Начальник Третьего департамента раздражённо скрипнул переплётом, уселся за стол и придвинул к себе лист рисовой бумаги из лавки госпожи Ан. Лучшая бумага во всём Гэньлуне! Аккуратно и неторопливо господин Пийципэн написал имена старых недругов, затем, подумав, прибавил к ним имена хороших знакомых и тех, кто называл себя его друзьями. Кто из них пытается выплыть за его счёт? Кому настолько надоел старый потрёпанный блокнот, что его щедро поливают керосином и вот-вот поднесут зажжённую спичку?
Врагов господин Пийципэн вычеркнул почти сразуу них не было и не могло быть настолько полной информации о делах Третьего департамента. Поколебавшись пару секунд, вымарал также большую часть знакомых и нескольких друзей. Поставил в самом низу листа жирный знак вопроса и глубоко задумался. Взял другой лист, перенёс туда оставшиеся имена. Аккуратно сложил бумагу пополам и приложил ко лбу. Раздался лёгкий щелчок, вроде тех, которые издают дыроколы, и листок побледнел, стал прозрачным, а там и вовсе растворился. Ещё одна страница в непростой, но интересной жизни господина Пийципэна.
Иногда на досуге человек-блокнот любил пошуршать страницами воспоминаний, начиная с самого первого: он поднимает выроненный растяпой-библиотекарем свиток и с поклоном вручает убелённому сединами старцуглавному архивариусу императорского дворца.
Пийципэн (тогда ещё далеко не «господин», вовсе нет!) был записной книжкой одного из философов и звездочётов Империи Шуян, предшественницы Империи Тин. Философ этот происходил из знатного рода, а потому подвизался при дворе, по крайней мере провёл там юные и зрелые годы. В старости он, кажется, удалился в монастырьинформации об этом не сохранилось ни в записной книжке, ни в императорских архивах. Об учении, которое проповедовал философ, информации осталось и того меньше: либо достойный господин Сяо Сюэр был не слишком выдающимся мыслителем и наставником, либо ему просто не повезло. Пийципэну хотелось верить во второй вариант, однако, изучив материалы имперских архивов, он всё больше склонялся к первому: эпоха Шуян не подарила миру сколько-нибудь значимых научных открытий и философских течений. Во времена царствования рода Шуян, как и в любые другие, процветали кумовство и коррупция, велись захватнические войны и все приближённые ко двору сановники славили мудрость очередного императора и красоту его многочисленных жён и наложниц. В свой час правящая династия захирела и сменилась другой. Эпоха застоя и упадка, которую, впрочем, называли также временем спокойствия и благоденствия. Ничего выдающегося, даже войны и мятежии те проходили без особого задора. Это отобразилось не только на политике, но и на культуре, частью которой являлась философия. То ли дело предшествующая этому застою эпоха Яо, достижениями которой вдохновлялись даже в Империи Тин! Войны, многочисленные тайные общества, бесчисленные орды кочевников, наконец, появление на свет госпожи Нэннотоже само по себе событие выдающееся, как ни крути.
Чем старше становился господин Пийципэн, тем сильней он ценил тихую и скучную эпоху Шуян.
Учение Сяо Сюэра забыли довольно быстро, что не помешало сложить три написанных им книги и ранние заметки в государственный архив. Во время очередного пожара книги сгорели, а записная книжка уцелела и была перенесена в Новую библиотеку, где благополучно пролежала среди прочих никому не нужных свитков положенную сотню лет.
Господин Пийципэн сам толком не знал, почему другие бумаги, валявшиеся рядом с ним, остались бездушными, а он ожил. Насколько ему было известно, большинство шенву тоже оставались в неведении о причинах, по которым обрели душу. Возможно, в Новой библиотеке решил помедитировать какой-нибудь подвижник, использовавший записную книжку Сяо Сюэра в качестве подставки для пиалы с чаем. Или мимо полки, на которую поместили старый потрёпанный блокнот, пронесли одну из священных императорских реликвий. Или просто звёзды сошлись в нужной комбинации, заставив энергию нэнъян выплеснуться и пошевелить пожелтевшие от времени страницы. Так или иначе, безымянный шенву восстал, огляделся по сторонами помог старому архивариусу, поскольку Сяо Сюэр очень много писал о познании себя через помощь ближнему.
