То есть, что я ем на завтрак?
И пьете, и рассматриваете, и от чего отказываетесь, и воротите нос, а чего съедаете две порции.
По разному. Обычно я съедаю грейпфрут, и тост, и омлет, и джем, и яблоко. И, конечно, кофе.
Мне сегодня не везет, сказал Дерек. Я надеялся, вы скажете: апельсин, и булочки, и крутое яйцо, и масло, и банан. И, конечно, молоко.
Да? в замешательстве пробормотала Дженни.
Если бы вы это перечислили, мы бы открыли вон ту хозяйственную сумку и посмотрели бы, что нам туда положили.
О! восторженно воскликнула Дженни. Вы приглашаете меня позавтракать?
Непременно, как говорят у нас в Америке.
А вы были в Америке?
И да, и нет, сказал Дерек.
Либо были, либо нет, рассмеялась Дженни. Разве не так?
И да, и нет, если вы улавливаете смысл.
Боюсь, не совсем.
Однажды я отплыл в сторону Америки, но на борту было шестьдесят американцев, которые так много и так громко расспрашивали меня об Арчибальде, что я понял: не стоит и пробовать ужиться среди ста пятидесяти миллионов американцев.
И что вы сделали?
Вернулся.
Вы хотите сказать, сразу же?
Как только корабль повернул обратно.
И вы совсем не видели Америки?
Я видел Нью-Йорк со стороны реки, восторженно произнес мистер Дерек Фентон, когда садилось солнце, и меня никто не спрашивал, как Арчибальд выглядел в детстве, а этого достаточно. Так вы принимаете мое приглашение?
Позавтракать? С удовольствием!
Прекрасно.
Он выпрямился. Теперь они стояли лицом друг к другу. Она попыталась определить для себя, как он выглядит, запомнить его облик, чтобы потом, когда она уйдет отсюда и больше никогда его не увидит, можно было иногда думать о нем. Был ли он красивым или безобразным, высоким или низким? Она едва ли понимала. Она понимала только, что он нравится ей, он не может не нравиться, что, если рассказать ему о Гусаре, он все поймет, что, даже если рассказать ему о тете Джейн, он все поймет правильно. Она вспомнила о Бродяге и подумала, что он тоже, в сущности, очень мил, если узнать его получше. Дерек Фентон делал милым любого И вдруг ей стало жарко, и она быстро отвернулась, чтобы не было видно лица, потому что ей вспомнился их разговор о водяных нимфах, когда на одну удивительную минуту в этом утреннем солнечном свете мир казался таким далеким от всего, чему ее когда-либо учили, а она вдруг ощутила что быть у него натурщицейводяной нимфойвовсе не ужасно, а просто, естественно и прекрасно. Теперь вдруг она поняла, что он единственный в мире человек, которому она никогда, никогда не могла бы позировать в таком виде.
III
Это, сказал Дерек, разбивая яйцо о носок башмака, завтрак, а не государственное учреждение. Если я спрошу вас что-то неподходящее, просто небрежно передайте мне масло, и я буду знать, что я на скользкой почве. Хорошо?
Да, ответила Дженни. Спасибо.
Итак, грубо и в общих чертах, куда мы отсюда идем?
Вы хотите сказать, куда я иду?
В чьем стогу вы собираетесь ночевать сегодня?
Ну, осторожно начала Дженни, я как бы иду к побережью.
Если вы идете в том направлении, что раньше, когда мы встретились, вы доберетесь до него в Нортумберленде. Вы, случайно, не в Норвегию направляетесь?
Нет.
Держите масло под рукой на всякий случай. Вы убегаете от кого-то или от чего-то?.. Спасибо. И соль, если вам не трудно. Он намазал булочку, макнул яйцо в соль и принялся жевать.
Мне очень жаль, сказала Дженни, умоляюще глядя на него.
Все в порядке. Еще один вопрос, и мы сможем перейти к апельсину. Сколько вам лет, Наоми?
Восемнадцать.
Вы уверены, что не шесть?
Восемнадцать, правда.
Или шестьсот?
Ну хорошо, на самом деле восемнадцать с половиной.
Какая разница? Хотите апельсин?
Спасибо.
Если в восемнадцать лет не делать того, что хочется, то когда же? Ответ: никогда.
Разве в тридцать нельзя?
Мне тридцать, и я не могу делать то, что мне хочется.
Правда не можете? удивилась Дженни.
