Машинально листая брошюру, я увидел знакомые по комендантской службе схемы.
Могу не справитьсядело малознакомое и непонятное.
Майор показал взглядом на книжицу. «Памятка командиру, привлеченному для несения кордонно-заградительных мероприятий особкомендатуры г. Ленинграда»значилось на титуле.
Ничего, что ты не в силах выполнить, тебе не поручат, чуть насмешливо сказал он. Всеми подземельями и крысами занимаются специально подготовленные люди. Но им нужно обеспечить секретность. Раз уж ты попал в струю и не «ссыпался», то можешь заменить Агафонова.
Что я должен делать?
Держать, как говорится, и не пущщать. Ничего нового. Сейчас отметишься в опер-секретной части, дашь подписку о неразглашении. И сразу на Пискаревкутам «горит». Ну, а послеинструктаж по всей форме, допуск оформим.
Берендеев рывком поднялся и, схватившись за створку окна, закричал во двор:
Буран, ко мне! Бегом, мать твою казахскую!
Майор сунул мне ордер, показал, где расписаться в потрепанном журнале, после чего вручил его неслышно подошедшему Бурану Бейсенову и велел отправляться на Пискаревку.
Бейсенова я знал только как агафоновского сержанта, а так он темная лошадка. Но боец храбрый и стрелок замечательный, даже в свободные минуты не расстается с автоматом. Сидит, разбирает по винтикам, смазывает. А вот, что у него в мозгах, только казахский бог его ведает.
В этот раз вместо раздолбанной «полуторки» я получил автобус, да еще с капитаном впридачу. Капитан здорово смахивал на фрица, хотя звался Павел Максимович Ганчев, а приземистый темно-зеленый автобус, маскирующийся под обычную передвижную радиоустановку, был напичкан полуфантастическими механизмами.
Бойцов, какими предстояло мне командовать, после короткого знакомства «принял» Бейсенов, и они расположились на задних сидениях, обсуждая что-то из области сравнительной анатомии. Полутемень заполнилась некими движениями, которые обозначали границы женских форм под ползающий аморальный шепоток. Обернувшись, я приказал вынуть диски, чтобы на колдобинах очередь из «ППШ» не подрезала кого-нибудь.
«Завод ультра-акустического оборудования имени Щорса», прочитал я на табличке, закрепленной у станины диковинного орудия.
Уже серийный образец! с воодушевлением радовался Ганчев. У нас делают. Пять тысяч дэц и без рассеивания!
Я машинально кивнул, продолжая рассматривать пушку. Лихо, конечно. Видел я, к примеру, экспериментальный пистолет «Балтиец», тоже ленинградский, ни единой осечки в мороз до тридцати. Но это?.. Литой керамический ствол, шесть зарядов-цилиндров во вращающемся барабане, и длинный гвоздь, направленный в бороду проводов. Он был, по всей видимости, спусковым механизмом.
Заводские сразу ломаются, перехватил мой взгляд Ганчев, гвоздь вернее.
А это, вообще, что? спросил я.
Капитан улыбнулся.
Как что? Вакуумная пушка с электрозвуковыми зарядами. На случай, если экран-поглотитель не выдержит.
Экран-что?
Тут Бейсенов наклонился к Ганчеву и быстро зашептал что-то на ухо. Капитан вскинул рыжие брови. Казах в ответ щелкнул языком, закатывая глаза.
Угу, сказал Ганчев. Тэк-с В общем, это не пригодится. Ваша задачаизображая комендатуру, охранять место от посторонних, в особенности от штатских. Пропускать только по пропускам. И задерживать все, что движется. У Берендея инструктировали?
Так точно. В общих чертах, правда.
Вот и хорошо. Служба знакома, а если какие непредусмотренные ситуации проявятсясчитайте их загадочными явлениями природы. Для чего и приборы предусмотрены, Ганчев хлопнул по стволу орудия, соответствующие.
Замолчав, он словно прилип к окну.
Вскоре прибыликапитан затарабанил в железную переборку, отделяющую водителя. Мы высыпали из автобуса.
