Когда?
Может, через эоны, а может, через минуты. Понимаешь, время
Всего лишь понятие, да-да, ты уже говорил. Но ты лжешь. Чумане что иное, как совокупность клеточных аномалий.
Она нечто большее.
Это не так. Я изучал ее большую часть последних десяти тысяч лет.
И ни на йоту не приблизился к разгадке ее происхождения со дня начала исследований. Квестор находился достаточно близко, чтобы апотекарий ощущал жуткий смрад, исходящий из его зияющих пор, похожий на вонь от обожженной плазмой обшивки корпуса вперемешку с запахом прокисшего молока.
Это сложный вирус, он эволюционирует
Твоя болезнь проникла глубже, чем до самых костей. Глубже, чем в кровь или желчь. Квестор неспешно кружил вокруг него, кончиками пальцев ног оставляя отвратительные знаки в пыли мертвого города, и вместе с ним дрейфовали разломанные камни, словно пояс астероидов. Она разъедает твои корни. Прогрызает путь к последней искорке души. Это огонь твоего конца и свет нового начала.
Красивые слова, чтобы описать чрезмерно усердную раковую клетку. Позволю себе процитировать давно умершего писца: «Трагедия эта жизнью зовется, а червь-победительтой драмы герой»
.Фабий следовал глазами за Квесторомэто было лучше, чем смотреть наверх, хотя тоже не очень приятно. Под кровью и плотью ничего нет. Мывсего лишь мясные куклы. И ничего более.
И что движет ею? спросил Квестор, подергивая растянутыми членами. Что заставляет крутиться шестерни мыслей и желаний? Коли кукла пляшет, откуда струится песня?
Я знаю, к чему ты ведешь, догадался апотекарий. Глаза, утонувшие в глазницах, закатились, а широкий рот стал приоткрываться рывками, что, по всей очевидности, означало смех. Добиваешься от меня того же ответа, который всегда хочет услышать ваш род. Но это всего лишь ложь.
Что такое ложь, если не тень истины?
Фабий засмеялся, но звук оказался слабым в неестественной тишине.
Опять слова. Вдобавок бессмысленные. Впрочем, ничего иного я и не ожидал от одурманенного варпом создания вроде тебя.
Не успел он договорить, как Квестор невероятно быстро очутился возле него, поглаживая тонкими, как прутики, пальцами его лицо. Фабий напрягся, и жезл пыток в его хватке зарычал, требуя, чтобы его пустили в ход. Но он сдерживал себя, боролся с острым желанием нанести удар, поскольку что-то подсказывало ему, что ничем хорошим это не обернется.
Я был с тобой в том числе на Лугганате, мягко начал Квестор. И видел то же, что и ты. Твоя судьба сродни фракталу немыслимой сложности, а отголоски империй прошлого и грядущего стремятся упростить ее узор ради собственных целей. Ты и тебе подобныене более чем оружие, нацеленное в будущее. Квестор наклонился к нему. Глаза его пылали, как двойные солнца. Вопрос только в том, что это за будущее. И чья рука нацелит вас в него?
Фабий моргнул, и Квестор отплыл от него на небольшое расстояние, сияя слабой улыбкой на обвисшем лице. Через мгновение мир вновь обрел свой нормальный ритм. Звук и свет ускорились, расстроив чувства. Он ощутил тяжесть на сердце и схватился за грудь. Рискнув мельком взглянуть на небо, Фабий обнаружил, что оно вновь стало красным и пустым, не считая облаков и пыли. Квестор опять обратился к нему:
Как долго ты будешь упорствовать, Фабий?
Пока моя работа не будет окончена, ответ слетел с языка сам по себе, инстинктивно, и на миг повис в воздухе, прежде чем раствориться.
Улыбка Квестора стала шире. Он посмотрел вверх, бледным взглядом обводя собравшихся сыновей Фулгрима.
Я спрашивал. А он отвечал. Я не нахожу в нем вины. Суд окончен.
Поднялся гам, крики недоверия и вопли гнева. Пришедшие засвидетельствовать, как его покарают, так и не получили, чего хотели. Фабий тоже не чувствовал удовлетворения. Он мучительно жаждал разбить Квестору самодовольное лицо, порвать его целиком на кровавые лоскуты. Слова демонической сущности эхом отдавались в голове Фабия, изводя его, и он уже собирался заставить судью замолчать, но вместо этого подавил злость. У него будет время и место дать волю эмоциям. Но не здесь и не сейчас.
Квестор объявил свой приговор, на все руины прогремел Эйдолон. Его решение окончательное и обжалованию не подлежит. Лейтенант-командующий Фабий освобождается от ответственности за свои преступления перед легионом. Любой, кто желает бросить ему вызов, должен иметь равное или более высокое звание. А таких здесь нет, за исключением меня. Эйдолон криво ухмыльнулся и пустыми глазами пробежал по собравшимся вождям и полководцам. После он наставил на Фабия скрюченный палец и повернулся к нему:
Пойдем, брат. Прошло слишком много времени с тех пор, когда мы говорили, как легионер с легионером.
Последовав за ним с арены, Фабий всю дорогу чувствовал на себе отрешенный взгляд Квестора.
Глава 9: Потерянные
В тренировочных клетках на борту «Везалия» Арриан позволил весу клинка направлять его руку. Фальксы часто имели собственное мнение и шли туда, куда хотели, ведомые жаждой крови. Он повернулся, исполняя па древнейшего танцатанца вечности, смерти и возрождения. Он научился этому не в родном легионе. То была частичка его прошлого, забытого детства, запечатленная в памяти. Нестройная нота в старой песне.
Гвозди, которые впивались в его разум и душу, зажглись, когда он закружился в убийственном вальсе, и успокоительные препараты тут же принялись за работу, приглушая боль. Красная Тропа отступила, ее зазубренные контуры смягчились, а варварский порыв угас. На какое-то время он сможет сосредоточиться, видеть мир без тени топора, затуманивающей зрение.
Сорвавшись с поводка, бойцовый пес возбужденно заплясал, пока братья отбивали такт. Их призраки подвывали и топали, призывая его ускориться, а цепи лязгали, создавая неритмичный аккомпанемент, пока он вращался, рассекая воздух лезвиями. Звук, который они при этом издавали, был похож на шелест, как при скольжении чешуи какого-нибудь огромного змея по камню. Боевой щит его скрипел и стонал от напряжения почти как живойи столь же лениво, как любой хищник.
Двигаться, рубить и кромсать доставляло особое удовольствие. Рядом со старшим апотекарием постоянно приходилось работать головой, что обостряло мысли и повышало наблюдательность. Но концентрация на чем-то одном ослабляла тело и вызывала зависимость от искусственных стимуляторов для запуска прежних инстинктов. Натренированному уму требовалось натренированное тело, иначе организм мог подвести в самый неподходящий момент.
Он чуть не погиб на борту рукотворного мира, когда арлекины застали его врасплохкак и всех прочих. Прежде такого не произошло бы. Возможно, седативы притупили его разум, снизили скорость реакций, и это чуть не сгубило его. В движении старая рана давала о себе знать, но эта боль была полезна.
Арлекин был шустрым, даже чересчур. Арриан и прежде дрался с эльдарами и хорошо знал их скорость, но тогда он снова столкнулся с чем-то для себя неизвестнымтанцующим дервишем из мелькающих цветов и безмолвных улыбок. По телу прокатилось эхо удара, прикосновение пальцев, скользящих по сочленениям его доспеха и вонзающихся в его плоть с удивительной силой, пытаясь выцарапать ему сердце. Спустя мгновение Арриан стер улыбку с лица ксеноса, но было слишком поздно.
«Еще один шрам в коллекцию, брат, пробормотали призраки. Еще один оплаченный долг».
Тихо, шикнул Арриан, и черепа застучали ему в грудь, словно. Он отстранился от воспоминаний и вернулся к другим, более насущным заботам. Прошло несколько часов, как старшего апотекария доставили на поверхность планеты, и с тех пор о нем не было вестей. Воины Алкеникса удерживали командную палубу и патрулировали главные коридоры и переходы. Во всех смыслах корабль сейчас принадлежал им.
Хотя это могло измениться, и быстро. Но Арриан не собирался придавать событиям такой курс без веской причины, поскольку «Везалий» мог быть уничтожен оборонительным комплексом Гармонии, не говоря уже о других судах противника на близкой орбите. Боевая баржа «Кара за грехи» была вовсе не одинока в пустоте. Группа звездолетов разных предназначений и класса рыскала среди мусора, опоясывающего Гармонию. Еще больше судов, давших присягу III легиону, маячили вдалеке, целый флот был на подходе. Неприятель превосходил их и числом, и вооружением. Так что терпение оставалось на данный момент лучшим средством в их арсенале.