«Леди».
Затем подошла к окну, проверила форточку и уткнулась взглядом в герберу, стоящую в вазе. Под ключицей бешено затикало, застучало. Не раздумывая больше ни секунды, двумя руками Соня задёрнула плотные шторы, не оставив и щёлочки, и сразу же, как по команде в дверь забарабанили:
Сонька! Открой! и между собой: Она и налила! Вон капли у двери! Вот сучка! Сколько раз говорить!
Соня торопливо закинула на плечо сумку, подхватила Ирискин цветок и решительно вышла в коридор. Там, повернувшись к женщинам спиной, закрыла дверь на ключ и, почти растолкав их, устремилась по коридору.
Соня! вскрикнула удивлённо Грымза. Это ты в душевой воду налила?
Не удостоив её ответом, Соня выскочила на лестницу и сбежала вниз так быстро, как только могла прочь из этого места! Прочь!
Вылетев из подъезда, она с ходу врезалась в мужика с накинутым на голову капюшоном, и от удара сложенная вчетверо бумажка с адресом, всунутая между листьями цветка, незаметно выпала в затоптанный снег.
Извините, крикнула Соня впопыхах и понеслась дальше.
Глава 4
Дом человека там, где в ванной лежит его зубная щётка
(Арнхильд Лаувенг, «Завтра я всегда бывала львом»).
Эти дети Разбросанные по номеру вещи, песок, принесённый на ногах и кучи грязи везде, где только можно: под столом, под всеми кроватями, в душевой! Грета игнорирует приклеенные к зеркалу жевачки, чашки с засохшими чайными пакетиками и не утруждает себя подметанием просто выносит мусор.
Довольная собой, она так же быстро убирает две соседние комнаты, после чего, предварительно постучав и не услышав ответа, идёт в вожделенный семнадцатый номер. Сегодня она оставила его на десерт, в надежде прочесть продолжение той любовной истории.
Однако на прежнем месте у подушки дневника нет. Грета ныряет под неё, щупает покрывало, шарит вокруг, пусто. Забрала с собой? Или догадалась, что кто-то его читал?
Грете становится стыдно, но лишь на мгновение.
Нефиг было раскладывать у всех на виду!
Она натягивает перчатки и с остервенением елозит шваброй по полу, продолжая расстроенно думать. Закончив с этим, берёт из тележки прыскалку с тряпкой, подходит к зеркалу и пристально вглядывается в своё отражение, на неё сосредоточено смотрит женщина, которой задан несложный ребус.
Куда ты его положила?
Прямо под зеркалом находится тумбочка.
Ну, конечно!
Тряпка, пульвик, всё летит прочь, и Грета, высунув кончик языка, торопливо двигает ящики. В верхнем припрятан кипятильник. Во втором пусто. И очень медленно, затаив дыхание, она открывает последний ящик, нижний. Дневник лежит там.
Иди ко мне, моя прелесть!
Главное потом положить его обратно ровно так же. Она вытирает об себя руки. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там пишет эта девица
«Всё тот же цветочный ларёк. Я ждала и ждала, а тебя всё не было и не было. Спустя целую вечность ты появился из-за угла и подошёл. Это были всё те же взгляд и улыбка. Я уронила сумку и упала в твои объятия, чуть не раздавив осоку, спрятанную за пазухой. Все мои страхи оказались напрасны!
Внутри всё вопило, что я сошла с ума и что совсем тебя не знаю, но мне хотелось стоять так вечно вжиматься всем телом, от груди до коленок, словно бы ты мой давным-давно потерянный пазл, без которого я не могу быть цельной. Я забралась пальцами к тебе под свитер, и ты бережно, будто боясь сломать, обнял меня в ответ. Запах Он был убедителен, неопровержим и влился в лёгкие ковшом такого блаженства, что голова опустела. От возбуждения мне сделалось дурно аж заподташнивало и захотелось предаться тебе ещё безогляднее. Захотелось всецело обладать тобой».
Хе-хе, хмыкает Грета, оторвавшись от чтения. Это ты носки моего мужа ещё не нюхала! Вот где амбре, аж мухи дохнут!
Почерк тут понятный, по углам нарисованы сердечки.
Первый класс, вторая четверть она перелистывает страницу.
«В этом запахе был аромат земли и терпкость разнотравного мёда, сладкость берёзового сока и тонкий привкус родниковой воды, нотки душистого табака и кардамоновой стружки, но самым изящным оказался едва уловимый оттенок мускуса и чистого пота твой несравненный и неподражаемый идентификатор.
