Как только персик скрывается из виду, мужчина улыбаться перестаёт, и Соня тоскливо утыкается взглядом в пиццу. Аппетита нет. В животе, как в жерле вулкана, что-то клокочет, но не от голода рокот гудящий, низкий. Позвоночник становится ощутимым и упирается костными отростками в спинку пластикового стула. Лопатку пронзает острая боль, как от удара ножом, и Соня прислушивается к телу уж не застудила ли опять свою многострадальную мышцу? На лбу выступает испарина, капельки блестят на солнце, и тело тяжелеет так, что ножки стула, поскрипывая и треща, разъезжаются по кафельному полу.
Странное состояние проходит так же быстро, как появилось, но из носа прорывается кровь: стекает по подбородку, бумкает каплями на гладкий стол.
Соня торопливо хватает салфетку, прижимает её, запрокидывает голову, и тёплая волна устремляется в горло, рождая привкус мокрой латуни. Алое пятно расплывается по тонкой бумаге.
Мужчина отрывается от голубей, коротко вздыхает и коротким движением придвигает Соне остальные салфетки.
Она берёт их все, прикладывает к лицу и смотрит поверх, взгляд виноватый. Спина уже не болит, лишь очень зудит под лопаткой и только. Кровотечение прекращается быстро.
Берите, мужчина двигает пиццу Соне.
Она тянет длинный треугольный кусок, игнорируя пластиковую коробочку с соусом, «куда можно макать кусочки».
Бесшумно кусает. Так же тишайше жуёт. Глотает, давится, но всё же глотает. И никаких испачканных жиром пальцев и щёк. Тем не менее, мужчина бросает на неё пристальный взгляд, морщится и говорит, показывая на своём подбородке, где:
Вытрите здесь.
Соня испуганно проводит ладонью это оставшаяся кровь.
И вот теперь она сползает по стиральной машинке, жадно уткнувшись в футболку носом.
Ей чудится запах печёных помидоров, и от болезненно нахлынувшей слюны во рту танцуют кинжалы.
На полу мужчина её и находит: обмякшую и безвольную. Он забирает футболку, с трудом вырвав её из цепких пальцев, закидывает внутрь машинки и наваливается на округлую дверцу коленом, та со щелчком захлопывается.
Пойдёмте гулять. Гроза прекратилась.
У просеки буйными метёлками розовеет акварельно-сочный иван-чай. Жирный чернозём размят в кашу, в глубоких ямах и рытвинах глинистая вода, на поверхности которой по отражению безоблачного неба скользят изящные водомерки.
Лужи разливаются на всю ширину дороги. Соня с сомнением поглядывает то на поле грязи, то на свои тонкие тряпочные тапочки на ногах, новенькие кроссовки, к счастью, оставлены дома. Она отстаёт. Мужчина оборачивается и подзывает её:
Леди, подойдите-ка.
Балансируя руками и старательно выбирая, куда шагнуть, она приближается, вопросительно заглядывает в лицо. Из кармана джинсов он добывает чёрный платок рывком и встряхивает его, расправляя в воздухе:
Повернитесь. Пойдёте вслепую.
Мир погружается в кромешную тьму.
Рядом стрекочут сороки, булькает в лужу лягушка, оглушающе пахнет мокрая после грозы трава и сочной плесенью почва. Шелестят на осинках беспокойные листья-монетки.
Теперь из ориентиров только рука мужчины и его сосредоточенный голос, который ведёт и предупреждает, когда Соня хочет шагнуть не туда:
Стоп. Полшага вправо. Большой вперёд.
Каркает ворона, ей вторит другая. С треском отламывается и падает на землю ветка.
Жирная тварь! невпопад восклицает мужчина и, со злостью выдохнув: Н-н-на тебе! дёргается в пинке.
Громко хлопают крылья крупная птица шарахается и улетает в лес. Судя по звуку голубь. И, как ни в чём не бывало:
Шаг вправо.
Ещё где-то вдали воет собака, над головой летит самолёт гул растёт стихает, и затем Соня будто глохнет. Во всём мире остаётся только голос, и по его интонации она угадывает, где торчит корень от лежащего боком пня, ловко огибая его; перешагивает через мелкие ёлочки; виртуозно проходит по краю луж.
Стоп! Здесь нужно прыгнуть, говорит мужчина. Готовы?
Соня кивает. Пальцы разжимаются, рука исчезает. Он оказывается впереди:
Давайте.
