Подойти бы налегке и, заведя непринужденный разговор, погулять вдоль поросшего ивняком берега!
Подошел. Завел. Сбиваясь с голоса, плел какую-то чушь. И ретировался, чувствуя, ухмылки окружающих. Краснея, ушел и бездельничал, пока не был вызван к Еделеву.
Начлагеря, отдуваясь, хлебал сухарный полубутылочный квас прямо из горла.
Тебе что, Саблин, по шее захотелось?
Да нет, а в чем дело?
Начлагеря куснул жесткий угол французской булки и, делая навыкат голубые глаза, пообещал:
Убью паразита, и без перехода ударил по столу и заорал, смешивая фарфоровый звон падающей утвари с густым бронепоездным басом:Ты где шляешься?! Два часа ждут! Три занятия пропустил! Твои курсанты ходят толпами по городку и наводят безобразия.
Товарищ начальник
Молчать! На этот возглас откликнулся только один графинчик, упав на стеклянный бок. Почему опять напился вчера?
Вчерашний Федин «ударник» давно уже растворился, но кто-то донес. Юрочка, наверное, комсорг штопаный.
Жуков сидел в углу, составляя отчет, и, вспомнив старую обиду, бросил коротко:
Гнать его надо.
Я промолчал, а начлагеря, двигая носком сапога упапвшие тарелки и чашки, устало сказал:
Иди, Саблин, и хорошенько осмысли поведение. И чтоб никаких игрушек с учебным процессом.
Старания не нарушать учебный процесс с моей стороны были честными, только в них сразу появился большой изъян. Ветку Полтавцеву бросили в пионерскую банду «упорядочивать стихию», а занятия в ее группе раскидали на остальных. Так что пятьдесят минут каждого дня Астра сидела за партой около меня, а остальные тысяча триста пятьдесят проходили в ожидании следующего урока.
«Игрушек», согласно приказу, не было, но и самого учебного процесса тоже. На уроках я все больше витал в розовых облаках, думая по капле о пережитом. Ловил ее взгляд, слушал ее голос, вспоминал походку. Тешил надежду, что произошедшее с нами не случайность, а если все-таки не будет больше тонких рук в моих ладоняхя по-любому счастлив. Тогда принцесса станет мне звездой на далеком горизонте, которую можно видеть и говорить с ней иногда. И того факта, что она есть на свете, хватит для счастья с головой.
Не шибкая сноровка в общении со слабым полом играла особенно злые шутки из-за многочисленности свидетелей. Каждый раз, когда удавалось поговорить с принцессой, на меня будто надевали пальто из детствакороткое, широкое и клетчатое. В нем я чувствовал себя абсолютным кретином. Правда, однажды случилось поговорить почти наедине, не считая двух тупых пионеров, неспособных запустить простейшую радиосхему. Астра остановилась около них и, наклонив голову, спросила:
Что, батарейка сдохла?
Чего это сдохла? Новая совсем, мы ее в «Радиомузыкальных изделиях» брали!
А ну, дай. Принцесса потерла «жопку» о ладонь, после чего вставила ее обратно в гнездо. Включай.
Пионер дал ток, тут же раздался не очень сильный взрыв, и повалил черный дым. Юных радиолюбителей как ветром сдуло, а принцесса, задумчиво глядя, как в пламени корежится доска с проводками и лампочками, укоризненно сказала:
Ну что вы застыли, давайте тушить.
Вместо земли я схватил и бросил в огонь пригоршню сухих елочных иголок
Ко всему прочему, принцесса зачастую пряталась среди подруг, соглашалась повидаться; не приходила и белозубо скалилась, когда я в очередной раз казался нелепым. Все это переживалось мной в полный серьез, хотя по здравому соображению могло только развеселить. Но беда в том, что все здравые мысли отлетали при одном лишь взгляде в ее сторону.
И я сорвался, впитывая ее буквально всей сутью, когда мы столкнулись однажды в темной парковой аллее. Вокруг не было ни души, готовилось к дождю цветное небо, а сосна вокруг стала ярко зеленеть особым оттенком, который бывает, если курить листья травы, собираемой узбеками в верховьях реки Чирчик.
Здравствуй, Астра.
Здравствуйте.
Дальше надо было говорить о чем-то таком, но приходившие на ум слова тут же смешивались в кучу, из которой удалось вытащить лишь одну фразу. Про погоду. Что-то там про солнце и воздух.
