Она хлюпает носом, где скопились остаточные слёзы, аккуратно добывает тетрадь из-под подушки и перекладывает её в тумбочку, каждый раз приходится запоминать, как она лежала, чтобы точно так же потом положить обратно.
Рыба с рисом, надо же. Какое совпадение.
Глава 10
Чем шире твои объятия, тем проще тебя распять (Ницше).
Алё! далёкий голос Ириски отражается в трубке двойным эхом. Привет-как-дела?
Соня моментально вспоминает, что забыла и про квартиру, и про цветок, который надо туда отнести.
«Ключи! Они должны быть в сумке! И записка! Где записка?»
Она торопливо озирается и страшно тараторит:
Ой, Ирисочка, привет. Слушай, я до квартиры вашей так и не добралась! Но с цветком всё в порядке! Честно! горшок с торчащей осокой осуждающе смотрит на неё с подоконника, и она виновато отводит взгляд. Э-э-э Как там ваш медовый месяц?
Я тебе за тем и звоню, Ириска шумно вздыхает. На заднем плане бушует прибой. Мой мужчина Он не поехал, короче. Так что имей в виду.
А ты его предупредила про цветок? спрашивает Соня.
Да ты знаешь, как меня убого подстригли тогда? Капец вапше! Злая домой пришла, и мы мнётся подруга, поругались сильно. Он теперь трубку не берёт. И зря я тебе ключи дала. Это же его квартира, а не моя, понимаешь? Мы из-за этого и поругались. Говорю ему подружке отдала, мол, пусть за хатой присмотрит, ну а что такого, а? Скажи! А он аж взбеленился весь. Мол, мои вещи, моя квартира. Никогда его таким не видела. Вали, мол, сама на свои моря. Про цветок этот дурацкий даже заикнуться не успела.
Понимаю, отвечает Соня. No paso nada. Ещё помиритесь.
Жаль, рассуждает та, что с квартирой так получилось. Я надеялась, что ты отдохнёшь там от своей общаговской коммуналки с клопами и тараканами
Да я сейчас не там живу, делится Соня, не переживай.
А где?
У мужчины, который герберу подарил. Помнишь, у ларька?
У мужчины? голос Ириски возрастает на пару децибелов и веселеет. Так этот мужик, он что, настоящий? Крутя-я-як! Прилечу расскажешь! её интонация, восторженная до оскорбительности, будто намекает, что появление мужчины в жизни Сони это какой-то нонсенс сродни июльскому снегопаду.
Обязательно расскажу, улыбается она, наслаждаясь тем, что ей будет что поведать своей любвеобильной подружке и осознавая, как давно вот так, по-простому не улыбалась даже скулы заныли. Морю от меня привет.
Зажав телефон между ухом и плечом, Соня на цыпочках бежит в комнату, находит среди пакетов и коробок свою дорожную сумку и под озадаченный взгляд мужчины, который сидит в наушниках за ноутбуком, выворачивает её. Ворошит вещи, бренчит ключами.
Так мне цветок отнести или уже тебя дождаться?
«Бумажка с адресом Где же она? Куда-то пропала! Куда она могла подеваться? Лучше переспросить Записать Ручку»
Да как знаешь. Лан, давай, у меня тут роуминг. Я тебя предупредила, если что, говорит Ириска. Связь обрывается.
Чёрт! вполголоса выдаёт Соня.
Она смотрит в телефон, задумчиво заталкивая вываленные вещи обратно в сумку и не заметив, что кое-что из них завалилось между пакетами. Затем идёт в прихожую, где шарит по карманам куртки, бумажки с адресом нигде нет. Возвращается на кухню. Цветок!
Точно! В последний раз она была здесь Соня шарит пальцами между листьями, у самого дёрна; досадливо морщится Потеряла, дура, и, испуганно подавившись последним словом, с цветком в обнимку торопливо ныряет в ванную.
Там она включает душ, проверяет запястьем температуру и осторожно моет тонкие листики, пропуская их между пальцами.
Когда-нибудь ты зацветёшь, говорит полушёпотом. А потом Ириска вернётся с морей, созвонимся, и ты поедешь домой. А встречаться с её обиженным мужиком Да ну его нафиг. Вдруг он отбитый на всю голову
Она встряхивает горшок, с листьев осыпаются капли, и ставит его на стиралку. Там лежит скомканная жёлтая футболка хлопчатобумажная, она держит запахи особенно долго и за вчерашний день насквозь пропиталась пòтом. Соня дотрагивается до неё, а затем, не выдержав, порывисто вжимается в мягкую ткань и лицом, и грудью. Её можно задушить этой футболкой такой она делает вдох.
