Запустив руку в сумку на плече, убийца извлёк оттуда шитую золотом и серебром робу. Нити сплетались в раздвоенные символы Скорбящего. Тяжело вздохнув, Лик надел робу эклессии, натянул чёрную и белую перчатки и добавил к ним тяжёлый золотой кулон, который изображал добродетель. Цепочка из крошечных рубинов тянулась от её закрытых глаз до подбородка. Нескончаемые кровавые слёзы, которые та проливала, оплакивая каждого грешника. Коснувшись холодной стали маски, Лик зашептал:
Сей лик твоя темница, госпожа. Лишаясь его, освобождаю тебя. Дозволь воссоединиться с тобой вновь.
Едва убийца снял маску, узкое лицо его преобразилось: глаза сменили цвет на янтарный, нос стал длиннее, лоб шире, щёки округлились, заиграли румянцем. Волосы посветлели, стали короче. Спрятав маску в сумку, и оставив на себе лишь изящный церемониальный кинжал, что висел на изукрашенном поясе, Лик схоронил сумку среди бочек и хорошенько присыпал снегом. Послание еретиков было спрятано в тубусе рядом с кинжалом и дожидалось своего часа.
После превращения по телу мгновенно разлилась волна боли, но убийца был к ней привычен. Нескольких часов должно было хватить, чтобы он оборвал жизнь лорда Тираля. В голове Лика зазвучал голос. Вкрадчивый, он шелестел подобно раскрывающимся лепесткам цветов:
Ах, Вариэль, мой верный Вариэль, как давно я не смотрела на этот мир твоими глазами, как давно ты меня не звал. Или я тебе не мила? Или подаренные мной силы тебе опротивели?
Лику теперь не нужно было скрываться. Он шёл к шатру Тираля, смиренно опустив голову, сложив руки на святом символе. Для того чтобы ответить возникшему в голове голосу, не было нужды открывать рот. Убийца сформировал мысль и отправил её блуждать в глубины разума:
Госпожа, грехам моим нет счёта, равно как и нет счёта молитвам, что я возношу во славу твою. В этом месте никто, кроме лорда Эшераля, не должен знать о твоём даре, а потому я прибегаю к нему лишь в случае крайней нужды, от грубого тона человека в стальной маске не осталось и следа. На смену насмешкам и сальным шуткам пришло подобострастие.
Миновав ещё несколько патрулей, Лик, наконец, приблизился к первым палаткам, что образовывали лагерь Тираля. Город внутри города. Стражи, на нагрудниках которых красовался герб лорда белое солнце и чёрная луна поклонились убийце в пол.
Приор* Децимиус, лорд ожидает у себя, солдат указал рукой на шатёр, превосходивший размерами шатёр Эшераля в несколько раз.
Благодарю, воитель веры. Да благословит тебя на ратные подвиги Скорбящий, Лик осенил стража двуперстием и двинулся к шатру. Несмотря на поздний час, казалось, что никто в лагере Тираля не спал. Усиленные дозоры вышагивали с фонарями, в которых билось священное пламя, и зорко всматривались в буран, будто ожидая нападения. Командиры раздавали приказы, окрики солдат заглушали вой ветра. Лик же продолжал смиренно вышагивать, подмечая благоговение, с каким солдаты смотрели на него. В голове снова раздался сладострастный голос:
Вариэль, дай мне крови, дай мне раздор среди твоего народа. Пусть Скорбящий льёт кровавые слёзы в тёмных глубинах Умбриума, зная, что те, кого он поклялся защищать, режут друг другу глотки. Хочу слышать крики боли и стоны умирающих. Награда будет сладка, мой верный Вариэль.
Ты получишь кровь, госпожа, лишь дай мне время на исполнение моего плана. Прошу, не покинь меня в час нужды, и ты получишь кровь, которая захлестнет эти земли, подобно бурной реке, Лик прервал поток мыслей, когда один из стражников остановил его.
По какому делу высокочтимый приор направляется в центр нашего лагеря? голос солдата с хрипом прорывался через шлем. Ночной час не время для визитов, рука в кольчужной рукавице легла на рукоять меча. Лик поднял глаза и тепло улыбнулся.
Сын мой, разве для молитвы и покаяния надобно выбирать особый час? Благословенный лорд Тираль желает меня видеть, ведь дитя уже здесь, верно? он коснулся символа Скорбящего и вновь смиренно опустил голову.