Дождь из намечающегося переходил в моросящий, поэтому вежливо угукнув, принцесса опять замолчала. Но по ее лицу побежал, на секунду оглянувшись (мол, что там дальше), огонек интереса.
Андрей Антонович, вас чтобили в детстве?
Кто?
Ну, я не знаю папа, дедушка.
Вообще не били!
А чего вы испуганный такой? Или это лишь, когда вы рядом со мной?
Победив «морального противника», она отвернула голову, скаля зубы в ехидной усмешке. А через секунду хохотали мы оба, потому что из леса прыгнул чумной заяц, сначала ударившийся о мою ногу, а потом об сосну. Обезумев до полного ужаса, лопоухий унесся туда, откуда прибыл.
Смех ее звенел в косых потоках дождя, наполняя душу серебром. Я держал в руках ладони принцессы, а девочки-сосны шептались над нами, скрывая то, что принадлежит лишь двоим. Разбухшая от сырости беседка, где мы прятались от дождя, превратилась в сказочный дворец.
Позолоти ручку, молодой и красивый! Всю правду расскажу. Астра гадала мне по руке, напророчив любовь и разлуку. Выпала мне дальняя дорога и две разлуки с любовьюодна разлука длинная, другая короче, но в ближайшем будущем.
Скоро?
Принцесса опустила за пазуху полученную трешку и пообещала:
Скоро!
И долго еще длилась бы аркадийская безмятежность, если б не нарушила ее Совета Полтавцева. Потрясая бумажным пакетом, она вымогала плясок:
Танцуй, Андрюня! Тебе корреспонденция в виде закрытого письма, и, не обращая внимания на застывшую Астру, вякнула:А. Саблину в собственные руки от Ольги Романовой. Ленинград. Набережная Мойки, 59.
Не знаю, как бы сложилась судьба Полтавцевой. Может, моя снежная королева превратила её в айсберг или торос, а, может, я умертвил бы более дешевым способом. Но кто-то позвал Ветку из-за ограды и она ушла. А я, не заглядывая в конверт, располосовал его на бумажные ленточки, которые выбросил в лужу.
Снегурочка молчала, я тоже, солнце опять юркнуло в тучи, готовые пустить вместо августовских капель холодные снежинки.
Когда мы расставались на влажных ступеньках, Астра спросила:
А кто она, эта Ольга?
Брошенный с ее стороны убогий мостик между нами стал для меня важнее тысячи Ольг, вместе взятых. Я впервые до конца это понял и дал отчеркивающий прошлую жизнь ответ:
Так, уже никто.
* * *
Я заступил на дежурство по лагерю в ужасном настроении после Ольгиного письма. Заинспектировав южные ворота, пошел к северным, которые почему-то назывались «березовые мостки». Уже издали было заметно отсутствие часового.
Дрыхнет, гад, в будке. Или пересмеиваетсяс девушками из полеводческой бригады, обосновавшейся неподалеку. Поискав негодяя в поле, я вернулся и завернул прямо в кусты. Может, там удастся взять с поличным караульного разгильдяя, а уж, накрыв, отвязаться по полной и спускать с подлеца шкуру до полного восстановления утраченного равновесия. Можно было снимать с подлеца струж
К воротам бежит Астра. В этот момент я почему-то подумал, что, сколько не занимайся со слабым полом легкой атлетикой, все равно бегают они неправильно, далеко назад откидывая руку. Лицо принцессы освещается изнутри тем самым, что распахивает глаза и растягивает улыбку пятикласснице, получившей в подарок бархатного медведя.
Я спешу к ней через обсыпанные ряской лужи, но Астра уже выскочила за ворота. Взмах моей руки останавливается и оклик спотыкается в горле, потому что я понимаюсвет ее лица не для меня. Астру хватает на бегу какой-то «гопник», она весело кричит: «Ерохин!». «Гопник» прижимает ее к себе и смеется, латунной фиксой освещая местность километра на два.
Глава 4Факелы в темноте
Плюнуть напоследок в поганую рожу «гопника» я не успел. Лезвие «финки» за секунду распустило ткань шинели, железяка отпустила и, рванув вверх по лестнице, мы очутились в бывшей электроподстанции. Устроенная на приличной высоте, чтобы не затопило при наводнении, будка с демонтированным оборудованием и отсоединенными кабелями стала нашим прибежищем.
Мальцев, кто эти майор был готов испепелить меня и ефрейтора Лиходея одним взглядом без применения огнемета.