Мучительным смерчем в неё врывается смесь из мёда, солёных фисташек и мускуса, аромат роскошный, изысканный, словно из коллекции редких духов. Под рёбрами галопирует сердце.
Выдох и, снова, болезненными урывками несколько жадных вдохов, ноздри её трепещут, будто у дикой лани, почуявшей запах пыли, порохового дыма и тёплой крови.
Она сгибается пополам, втиснув в себя нестерпимый источник афродизиаков и навалившись животом на стиральную машинку.
«Так может пахнуть только он и жизнью, и смертью одновременно, читает Грета, стоя у окна, чтобы наверняка увидеть, когда в калитку с улицы войдёт эта женщина. В этом суть его аромата, и я хочу утолить свою жажду обладания им, завладеть этим запахом, запомнить его до мельчайших деталей, до самой отчаянной ноты.
Я хочу быть этой футболкой и касаться его спины, и груди, и змеи на его плече; впитывать пот и до нитки пропахнуть им, пропахнуть насквозь, заарканить, заякорить, вплести в этот запах свои эндорфины. Как жаль, что нельзя задержать в себе воздух навечно сожрать его лёгкими, законсервировать и оставить. Это как наркотик, на который можно отлавливать женщин.
Вот вчера, например. Мы зашли в пиццерию»
Что за парфюм у Вас? девушка за стойкой приветливо улыбается им. Вернее ему. Очень приятно пахнет.
В этот момент Соня готова задушить её, перегнувшись через прилавок. Она сжимает и разжимает кулаки, будто боец на ринге: «Хватит таращиться, любезная молодая сучка! Он не пользуется никаким парфюмом, дура ты набитая!»
Спасибо, говорит мужчина своим инфернальнымголосом, от которого могли бы обкончаться все кошки в округе. И он чуть сдерживает улыбку как тогда, у цветочного ларька! Маленькую пиццу ранч, будьте любезны, и сырный соус.
Девушка, блестя глазами, пробивает заказ и мельком бросает на него Сониного мужчину! свой похотливый взгляд! Хочется повыдирать ей ресницы пушистые опахала, прилепленные в каком-то сраном салоне красоты. Соня зажмуривается, сжимаясь в тугой комок. В ушах исступлённо клокочет взбесившееся море. Изнутри, из самых недр живота зарождается глухое:
Р-р-ры
Леди, выберите столик, мужчина поворачивается к ней, но та не слышит. Леди! трогает её за плечо.
Та вздрагивает. С трудом разжимает кулаки на коже остаются следы от ногтей восемь вдавленных полулунок.
Столик, нетерпеливо повторяет он.
Она послушно кивает и, ссутулившись, отходит подальше от кассы, где и выбирает место у окна. Они садятся.
Рядом с ней мужчина становится отрешённым. Смотрит на улицу, где несколько голубей наперебой терзают горбушку хлеба.
Воздух густеет от затянувшегося молчания. С кухни пахнет выпечкой, жареным сыром и помидорами; доносятся обрывки приглушённого разговора, женские восторженные голоса, и громыхает посуда. Соня обкусывает заусенцы один, второй, а затем нервно скребёт себе сгиб руки, вгрызаясь ногтями в кожу.
Будь мужчина внимательней, он заметил бы, как изменились её глаза: радужка пожелтела, зрачки сузились до иголок. Но он следит за голубями уже с нескрываемой злостью, стиснув зубы.
Девушка приносит коробку с пиццей, от лучезарной улыбки на щеках играют ямочки. Мужчина, просияв, поворачивается к ней всем корпусом, и она смотрит на него, в упор не замечая Соню, будто бы та стеклянная.
Соня тянется к зубочисткам, берёт одну и, не распаковывая, с остервенением тычет ею в стопку салфеток тыц! Тыц! ТЫЦ! С лёгким треском зубочистка ломается.
Приятного аппетита, игривым голоском произносит девушка прежде, чем уйти, и мужчина сально улыбается ей, дегустируя фигурку взглядом.
И немудрено: сиськи навыкате, а со спины вообще абзац! Ишь ты, фигачит дефиле, двигая упругими булками! Не жопа, а сочный персик, зияющий чернотой в расщелине миниюбки, натянутой так, что как бы не лопнула!