Становись! Боевая задача: помощь в зачистке территории и попутное исследование отдельных кварталов. В нашем распоряжении седьмой ОПРМ, автомобиль, оборудованный радиосвязью, асинхронизаторы и личное оружие. Кроме того, нам выделена единица оружия нового типауниверсальный карабин Кастякова-Добровольского с автоматической настройкой и подачей боеприпасов. Я протянул Сарафанову блестевшую серебром и никелем винтовку.
КАСКАДпредел мечтаний любого спеца, и почему Евграф оснастил именно мою группу, я пока не знал. Было их крайне мало, и давали такие карабины лишь под серьезное дело. Личный состав уже обучали владению КАСКАДом, но мне хотелось, чтобы народ почувствовал «глубину момента»:
Это оружие разработано советскими учеными, здесь в Ленинграде, специально для боевых частей ОСКОЛ. Его характерным отличием от систем, применямых ранее, является принцип универсальности. Двойная система распознавания «чужака» в течение доли секунды выбирает режим работы КАСКАДа и автоматически посылает нужный заряд в казенник. Конструкция подачи боеприпасов 4+2, системы Добровольского, включает в себя дублированный поражающий заряд четырех основных типов: кислотный, аргентосодержащий, электрохимический и патронтермопоражения. Благодаря унификации боеприпас можно заменить в зависимости от предполагаемой сложности обстановки на трассирующий патрон для МЗО, либо компакт-фугас.
Кроме того данная система оборудована мощным разрядником и экспериментальным прибором инфрапоиска.
Это была прекрасная машина, произведение технического исскуства, такая же совершенная в формах, как танк Т-34, Эйфелева башня или американский «джип». И Сарафанов, получив ее в свои руки, осветился счастливо-дурацкой улыбкой. Михей трепетно поднес карабин к груди, прижимая, как прижимал бы старый филателист, перед смертью увидевший «голубого Маврикия», и упоенно полировал осину приклада до тех пор, пока испанец не пихнул его в бок.
В связи с изменением общеоперативной обстановки, приступаем к работе прямо сейчас. Занять места в машине.
На защиту пояса энергобашен кидали всех, кто мог принести хоть какую-то пользу. Командование торопилось, чтоб закрыть многочисленные бреши, возникающие на всех участках«пожар» занял уже территорию от Исаковки до Парка Челюскинцев. Сначала в огонь пошли дозоры и оперативники, потом на врага бросили остаток боевых частей, техников и охрану, но очаги поражения стали проявляться не только вблизи контура, а уже и внутри.
Чужаки вырвались у студии кинохроники, недалеко от клиники Эрисмана, и за Оккервилем. Пока нам крепко помогало солнце, но что будет ближе к полуночи?
«Черные» копились в подвалах и тупиках, готовясь к ночному походу, и если они вырвутся, уже никакие уловки шифровальщиков не помогут, а зверь на свободе получит подпитку от ужаса людей. Тогда все. Тогда мы не справимся, и наступит конец света в отдельно взятом городе. Ленинград станет похож на юкатанские развалинывеликие и пустые
На тротуаре возле перекрестка откинулся круглый чугунный люк. Слесарь-битюг в шахтерском шлеме выскочил из подземного колодца и в броске к машине перекрыл визг тормозов истошным криком:
Ложись!
Что там?! Руис на ходу открыл дверь.
Впереди ухнуло и заклубилось вихрем пламя, обнимая ближайший столб.
Люди, граждане! Закройтесь в домах и личных комнатах! орал битюг. Произошел взрыв газа, и он может повториться! Не выходить из квартир, не смотреть в окна!
Слесарь махнул здоровенным, под стать своей фактуре, ключом.
Товарищи, скорей проезжайте, утечка пропана!
Ответил Сарафанов:
Ты что, Горииванов, в газопроводчики подался?
О, Михей! Ребята! майор потер глаза. Я с темноты толком еще не вижу, и, прищурившись, спросил:Чего это вы на Полюдовской машине катаетесь?
Мы не катаемся, а выполняем задание, сказал я, важно открывая переднюю дверь.
И ты здесь, комендатура! Теперь, значит, с нами?
Мы обступиликомандира огнеметчиков, как мешок на ярмарке, подбирая сыпавшиеся горохом фразы.
Прет, сучара, спасу нет. На воротах хоть генераторы, а на боковых вводах все вручную В Гребном порту жегводь виделитакого с гражданской войны не бывало Все, мужики, бегу.
