится. Пошли на перевязку, гормон в ночнушке!
Я заметил вспыхнувшие в глазах Наташи недобрые огоньки и послушно заторопился к выходу. Успею ещё узнать, что она обо мне думает.
Сань, тебя подождать? крикнул в спину мне Горенец.
Не надо, Олег. Приезжайте лучше завтра, я скосил глаза на Наташу.
На её щеках расцвели алые розы негодования, заставившие меня поспешно скрыться за дверью. Характер она унаследовала от отца и в гневе просто опасна.
Света сурово оглядела меня и показала на кушетку, стоящую посреди перевязочной.
Ложитесь, больной.
Лёд в её голосе заставил меня безропотно взгромоздиться на холодную клеёнку кушетки и замереть в грустном ожидании предстоящей экзекуции. Появился Женька, вымыл руки и принялся разрезать повязку.
Так, что здесь у нас Не дёргайся! Света, ты мне пока не нужна.
Медсестра вышла, оставив нас наедине.
Лежи спокойно, я тебе говорю. Ну, ничего, удовлетворённо произнёс Пастухов. А вообще, Саша, я тебя не понимаю.
В каком смысле? простонал я, морщась от боли.
Когда ты уже остепенишься? Тебе сколько лет?
Столько же, сколько и тебе. Тридцать летом будет.
Вот именно. Но разница между нами в том, что я в свои тридцать уже окончил аспирантуру, защитил кандидатскую, заведую отделением. В конце концов, женился, у меня двое детей, он принялся за швы на голове. Не напрягайся так, кровь из носа пойдёт. Он у тебя, кстати, сломан и
Знаю, оборвал я его. Дальше что?
А то, что пора уже задуматься о жизни. Та девушка, что пришла тебя проведать с этим криминальным элементом, как его
Горенцом.
Точно, Горенцом. Она ведь готова была сидеть возле тебя день и ночь, пока ты без сознания валялся. А ты, едва очнувшись, уже распускаешь руки с моими медсёстрами. Не стыдно тебе?
А-а-а! громко закричал я, чувствуя, что Женька задался целью проковырять мой череп насквозь.
Что, больно? удивился он. Ну, извини. А друзья у тебя кто? Целыми днями в отделении толкутся какие-то бандитские рожи вроде этого Горенца, пристают ко мне с глупыми вопросами. Будто я могу знать, почему ты не торопишься очнуться. Даже охрану как-то раз пришлось вызывать. Всё, вставай. Только девочки этой, Наташи, и слушались.
Неудивительно, усмехнулся я. Она дочь их босса. Её фамилия Богданова. Слышал, небось?
Ты серьёзно? Никогда бы не подумал, он ошеломленно уставился на меня. А сказала, что работает сестрой в твоей больнице.