Что это такое? спросил Фабий, не убирая руку от пистолета.
Некоторые утверждают, что онпоследний из членов старых лож. Последний жрец Давина. Эйдолон зловеще улыбнулся. Или был таковым. То, чем он является сейчас, остается предметом споров среди тех, кому интересны столь скучные детали. Главное, что в данный момент он принадлежит нам. Ты должен быть польщен, брат мой, ведь я приложил немалые усилия, чтобы заполучить для тебя подходящего судью
Увядшее и измученное существо в кандалах когда-то было мужчиной или женщиной. Сейчас для того, чтобы сказать это наверняка, потребовалось бы вскрытие. Оно выглядело так, будто его растянули: каждая конечность и палец были длиннее нормы в два раза. На чересчур широких плечах покоилась громадная клетка, выполненная в форме не то бычьей, не то козлиной головы и заключающая внутри продолговатый сплющенный череп. Создание висело в воздухе без каких-либо приспособлений, и концы его многочисленных цепей просто парили над ним, словно головы гидры. Цепи не гремели и не звенели, как будто это чудовище поглощало звуки, свет
И еще надежду, вымолвил пришелец потрескавшимися и изрезанными губами, и его тонкие веки поднялись, являя бесцветные и безжизненные глаза. А почему бы и нет? пробурчал узник. Что нового можно увидеть под всеми солнцами? Что было, случится вновь, а что есть, неизбежно прекратится.
Нестерпимо медленно он сложил тощие, как у скелета, руки в насмешливом подобии молитвы, и цепи тут же ослабли и рухнули на землю звено за звеном, подняв облако пыли.
Быть может, вы покажете мне что-то новое, произнесло существо и издало смех, похожий на шорох сухих листьев, пойманных на ветру.
Фабий посмотрел на Эйдолона.
И вот это этот персонаж будет моим палачом?
Лорд усмехнулся.
Только если боги не благоволят тебе. Его улыбка стала настолько широкой, что, казалось, разорвет дряблое лицо. Хотя погоди, ты же не веришь в богов, верно?
Апотекарий скривился. Сморщенная тварь между тем приблизилась, подплыв к нему по воздуху с такой легкостью, будто весила не больше перышка.
Держитесь от меня подальше или пеняйте на себя, спокойно пригрозил Байл. Я не намерен смиренно дожидаться смерти.
Совершенство, Фабий, прошептало существо таким голосом, словно песок зашуршал о камень. Это твой порок. Страсть, блестящая, как чистый скальпель Ах, до чего мне больно ощущать ее. Эйдолон обещал мне пышный банкет совершенства, и он сдержал свое слово.
Так кто ты такой? Назовись.
Яобостритель желаний. Язадающий вопросы. ЯКвестор.
Никогда о тебе не слышал.
Да конечно слышал, отрезал Квестор. Мы встречались много раз. И встретимся снова, прежде чем зайдет последнее солнце и Галактика навеки погрузится во тьму. Я был с тобой в храмах на Лаэре, и я же сидел у твоего локтя, когда твой сумрачный гений вырастил из питательного супа первых детей. Пусть ты меня и не видел, это не столь важно: я все равно был там и видел тебя.
Фабий почувствовал укол беспокойства, когда пустой взгляд пронзил его насквозь. Хирургеон задергался, словно разделяя его тревогу. Квестор улыбнулсякак скальпелем проскреб по костии снова затрещал. Мир, казалось, задрожал, одна за другой замолкли передачи датчиков в доспехах Фабия, и внутри будто стало душно. Резким движением апотекарий сорвал шлем.
Воздух в одно мгновение стал застойным и тяжелым, но если не от атмосферного давления, то от чего? Складывалось впечатление, будто мир каким-то образом остановился в своем вращении, а все остальное внезапно и необратимо застыло. Фабий огляделся. Прежняя окружающая краснота обернулась ржавой дымкой, а члены конклава Феникса обратились в статуи. Даже Эйдолон замер на месте, будто заледенел в миг злорадства. Алкеникс по-прежнему стоял напряженный, как сжатая пружина, готовый накинуться на него. Фабий обернулся; его дыхание фильтровалось в легких и клубами тумана выходило меж обветренных губ. Пот выступил бусинами, заледеневшими на лице. Он чувствовал себя переутомленным, словно бежал несколько дней кряду.
