А я не хочу верить, слышите? Не хочу! Я не первоклашка, которую нужно оберегать, как цветок из теплицы. И не дурочка, потерявшая голову! Все что я делаюделаю сознательно.
Принцесса вскинула голову и, пряча молнии в глазах, словно ударила:
Я люблю вас, Андрей Антонович.
Глава 14Мы
Андрей Антонович! Старший лейтенант Саблин Андрей Антонович, это вы будете? Адъютант комиссара Балтфлота сердито указывал на меня пальцем. Прошу приготовиться. Товарищ Смирнов через две минуты вас примет.
Моряки затеяли возню с Марвич, потому что Таня была гражданской супругой капитана Марефьеваего нашли убитым в своей квартире. Карты минных полей у острова Сескер, находившиеся при капитане, исчезли, а соседи рассказали, что кроме Татьяны убить никто и не могшум ссоры доносился из окон прямо во двор. Девушка выскочила в крайне возбужденном состоянии и больше ее не видели. Марефьева живым после ссоры тоже.
Скорее всего, так и было. Медсестра перед внеочередным дежурством заскочила домой, где проявилось ее заражение кисляком, а несчастный супруг в это время оказался рядом. Балтийская контрразведка вычислила ее удивительно быстро, и, оглушив меня, капюшононосец Скляров забрал медсестру.
Неприметные военные, уверенно стоявшие на перекрестке, утвердили его во мнении, что не только флот ищет жену Марефьева. Моряцкое авто проскочило на Менделеевскую и дальше в объезд. Около дома медсестры Скляров остановился, чтобы самому поискать пропавшие бумаги и вызвать подмогу телефоном. Это подкрепление и взяло нас в клещи в том подвале.
Балтийцы уставили в нас три ствола, намереваясь обучить дыханию через дырки в животе. И шанс мог прийти к нам только со временемдолжны были подоспеть погранцы или оперативники «Шторма».
Я начал махать мандатом, а Сарафанов сцепился с двумя мореманами так, что они даже не стреляли, боясь поранить друг друга. Это дало нам пару минут, однако Михея все же прищучили, приставив к шее чудо-винтовку Токарева со штык-мечом.
Мой «ТТ» целил прям в лобешник франтоватого лейтенанта, а тот взял на мушку мою печень и чуть повел наган к потолкусдавайся, мол. Лихой морячок. Лихой и отчаянный. Так и стояли мы, пока донеслось со ступенек:
Олег Дмитриевич, наверху двое чекистов.
Чего им? лейтенант равнодушно обернулся к вахтенному.
Обещают пострелять!
Из окна донесся звук падающих камешков, и чей-то знакомый голос посулил устроить морякам второй Кронштадт:
Эй вы, рыбий корм! Стволы вниз и выходи по одному, если хотите разойтись добром.
Моряцкий командир лениво озаботился, не повышая голоса:
А тебе плохо не будет?
И позы даже не переменил, будто переругивался в трамвае из-за открытого окна.
Мне плохо не будет, ответили сверху. А вот экипаж твой гвардейский с первым же паромом левый берег пошлют отвоевывать. Сам знаешь, с кем связался.
Лейтенант сделал одну пятую оборота к ступенькам.
Мазай
Пробьемся, Митрич. Одного-двух зацепят, но пробьемся.
Один лишь короткий миг понадобился ему, чтобы прикинуть вариант отхода из двойного капкана.
Мы уходим.
Девушка остается у нас, сказал я, вытирая мокрый лоб. И оставьте в покое сотрудника спецкомендатуры.
Здоровяк в бескозырке с надписью «морпогранохрана» вопросительно уставился на лейтенанта и, получив безмолвный ответ, отодвинул штык от горла Сарафанова.
Заготовленную шифровальщиками легенду я рассказал флотскому комиссару. И ничегопрошла с пониманием. Я выяснил, что Рюриковский Маратна самом деле, крейсер, где служил когда-то Скляров. И напоследок моряки разрешили позвонить по спецсвязи в контору.
Вам сюда, товарищ старший лейтенант, открыл дверь без таблички дежурный, указав на ряд телефонов. В ближнем аппарате суровый голос обещал расстрел некоему Попику; я поднял другую трубку.
Второй слушает, раздался майский баритон Натана Словакова, начальника диспетчеров.
Барышня, дайте Полюдова.
«Барышня» засопела и щелчком вкинула Евграфа на связь.
Это я звоню, товарищ подполковник.
Ну и что мне теперь делать?
Не знаю.