Желобок у шеи и непреодолимо привлекательный запах забрал меня в пожизненный плен, оглушив томительным послевкусием.
Мир исчез.
Мы стали как две половинки причудливой вазы, соединённые тонкой трещиной посередине, и хотелось одного слиться, чтобы воссоздать её в единое целое».
Леди, пойдёмте, странным голосом говорит мужчина, отстраняясь и с ходу поднимая с земли дорожную сумку. Окидывает Соню взглядом: Это что у Вас за цветок? даже странное обращение на «Вы» и «леди» в его исполнении звучат гармонично.
Я на минутку, отвечает она дрожащим голосом, с силой заставив себя оторваться от футболки и вынырнуть из-под свитера самого тёплого места на свете, а потом я должна отнести его. Я обещала, и неловко, будто извиняясь, она теребит торчащие из-за пазухи гибкие листья.
«Никакого секса» стучит в голове, пока они идут к дому, заходят в подъезд и долго, слишком долго едут на лифте. Мужчина открывает квартиру и пропускает Соню вперёд. Заходит следом. Массивная входная дверь позади так смачно захлопывается, что она вздрагивает.
В сумраке прихожей Соня ставит цветок на стоящий поодаль стеллаж, с ходу отодвинув горшком лежащие там предметы, а мужчина опускает сумку на пол. В напряжённой тишине они одновременно разуваются. Он берёт её куртку и шляпу, и вешает их на крючок, не глядя, а глядя в упор на Соню. Секунда. Три. Пять.
Мужчина стягивает через голову свитер, и футболка цепляется следом, всё летит на пол. Двумя пальцами, элегантно, он достаёт из кармана презерватив. На мускулистом плече шевелится татуировка чёрный удав, а освобождённое от одежды тело источает фантастический жар и всё тот же одуряющий запах. Соня подходит вплотную, берётся за ремень в брюках. Расстёгивает латунную пряжку. Упрямую пуговицу. И очень медленно, зубчик за зубчиком молнию. И ошалело вжимается в мужское горячее тело всей собой, жадно впиваясь пальцами, обнимая кожей, ощущая его желание и чувствуя, как жарко он дышит ей в макушку.
Посередине прихожей, прямо к стене прикручено прямоугольное зеркало, в полный рост человека к нему-то резким рывком он её и бросает. Они смотрят друг на друга через иное измерение в стене, распахнутыми настежь глазами с огромными зрачками у обоих. Он стоит сзади такой вкусный, такой большой. Пальцы ныряют под платье. Соня вскрикивает, порывается развернуться, но он крепко хватает её за шею, прижимает к зеркалу и придавливает собой, грудь, живот и щёку обжигает ледяная поверхность стекла.
Больно.
Не дёргайтесь, леди, вкрадчивый голос проникает в самое ухо.
Далее целая страница зарисована каракулями. Грета разглядывает надёжно спрятанный текст, тщетно крутя тетрадь под разными углами. Ишь ты, блин. Самое интересное замалевала. Среди этой паутины можно различить слова «навсегда» и «никогда» и в живых оставлена фраза: «Он Бог».
Грета переворачивает страницу та вообще пустая, с расплывчатыми следами от высохших слёз: клетки обесцвечены, бумага покрыта сморщенными кружочками. Следующие несколько листов выдраны с мясом, на скрепках остались клочки бумаги. Нда. Тут же приклеены цветочные лепестки блёклые, сухие. Да «леди» просто романтик Дальше снова продолжается текст почерк корявый, торопливый.
«Вчера мы ездили в соседний город, в театр»
Свободных мест в автобусе нет, и Соня с мужчиной стоят, что не мешает ему с невозмутимым видом сотворять такое, что воздух застревает на выдохе.
На ней чулки, и по капрону, медленно, сантиметр за сантиметром его рука поднимается по ноге, вот уже пальцы касаются белья, гладят тонкие кружева и изучают доступный для проникновения вход. Хорошо хоть надела просторное платье с пышной юбкой красное, купленное накануне. Она вцепляется в поручень, задыхаясь от ощущений, всё внимание там, в точке прикосновения кончиков его пальцев на границе бедра и живота. Мужчина бесцеремонно ныряет под ткань трусиков, и она давит в себе стон, рвущийся наружу бешеной птицей.