Что ты сделал? потребовал он ответа, но его слова разбились о тишину. Какой-то колдовской фокус?
Ничего столь грубого. Всего лишь мгновение, растянутое до предела. Квестор подплыл ближе. В моем восприятии время именно таково. Оно как коллекция вечных моментов, бесконечно медленно перетекающих один в другой.
Но зачем?
Это испытание. Момент истины, когда оба твоих сердца положат на весы против пера Феникса. Разве тебе не любопытно, каков результат?
Отнюдь. Я знаю и свои заслуги, и свои преступления. У этого суда нет надо мной власти. Фабий выпрямился, пытаясь замедлить пульс. Его мускулы напряглись под давлением чего-то невидимого. Он словно стоял на дне огромного океана, а вес бесчисленных тонн воды напирал на плечи, пытаясь заставить его склониться.
О, алхимик, ты даже представить не можешь, какова власть этого суда. Ты совершил столь чудовищно элегантные преступления, что встревожились даже боги. Взгляни же сюдаи увидишь, что они пришли судить тебя, слишком длинный палец Квестора показал наверх, и Фабий невольно проследил за ним взглядом. Он посмотрел на небо, откуда нечто глянуло на него в ответ.
Это было не лицо, ведь все лица имеют очертания и выступы, а то, что он видел перед собой, не имело ни того, ни другого. Оно простиралось всюду, словно было единым целым и с облаками, и с самим звездным небом. Пока облака клубились, будто складываясь в заботливую улыбку, нечто взирало на него не то глазами, не то далекими лунами, а может быть, огромными созвездиями. Оно изучало Фабия из непознаваемых далей, и он чувствовал, как зловещий взор впивается в него, пронизывая один слой бытия за другим. В этом взгляде были и боль, и удовольствие, агония и экстаз, неразделимые и неразличимые.
Там ничего нет, с огромным трудом Байл отвернулся и зарычал, скрежеща зубами. Его пульс внезапно нарушился, сердца запнулись, внутренние дефибрилляторы дали разряд электричества, и апотекарий ударил себя по груди. Хирургеон выпустил в кровоток успокоительное, и апотекарий обмяк в объятиях своих механических конечностей. Впрыснутый следом набор слабых стимуляторов привел его в чувство. Фабий с трудом поборол желание посмотреть на небо. Там не было ничего, стоящего его внимания.
Там ничего нет, повторил Байл, чувствуя во рту кровь. Это не боги. Лишь холодные звезды и пустота.
Давление нарастало. Нечто шептало в глубине него, царапая стенки рассудка в попытке привлечь внимание, но тщетно.
Это не боги, выдохнул Фабий. Лишь случайное сочетание небесных феноменов и межпространственные катаклизмы, отражающиеся в нашем восприятии. Я мыслю, следовательно, существую. Они не мыслят, а значит, их нет. Он решительно встретил безучастный взгляд Квестора. Боги для слабаков, а я не слаб.
Существо выжидающе кивнуло и сказало: «Нет», а через мгновение добавило: «Но ты болен».
Слова повисли в воздухе, и плавающие частицы пыли застыли вокруг них, образуя причудливые формы. Квестор прошел через них, рассеивая образы, прежде чем они успели стать более отчетливыми.
Я умираю, признался Фабий, твердо встав на почву неоспоримого факта. Как и всякий фрукт, увядающий на прогнившей ветке. Но если это предел твоей осведомленности, боюсь, судебный процесс будет коротким.
Смутные черты лица Квестора уродливо сморщились, и Фабий подумал, что существо пытается улыбнуться.
Времяконцепция смертного разума.
Фабий выгнул бровь, ощутив вкус крови на губах.
Подозреваю, что это не самая удачная завязка дискуссии.
Твой недугтоже всего лишь мысленная конструкция.
Объясни, ровным тоном потребовал Фабий.
Ты дал ему имя. Способ. Желание. Это неразумный нерожденный, а тыего кокон. Квестор лениво зажестикулировал, поднял несколько камней с земли, не коснувшись их, и заставил раскрошиться. Сущность замахала длинными пальцами, и обломки закрутились в медленном фрактальном танце. Или станешь им со временем.
Фабий наблюдал за вращающимися камнями, пытаясь не думать, насколько они напоминают ему то, что смотрело на него сверху.