Но откуда он осёкся и кашлянул. Впрочем, личному исповеднику лорда виднее. Да пребудет с вами Скорбящий, высокочтимый приор, стражник кивнул и удалился. Лик выдохнул. «Да уж, личному исповеднику виднее из стылой землицы, это уж точно» усмехнулся убийца. Голос в голове ответил ему мелодичным смехом.
Знай, Вариэль, твоя госпожа капризна и падка на зрелища, а потому не держи обиды, если что-то пойдёт не так, Алая Дева рассмеялась. Ты мне нравишься, Вариэль, так что не разочаруй меня. Я буду наблюдать. Не спеши надевать свой стальной лик, вкрадчивый голос замолк, а перед мнимым приором возник шатёр лорда Тираля. Отряд личной охраны пронзил убийцу десятком колких взглядов. Юноша в отороченной мехом мантии отделился от стражи и, позвякивая колокольчиками на поясе, двинулся к нему.
Мелодичный звон маленьких колокольчиков был слышен даже сквозь завывания ветра. Греховные нити позволяли Лику улавливать его. Сколько лет он имел дело с круциариями, но всё равно благословенный звон заставлял его ёжиться. Убийца знал, что при должном рвении круциарии могли почувствовать тёмную силу внутри него. Могли ли они чуять его связь с Алой Девой?
Сейчас приор Децимиус надеялся, что госпожа потехи ради не лишит его образа. Тогда Лику уже ничего не поможет.
Ваше святейшество, мы ожидали вас несколько позже, круциарий едва заметно зашевелил губами, и в разум Лика будто проникла змея. Нечто не уловимое ни мыслью, ни чувствами, растекалось и заполняло собой всё его сознание.
К тому же я не ощущаю в вас благодетели, которой всех нас наделил Скорбящий. Всё в порядке, ваше святейшество? круциарий посерьезнел, колокольчики зазвенели тревожнее. «Проклятье, Грациан хорошо натренировал своих псов. Нужно придумать отговорку» Лик потянулся мыслью к памяти приора. Перед глазами возникла бадья. В багровой, пахнущей смертью воде лежало тело маленькой девочки. Где-то далеко раздался голос:
Прошу, приор, избавьте меня от греха, даруйте мне благодетель.
Видение оборвалось, а Лик упал на колени, задыхаясь. Круциарий ещё больше насторожился, а воины схватились за мечи.
Что происходит, ваше святейшество? Позвать лекаря?
Сын мой, слабым голосом произнёс Лик. Вашему господину, лорду Тиралю, да благословит его Скорбящий, надобна исповедь. Не дано вам видеть то, что у грешника на душе даже с помощью святой мизерикордии, а я мнимый приор закашлялся. Я же вижу грех и принимаю его в себя, дабы уничтожить. Благодетель не безгранична, сын мой. Грех может быть силён и надобно бросить все силы на его истребление. Но она вернётся Вернётся, не беспокойся обо мне. Дитя ведь уже готовится к омовению? слова давались тяжело, горло жгло огнём, а в голове Лик услышал ехидный смешок. Круциарий размышлял. Враждебность на лице уступила место участливости, а звон прекратился.
Прошу простить мою подозрительность, сказал молодой человек. К Лику вновь вернулась ясность рассудка, и он смог разглядеть его: высокий юноша с едва заметным пушком над губами. На вид ему едва минуло шестнадцать вёсен. Убийца постарался скрыть удивление. Хоть он и часто водился с круциариями, ни разу ему не доводилось видеть столь юного, тем более в личной охране лорда Гербов. Молодой человек протянул ему руку.
Не стоит, сын мой. Я заметил, что среди людей этой ночью царит особенное оживление. Ожидаете нападения еретиков, да обрушит на них Скорбящий беды и несчастья неисчислимые? Лик принял руку и отряхнулся от налипшего снега. Круциарий подал знак, и стража отступила.
Всё хуже, ваше святейшество. Думается мне, кто-то среди святого воинства задумал чёрное дело, юноша нахмурился. Кто-то хочет лишить жизни лорда Тираля.
Святотатцы, да низвергнет их в Ледяную Бездну Скорбящий, в притворном испуге прошептал Лик и сотворил двуперстие. Как твоё имя, сын мой? Мы ведь раньше не встречались.
Верно, ваше святейшество, меня отсылали на восток. Ферус Тираль, юноша кивнул.
Молюсь Скорбящему, чтобы злодеяние не свершилось. Пусть снег и ветер не станут преградой глазам твоим, юный Ферус. А теперь прошу меня простить, отец твой нуждается в исповеди, Лик поклонился, и собрался было пройти к пологу шатра, как Ферус произнёс: