И мятый чек «елисеевского» магазина, с довоенной датой, вдруг настроил всех на мажорный лад. Его рассматривали и вертели в руках, улыбаясь и вспоминая что-то совсем хорошее.
А чего долго так везешь-то? спросил лейтенант. Уж два месяца прошло.
Он ранен был! Выступив вперед, Астра зажмурилась и почти выкрикнула:Андрей два немецких танка подбил! Его Сталин орденом наградить должен!
Ну раз сам товарищ Сталин должен хмыкнул лейтенант, а остальные чекисты засмеялись. А шустовский коньяк с винными излишествами тоже для столовой?
Нет, конечно. Это в коммерческой палатке продавали. Две остановки отсюда, сказал я.
Командир энкаведешников изучил документы из госпиталя, справки, продаттестат, после чего аккуратно сложил их вместе и, медленно мне протягивая, спросил:
Как там у Вилли? Давыдов еще консультирует? Небось, уже без бороды?
Вы хотели сказать Давыденко Консультирует, только бороды у него вроде не было.
Да?
Чекист притворно удивился, отдал, наконец, документы и, лишь когда мы почти ступили на асфальт Большеохтинского, совсем по-мальчишески спросил:
А ты действительно два танка подбил?
Я молча кивнул, а лейтенант приложил руку к фуражке и, развернувшись, скомандовал своим лезть в машину.
Скрипя ступенями, поднялись мы на второй этаж. В квартире никого не было. За окном шелестел дождь, и доносились какие-то голоса.
Вот это мы оприходуем, а остальное нужно спрятать.
Астра не сразу откликнулась на шуршание «Золотого ярлыка»:
Лучше давай их на фронт отправим. Так правильно будет.
Едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, я ответил:
На фронт, если и дойдет, то до первого штаба. И кстати, это военное имущество. На мне числится.
Тебя могут наказать?
Ну, вообще могут. Не очень сильно только позору не оберешься. Вроде я мелким воришкой оказался. Когда чекисты «сидор» досматривали мне хоть сквозь землю
Дурацкие у вас мысли, товарищ политрук. Кто может обвинять фронтовика? Или ты думаешь, что я тебя подозреваю?
Дождь пошел сильнее и стало темнеть.
Защищая меня от меня же, снегурочка ожесточенно скомкала край бархатной скатерти.
Ты знай, Андрей, что я не предам и не подведу никогда. Ты мне верь и все будет хорошо. Я спрячу это твое военное имущество. Мы вместе спрячем. Надо взять вон тот стул и забросить все на шкаф. Как думаешьтам, наверху, будет надежно?
Однако шкаф мною был забракован. Зато комод, стоящий рядом, оказался с подходящим секретом.
Я когда-то здесь разные штуки прятала, созналась Астра, пытаясь просунуть руку в узкую щель. Папа его ремонтировал и прибил фанеру прямо на заднюю стенку. Теперьвот.
Снегурочка оттянула середину листа, открывая ощеренный гвоздиками зазор, туда можно было напихать весь шоколад, а винно-коньячный ассортимент уложить в нижний ящик.
Ввиду узости «тайника», плитки пришлось заталкивать по однойкак патроны в обойму. Основательная вещь. Такие на века делают, разве что от огня комод погибнет или от прямого попадания бомбы. Но не будут же им печку зимой топить! Особых угрызений я не испытывалзапас карман не тянет.
Мы тоже, как мыши! Стремительным жестом Астра показала на полнившийся «ярлыком» комод. Набиваем норку.
Астра, да что с тобой?! Дались тебе эти мыши.
Тебе хорошо. Ты там! ответила принцесса, показывая на юг, где сейчас грохотали танковые сражения, и люди в белых выгоревших гимнастерках пытались отбить у врага хотя бы несколько метров родной земли.
А поставь себя на мое место. Вот я выточила сколько-то там снарядов, отдежурила на крыше. Раз или два в неделю со смены иду сюда и сплю в кровати на простынях с подушками. А вы ползаете под огнем и, умирая, клянете себя, что не никак можете одолеть этих гадов. А позадидом, родная улица, мосты и львы; наверное, это страшнее всегоумирать, зная, что фашист переступит через твой труп и вышибет дверь прикладом, чтобы застрелить всех живых.
Никогда прежде не видел я у снегурочки т а к о г о выражения лица.
Мы сопровождали детейв порт, на Ладогу. Их озером через какой-то пункт пропуска отправляли. Я была в последней машине. Они очень тихо сидели всю дорогу, милые испуганные цыплята Нам велели все время смотреть на небо из-за немецких самолетов а может, просто, чтобы мы не видели, как все вокруг изуродовано бомбами В порту стояли два корабля, но никого не отправляли на ту сторону. Оказалось, что самолеты утопили еще один, совсем недавно. Мы стояли и смотрели, как по воде плавают детские панамки
Сцепив зубы, я продолжал вдавливать тонкие плитки в щель. Сорок один, сорок два
Я в комсомол пойду, Андрей. В райком. Они там всякие отряды формируют из тех, кто обучен.
Чему-нибудь и как-нибудь, невпопад ответил я, в неотчетном желании уберечь снегурочку.
Это не принципиально. В конце концов, я хорошо стреляю.
Ась, тебе даже семнадцати нет. Военком тебя уже завернул домой, а ты, ничего толком не умея, хочешь быть везде. Так нельзя. Т у д а нельзя идти просто для того, чтобы погибнуть без пользы.
А что тогда делать? Если идти нельзя, а не идти невозможно?
Астра повернулась и вышла на кухню. Она с грохотом переставила ведро с пола на длинный дощатый стол у рукомойника; зачерпывая пригоршней воду, снегурочка пыталась охладить разгоряченное лицо.
Что, воду со двора носить приходится?
Достав из кармашка носовой платок, снегурочка медленно вытерла щеки.
Вода есть. Только напор слабый и подают через каждые четыре часа.
Мне запомнились ее глазатак мог остывать лед, если бы имел возможность кипеть подобно стали. Астра мельком посмотрела на квадрат неба в окне.
Дождь скоро кончится я все заряжал шоколадом комод. Подгоняемый звенящим молчанием, придвинул деревянного монстра к самой стенке. Теперь, что бы не случилось, у снегурочки будет НЗна крайний случай. Только это давало мне право не чувствовать себя мышем с усами.
Закончив, я тихо прошел на кухню через темный коридор. Астра все что-то разглядывала в зеркале воды; наклоняя голову и слегка встряхивая челкой. Услышав мои осторожные шаги, она выпрямилась и словно очнулась, глядя сквозь меня удивленными припухшими глазами.
Знаешь, я видела один сон. До войны еще а вспомнился только сейчас. В саду был старый колодец; мы часто ходили туда, но никогда раньше его не видели. Сырой, темный, и с водой, как будто в ней масло развели. Я смотрела в него и, наверное, заснула. В жару вода красноватая, застывшая, как зеркало. А в зеркалесухая земля или песок, на котором стояли дома и заводы с трубами. Долго объяснять но я поняла, что вижу Город. Не наш, но очень похожий. Двойник. Ну, помнишь, я рассказывала
Крыжановская!
Да. А потом подошел человек. Неизвестный. Но мне казалось, что мы знаем друг друга очень давно. Почему-то он был одет по-зимнему. Телогрейка с крупинками снега А под ней странная такая одежда из мешковины. Как у юродивого с картины, только еще и с узорами.
Какими узорами?
Объяснить принцесса не смогла, только расчертила пальцами воздух замысловатым интегралом. Несколько мгновений, позвякивая дужкой ведра, она рассматривала меня, словно что-то припоминая. И тут же прикрыла глаза.
Совсем не помню его лица. Это удивительно: он был дорог мне и близок сразу. Андрей, а у тебя нет
Рогожи с расписными картинками? Нет.
В приоткрытое окно несмело громыхнуло и Астра, со вздохом, принялась возиться со щеколдой.
Извини, но рубище не ношу, это пройденный этап моего тяжелого детства.
Не ответив, Астра рассматривала меня потемневшими от влаги глазами. Мне даже неловко стало несбывшихся ее ожиданий, словно я разбил тот волшебный сон, где за прикрытой дверью ожидала снегурочку желанная тайна. Но выяснилось, что сон тот прервал не я, а фиксатый гопник с колючей фамилией Ерохин.
Да что ж это такое, а?! возмутился я громко. Везде этот Ероха с тобой. Признавайся, наконец, было у вас что-то?!
Ты ревнуешь! расплылась в улыбке снегурочка. Ты ревнуешь и злишься, хотя знаешь, что у меня ни с кем не было ничего.
Надоели вы мне оба, буркнул я, открывая бутылку «массандры-1924». Хороша парочкакобель да ярочка