Господин главный архивариус воспринял явление юноши в устаревшем на полтора столетия одеянии как должноев архивах случалось и не такое. Оставив новорожденного шенву при себе, старик его впоследствии усыновил, дал имя и принялся обучать жизниили тому, что считал жизнью сам.
Господин Пийципэн до сих пор мысленно благодарил своего приёмного отца за науку, хотя по большей части она и не пригодилась. Зато впоследствии было так приятно листать воспоминания и заново переживать знакомство, вновь погружаясь в неторопливые беседы о глубинном смысле того или иного иероглифа!
Со вздохом оторвавшись от картин давно ушедшей эпохи, господин Пийципэн уделил внимание свежеприобретённой странице и выписанным на неё именам. На самом деле их оставалось лишь трое, но злоумышленником мог оказаться любой. Госпожа Нэнномало ли какие следы она нынче заметает своими девятью хвостами? Начальник Пятого департамента господин Чжунг, мечтающий о повышении, а потому интригующий против каждого, кто хоть немного превышал его рангом и влиянием (интересно, когда он надоест вспыльчивой лисице? Или уже надоел, но она терпит его, исходя из каких-то своих соображений?). А ещё имелся мистер Кренч, новый секретарь барона Бентинка. У последнего не было пока совершенно никаких оснований подсиживать господина Пийципэна, но он вообще плохо относился к любым Аспектам, неважно, веры или греха. Кажется, родители юноши принадлежали к весьма ортодоксальной религии, до сих пор популярной среди множества круглоглазых, согласно которой любые проявления нэнъян суть зло, а значит, их немедленно следует уничтожить. Господин Пийципэн уважал старинные верованияв конце концов, они выжили после долгих лет, стало быть, в них существовало здравое зерно, но также считал себя вправе защищаться. Он ещё не познал мир достаточно обстоятельно и не записал о нём всё, что хотел.
Был и ещё один варианттот самый знак вопроса, новый игрок, преследующий собственные цели, пока известные лишь ему одному. Время от времени такие появлялись и каждый раз приносили массу хлопот, хотя опыт, вынесенный из схваток с ними, подчас оказывался воистину бесценен. Но откуда у новичка нужные сведения? Вступил в сговор с кем-то из колониальной администрации?
Что-то ускользало из поля зрения, некая страница или абзац, зашифрованный и скрытый от пытливого ума господина Пийципэна. Со временем, разумеется, можно подобрать ключ к любому шифру, решить любую загадку, но вот времени-то как раз и не было. Глава Третьего департамента очень не любил такие ситуации. Он привык принимать обстоятельные, взвешенные решения, и необходимость действовать наобум, да ещё и быстро, его раздражала.
Именно тогда в кабинет к господину Пийципэну и явилсянет, ворвался! Кагами с докладом о нападении на госпожу Эльвину.
Если бы человек-блокнот умел гневаться, то сейчас разъярился бы не на шутку. Кагами вот умели просто фонтанировал эмоциями, в кои-то веки никого не отражая, а высказывая собственное мнение. Точнее, показывая собственную злость. Старательно так показывая, даже немного переигрывая. Давая господину Пийципэну возможность успокоить нерадивого подчинённого и направить его на истинный путь.
Я виновен дважды, господин. Во-первых, не дал Цзинь Ся верных наставлений, вследствие чего она решила прогуляться с подопечной. Во-вторых, когда прибыл на место, убил нападающих, а они могли поделиться информацией. Прошу наказать меня.
Интересно, Кагами сам-то слышит, как теплеет его голос, когда он говорит с начальством? Кажется, любой, кто может без содрогания смотреть в его кривое зеркало, кажется ему то ли божеством, то ли святым. Глупое зеркало. Чересчур молодое, чтобы понять и принять простую истину: любому существу, прожившему слишком долго, приходится учиться эффективно себя прощать. Иначе и впрямь лучше разбить вещь, обеспечивающую твоё существование, и развеяться по миру сверкающим потоком нэнъян.
Умерь свои эмоции, жёсткость слов господин Пийципэн сглаживал прозвучавшей в голосе спокойной лаской. Ты не мог дать Цзинь Ся иных наставлений, потому что и я их тебе не дал. Что же нам теперь, наказывать друг друга?