Отступив назад, она энергично прыгает, приземляется, но на рыхлой почве теряет равновесие, и мужчина подхватывает её под талию:
Умничка.
Через полчаса сосредоточенной прогулки он говорит:
Глаза сразу не открывайте, и сдёргивает повязку.
Веки изнутри полыхают алым. Соня терпеливо ждёт. Наконец, пару раз с усилием моргает, оборачивается и удивлённо ахает.
«Там была широченная лужа с мутной жижей и узкой обочиной с краю, а вправо уходили жирные глинистые грядки с посаженными саженцами сосен. Сплошное месиво из грязи, клянусь! Я смотрела на свои тряпочные тапки сухие и чистые и не понимала, как Он это сделал. Это невозможно, просто непостижимо! Обратно я шла сама и так устряпалась! Аж по щиколотку! Это какое-то откровение, что-то вне моего понимания. Значит Ему можно довериться!
Я подошла к нему. Он работал».
Ещё, говорит Соня, уставившись на мужчину.
Минуту, леди
Он изучает в ноутбуке красно-зелёные графики, шепчет что-то непонятное про «стоп-лоссы» и «хаи», нажимает на кнопки. Закрывает крышку, встаёт.
Добывает из кармана платок в этот раз нарочито медленно и завязывает Соне глаза, педантично приглаживая непослушные волосинки, чтобы они не попали в узел. Берёт с полки верёвку тонкую, джутовую, скрученную в аккуратный моток, их лежит целый ряд. Дёргает за кончик, и слышно, как та распускается в воздухе. Он забирает Сонины руки, связывает их за спиной. Обнимает, вжимаясь, так, словно душит, Соня всхлипывает, но он лишь перехватывает верёвку, накладывая её тугими витками под грудью и по ключицам. Сосредоточенно стягивает их у лопаток, от чего в рёбра будто впиваются стальные канаты.
Чёрная змея на его плече шевелится, как ползёт.
Он выводит свободный конец вперёд получается подобие поводка и, прихватив второй моток, ведёт Соню на кухню. Там неожиданно он бросает её обездвиженное тело в кресло возле стола, натянув поводок и этим затормозив падение. Крепко привязывает. И начинает готовить ужин.
Звуки становятся острыми и прозрачными.
Слышится звонкий стук падающих в пустую кастрюлю зёрнышек риса, отмеренных мерной ложкой. Журчание льющейся из кулера воды. Щёлканье плиты, шум пламени. В звенящей тишине тихонько закипает и булькает кипяток. Дзынькает и скребётся о стенки кастрюли ложка. Скрипит диван, принимая тяжёлое тело. Звонко танцуют рисинки. Мужчина здесь: слышно его дыхание.
Снова диван.
Шорох пакета. Звук воды из-под крана, струя льётся в раковину, стихает Кап Кап. Запах варёного риса распространяется в воздухе. Весомый стук ножа, положенного на разделочную доску. Что-то гулко падает на дно пустого мусорного ведра.
Дверца холодильника открылась, закрылась.
Дребезжание бутылочек это специи на подносе.
Слышится бряканье тарелки о стол, шелест салфеток и лёгкий перестук деревянных палочек, положенных рядом. Соседнее кресло тяжко взвизгивает.
Рот, леди, наконец произносит мужчина.
Соня послушно открывает рот, и на язык попадает тёплый комочек риса, она едва успевает обнять кончики палочек губами, и они ускользают. Всегда безвкусный рис наполняет мозг блаженством, и она, смакуя, разминает податливые зёрнышки зубами. Едва уловимый стук, а затем тишина. Соня открывает рот.
На подбородок попадает капля, на язык мокрый кусочек со вкусом соевого соуса и чего-то маслянистого, овощного. О! Это же авокадо!
Когда они заходят в магазин, мужчина всегда их берёт щупает плоды, выбирает мягкий, а дома чистит, освобождает от косточки и режет на кусочки, не подпуская к этому ритуалу Соню. Этот плод, или овощ, или как там его Ягода может вообще? Его она впервые попробовала здесь раньше всегда безучастно проходила мимо.
Когда рядом с губами снова возникает тепло, Соня так быстро открывает рот, что мужчина, заподозрив её в подглядывании, берётся за край платка кончиками пальцев и сдвигает его на самый нос. Кормит дальше. В тишине кухни слышится стрёкот палочек о тарелку, и только. Ужин подходит к концу. Соня жуёт медленно, чтобы мужчина успевал есть тоже.