А здесь что было? крикнул вдогонку Руис.
А хрен его знает! Сами глядите.
Глянули мы осторожненько. Иголка РУНы, дрожавшая в самом начале красного сектора, не обещала особых проблем; Сарафанов посветил дальнобойным фонарем в обугленный колодец.
Что-то налипло на черных стенах. Жидкая блевотина ползла вниз, гулко шлепаясь на бетонную стяжку. Дно колодца размалевал неизвестный художник кровяными сгустками, меж кирпичей бугрился зеленеющий студень, и мертвый глаз в жестком волосе глядел в небо, как на МУРовском жетоне двадцатых годов.
Хрень какая-то, задумчиво сказал Михей и дважды выстрелил в дохлое око.
На Васин остров выбрались мы ближе к двум ночи. Зеленый катерок, тянувший по своим моряцким делам что-то на Лахту, подобрал нас и ушел в море, которое небо засыпало мириадами водяных горошин. Город дождь отторгал, разбивал косые струи о здания, рассеивал острыми пиками крыш, уничтожал, впитывая землей. Зато на воде он был свой, и вместе с туманом обращал все, к чему прикасался, в прозрачное волглое марево.
Катерок отчаянно мотало, но казалось наоборотвроде стоим мы на месте, подминаемые свинцом туч, а с неба прыгают на нас шумные волны. Оттого Васька почудился громадным осклизлым мертвецом, бьющимся головой в невский берег. И плавал он в таком же мертвом тумане, будто находясь на пограничье между нашим и тем, другим миром, из которого приходят чужаки.
Сарафанов ткнул пальцем в туман.
Вон там есть, причаливай!
Старшина катера хмыкнул и протянул еще метров триста, ловко увернув катер от возникшей ниоткуда баржи. Мы вытащили на сходни узкий длинный ящик и, отойдя метров триста от набережной, я заземлил его, откинув крышку.
Посвети, Михей!
Сарафанов щелкнул в темноте чем-то металлическим, и яркий луч ткнулся в контур Васильевского острова, заодно обдав зеленоватыми брызгами донкихотовское лицо Руиса. Испанец протянул Михею несколько стержней из ящика, и они быстро собрали что-то похожее на детский металлический конструктор с флюгером, а затем принялись обматывать его проволочной гирляндой.
Это была та же РУНА, только называлась она ОПРМ-7 и были в ней насадки, позволяющие издалека прощупывать «гостей». Бородатые хмыри из радиоинститута напихали всякой умной дребедени, так что надо было всего-то включить тумблер да покрутить динамо в ожидании, когда сойдутся на панели кривые энергополей.
Испанец прижал ногами машинку и отчаянно крутанул маховик. Плексигласовый экран заспанно мигнул, зазмеился параболами, пустил по карте несколько косых линий, а потом все кривые стеклись на самый крайв район Колтовской набережной.
Хватит, наверное, Руис кивнул, и тут же внутри конструктора замаячил красный огонек, поворачивая флюгер влево.
Мы трое тоже повернули головы туда, где под умирающей лампочкой отсвечивали свинцовые углы букв на вывеске: «Машиностроительный завод Вулкан. Наркомобщемаш СССР».
Машзавод охраняла баба-вахтерша, визгливым шлагбаумом стоявшая на пути. Даже грозная книжка с гербом в трепет ее не повергла, и пускать на территорию посторонних, без разрешения начальника охраны она «и думать не стала».
Кто тебя знает! верещала эта пигалица, дергая клочками пушившуюся поддевку. Мало что нарисовать можно! Бумага стерпит. Не пущу!
Ты чё орешь, Надежда? спросил вошедший последним Сарафанов.
Михей Степаныч! делано обрадовалась кикимора. Здрасьте.
Здравствуй, здравствуй. Все шумишь?
Так ить должность такая! Думаете, мне это из удовольствия нравится? Тютюшки! Гавкаю тут целый день, как шавка на аркане. А кто ценит? Вот прошлого разапрется, значит, дылда одна в манто
Ты, Надежда, винты не вкручивай, а рассказывай, кто поднял шум, когда, и по какому поводу.
А кто поднял? по-сорочьи закосила вахтерша. Никто и не поднимал. Работаем тихо-мирно, выполняем план на сто двадцать процентов.
Надежда