У-гум Тогда слушай: в связи с оперативной обстановкой твою группу решено не выкидывать на свалку, а использовать и дальше как боевую единицу.
Евграф сообщил, что к прорыву на башнях Марвич не имеет отношения. И слава богу. То, что Таня не пособник, уже немало. Рассказывали, что в прошлом августе выявили изменника в команде охраны Смольного. По тому резонансному делу прилетал из Москвы секретный генерал Рудаков, чтоб выяснить, «кто таких гадов рожает и как их земля носит». Однако кремлевский гость вернул гада в лоно ВИЗОРа, пожурив «спецуру», что не распознали ОРВЕРа. Это и в правду оказался мощнейший колдун, прошедший все системы контроля. Допрашивали его в специальной камере, а когда понадобилось перевести засланца в институтскую лабораторию, то в двери заводили спиной вперед и с одетым на голову мешком.
А чего сейчас делать?
Сейчас дуй в конторуна торжественное собрание в честь двадцатилетия ОСКОЛ.
На другом конце провода начальственно завопил «прямой» телефон и Евграф, будто спохватившись, погнал меня служить Родине:
Давай иди, у тебя час времени.
В управление я добрался на трамвайчике и сразу попал в объятья Сарафанова. Михей как заблудшего сына принял. Правда, замест упитанного тельца на столе тускнела банка тушенки «второй фронт», но упер ее я один. Да еще с настоящим белым хлебом. А после этого влез под душ и на выходе получил чистые бриджи и тапочки.
Прошу, товарищ, щелкнул ножницами Михей и за стрижкой поведал занятную историю. Дело в том, что меня продали. Продали, как барана на ярмарке. Вернее и того хужепоменяли, будто нож какой перочинный или пару сапог. Поменяли на костюмы спецзащиты. У Полюдова было семь таких, подделанных под армейское х/б, со съемным органостеклом для касок. Вот на эти костюмчики и польстился Берендей, да еще и заряды на КАСКАД выторговал, сволочь. А я все удивлялся: как это меня, пограничника, и вдруг в оперативный отдел?
Да ты не переживай, успокаивал Сарафанов, мне батя рассказывал, что нашего деда на собак сменяли, и ничего, живем!
Нисколько мне легче не стало от его исторических исследований, но лейтенант продолжал говорить, и я задремал, когда геройский дед повесил-таки лапти на гвоздь и рванул в тайгу. Я всегда засыпал в парикмахерской под лязг ножниц и резиновое фырканье пульверизатора. В отличие от мирного прошлого, «тройником» не пахло, не шуршали халатами ломовые парикмахерши с вечным Борей, «у которого опять высыпало на попке».
Не, ну аккуратней можно?! возопил я, когда Михей, подбривая виски «золингеном», опять полоснул кожу. Не овцу стрижешь.
Ничего, сейчас бумажку приладим, шлепнул газетный клочок Сарафанов и пообещал быть аккуратнее.
Экзекуция завершилась, и, оклеенный бумагой, как афишная тумба, я устроился пить «чай» и слушать местные новости.
Да собственно Михей наполнил алюминиевую кружку. Лукьянов ребро сломал, Санька Гнездилов пьет бром. А-а, ты все равно их не знаешь Еще медик подхватил лихорадку Зенгера, наверное, в Москву отправят. Полюдову шею мылили за то, что тебя командовать поставил.
А начоперод, что?
Сарафанов вытащил из жестяной коробки два кусочка сахара и, дав мне меньший, продолжил:
Евграфбетон, даже скулой не дернул. Ходит, руки потирает, как еврей-сундучник. Я думаю, что у него какой-то свой номер в этом цирке.
Какой?
Если б знать, Сарафанов искренне развел руками. Догадки есть, конечно, но такна местном уровне. Михалыч, кстати, приволок здоровенную гадину с Васильевского.
Михалыч, это Мальцев?
Он самый. Так вот, тварюка этаметров десяти. Ее мильтон какой-то на Смоленке подстрелил. И представляешь, из нагана. У ней чешуя в палец, ЭТР не пробивает, разве что КАСКАД. А этот, м-мм потряс пальцами Михей, вспоминая фамилию участкового, уложившего водного змея. А! Закеев. И что ты думаешь? Выстрелили прямо в глаз!
А что в этой змее такого замечательного? Наверное, гобра какая-нибудь залежалая.
Я хаял стрелка от мелкой зависти, потому что даже за «гобру залежалую» сразу же посылали представление на «За отвагу».