Нет. Я хотел бы написать солнечный свет на воде, но не могу. Я хотел бы убить Арчибальда, но не должен этого делать. Я хотел бы он бросил на нее быстрый взгляд и закончил:о, много всего. Ну хорошо, послушайте, Дриада.
Да?
Вы слушаете?
Да.
Ну, начнем. Вы собираетесь путешествовать от стога к стогу, очень хорошо. Я живу у Бассеттов, и это тоже очень хорошо. Вы представляете себе мисс Бассетт только как женщину, которая печет чудесные булочки, и думаете, что на другие добродетели ее просто не хватит. Вы ошибаетесь. Она обладает всеми мыслимыми добродетелями. Онамать для тех, кто нуждается в матери, и тетушка для тех, кто любит тетушек. В написанном мной портрете, сказал мистер Фентон, переходя на восторженный тон, который висит в ее гостиной, отражены все эти качества. Даже мотив булочек проходит сквозь негоя бы сказалмастерски.
Как бы мне хотелось посмотреть на него, сказала Дженни, заразившись его восторженностью.
К этому мы и стремимся. Чтобы сделать все должным образом, мы сейчас вернемся к стогам сена. Сено, несомненно, может быть отличной постелью. У американцев, как я обнаружил за время своих путешествий в эту удивительную страну и обратно, есть даже такое выражение «завалиться на сено».
Как забавно! И что оно означает?
Оно означает лечь спать. По пути в Нортумберленд вам придется заваливаться на сено весь следующий месяц или около того. Если же ваше нортумберлендское паломничество всего-навсего оправдание ночевок в стогу, то тем же самым можно прекрасно заниматься по соседству с Бассеттами, как вы обнаружили прошлой ночью. Мы попросим фермера Бассетта не накрывать стог, пока мисс Харрис будет им пользоваться. Но если просто хочется побыть вне Лондона или, осторожно сказал мистер Фентон, как иногда бывает, оставаться неузнанным и незамеченным, раствориться в пейзаже, пока погоня не пройдет мимо, тогда, я снова вас спрашиваю, что может быть более подходящим, чем ферма Бассеттов?
Вы хотите сказать, нетерпеливо спросила Дженни, что я могу остаться там?
А почему нет? Но я предлагаю романтический и замысловатый способ, приличествующий дриаде, наяде иесли предположить, что вы поднимались на Конститьюшн-Хилл, ореаде. Послушайте, как бы вы отнеслись к тому, чтобы назваться вымышленной фамилией?
Мисс Харрис залилась румянцем.
Разумеется, вы шокированы, сказал Дерек, но иногда это довольно забавно.
Да, действительно, подтвердила мисс Харрис.
Хорошо. Тогда почему бы вам не стать моей сестрой?
Вашей сестрой?
Я знаю, что вы сейчас думаете. Вы говорите себе: «Господи, тогда Арчибальд тоже станет моим братом», и приходите в ужас от этой мысли.
О нет, нет, с жаром принялась отрицать Дженни. Мне кажется, это чудесная мысль.
Ну, вы одна из самых храбрых девушек, которых я когда-либо встречал. Но нельзя требовать слишком многого. Вы будете моей единокровной сестрой, а Арчибальд всего лишь вашим единокровным братом. Вы кончили завтракать?
Спасибо, да.
Вы курите? Конечно, нет, раз вы дриада.
Спасибо, нет.
Теперь я должен подумать минуты две.
К тому времени, как трубка раскурилась, он был готов.
Вымисс Наоми Фентон. Вы собирались в пеший поход с подругой. Как ее имя?
Нэнси Фейрбродер? Нет, он может вспомнить имя секретаря брата. Эсетилин Питт? Никто не поверит в такое имя.
Нэнси Питт, сказала Дженни.
Хорошо. Вы и мисс Питт шликуда, как мы скажем?
В Эндоувер?
Дерек бросил на нее быстрый взгляд:
Вам известен Эндоувер?
Я проезжала его вчера. А что?
Я понял. Вы сумеете найти обратную дорогу к нему?
Наверное. Она задумалась. Да, уверена, что найду.
Прекрасно. Значит, в Эндоувер.
Почему вы на меня так посмотрели?
Как?
Словно вам это совсем не нравится.
Вы очень сообразительны.
Вторая гувернантка Дженни, с которой они учили названия европейских столиц, говорила, что Дженни очень прилежна и подает большие надежды, а третья, с которой они от столиц перешли к «Жизни пчел», считала, что Дженни любознательна и что ее поведение в высшей степени удовлетворительно, но еще никто не называл ее сообразительной. Она зарделась.