Бойцов я расставил между Меньшиковским проспектом и забором детского сада, как того требовал Ганчев. Местность оказалось очень неуютная. Слева и справабольницы, а впереди кладбище. Но не укрытые зеленью кресты Богословки, а жуткий пустырь за железной дорогой, где зимой хоронили тысячами. Я никогда не забуду этот февраль на Пискаревке. Не забуду длинные рвы вместо могил, заполненные негнущимися мертвыми телами в саванах, и штабеля из таких же мертвых тел, для которых рвы еще копали
Разглядывая стену детского сада, я будто приклеился взглядом к входу в подвал, с широкими ступенями и растром в виде львиной морды сбоку. Морда косила с желтой стенки и вдруг тоскливо мне стало. Неведомый страх пополз мокрыми щупальцами по спине вверх и обхватил шею. Я закашлял, потирая горло.
Пока бойцы курили и поправляли свою необычную амунициюкаски, обмотанные сеткой из проводов, и прорезиненные балахоны, Ганчев вывел меня на перекресток.
Впереди виднелась железнодорожная насыпь с одноэтажными будочками за унылым забором. К забору примыкала трансформаторная, из окна которой свешивались кольца толстого кабеля. Приглядевшись, я увидел, что другим концом кабель присоединен к мотовагону, стоящему на рельсах.
Вы про экран-поглотитель хотели узнать? спросил капитан. Вот полюбуйтесь, в том вагончикепередвижной генератор. Километрах в двух севернее установлен стационарный, на Богословском кладбище еще один. А на Пискаревкеновая башня энергозащиты. Это и есть экран, поглощающий минус-энергию.
Минус-энергию?
Ну да. Это не сильно вдаваясь в подробности. Здесь после майских гроз всегда подобную «дезинфекцию» проводим. Да вот гляньте сами. Ганчев протянул мне чудной бинокль с одним наглазником.
Глядя в хитрую оптику, я увидел, как над Пискарёвкой поднималось алое марево. Острые лучи, вырываясь из подземной глубины, взмывали вверх. То разгораясь, то тускнея почти до невидимости, они совершали какие-то сложные построения в воздухе и рассыпались по небу красными стрелами. Убрав бинокль, я снова посмотрел в сторону Пискаревки. Ничего. Никаких лучей и красноватого тумана.
Что это значит?
Ганчев закурил.
Нечто вроде энергетической формы жизни. При благоприятных обстоятельствах проявляется в виде таких вот лучей. Мы зовем их «остры».
Отлично. Мало мне разумных крыс, теперь еще живые лучи какие-то. Ну, Берендеев
И что, они вот такие невидимые?
Да, наблюдать «остров» можно лишь в инфраоптику. Правда, если их будет очень много Капитан не договорил, озабоченно разглядывая в бинокль что-то за железнодорожной насыпью.
И что будет, если много?
А?.. Да, могут доставить неприятностей. И учтите, Саблин,иногда в зоне их действия образуется аномально низкое давление. Неприятная такая штука, действует на психику вплоть до галлюцинаций. Вот тут сплоховать никак нельзя!
Я невольно поежился.
Да не дергайтесь вы так, родной! Ганчев засмеялся. Нам дел на пару часов. Всё по стандарту: курим, ждем, ловим и бьём. Ну, а вы держите оцепление, чтоб ни одна штатская душа не просочилась за Брюсовскую улицу.
Капитан успокоил тем, что дальше железной дороги «остры» не сунутся, подозвал Бейсенова, и они стали измерять расстояние от покосившегося электрического столба до угла детского садика.
Сгодится, Ганчев записал что-то в маленькой тетрадце и, решительно направляясь к автобусу, вдруг остановился.
Показалось, что воздух вокруг застыл. Что все звуки исчезли, оставляя вместо себя лишь слабый гул, доносившийся из-под земли. А солнце, несколько раз вынырнувшее из-за облаков, будто утопленник из омута, пропало окончательно.
О н появился одновременно с расплавившими серое небо отблесками грозы. С огромной скоростью вращались пропеллеры, и не понять былосверкание лопастей или искрение льда заменили солнечный свет. Замороженное время позволяло видеть несущийся дирижабль в мельчайших деталях. Серебристые листы оболочки, местами погнутые, местами оторванные до обшивки, были покрыты причудливым, похожим на татуировку узором. Сползшие к середине корпуса ладони стабилизаторов заслоняли дыру над двигателем. Рваные края ее были обуглены и временами оттуда показывались языки пламени. Сильный ветер срывал иней с обшивки, бросая горстями в пламя.
Тройка барражировавших истребителей пошла наперерез гиганту. Призрак воздушной пустыни всем своим сигароподобным корпусом замигал красным светом и, сбавляя постепенно ход, остановился.