Арриан услышал какой-то звук позади себякто-то крался легко и стремительно, как кот. Десантник прыгнул, крутанулся и обрушился на предполагаемого врага с вытянутым клинком. Кромка лезвия остановилась в нескольких дюймах от горла Игори. Он не подал виду, что удивлен ее неожиданным появлением, хотя в действительности и не заметил, как она вошла в помещение. Игори посмотрела на клинок, а затем на Арриана:
Он там слишком долго.
Арриан кивнул.
Мы должны пойти за ним, предложила она.
Нет, категорически ответил апотекарий.
Ее ноздри раздулись от гнева.
Они могут убить его.
Арриан снова кивнул.
Она смотрела на него, как хищник, изучающий свою жертву. Ее руки дрожали, словно ей не терпелось погрузить их в его теплую плоть, содрать это мясо с костей. Арриан опустил клинок, крутанул и убрал в чехол.
Ты так не думаешь, подметила она через мгновение.
Не думаю. Если бы они хотели его смерти, то оставили бы его на растерзание эльдарам. Тут что-то другое. Он положил руки на эфесы своих мечей и нахмурился. Правда, не знаю, что именно.
Теперь кивнула Игори и также нахмурилась.
Мне это не нравится.
Как и мне. Но мы должны верить в него, если не остается ничего другого.
Она оскалилась, как зверь, и Арриан ответил ей такой же улыбкой. Они понимали друг друга: по крайней мере, он так думал. Два зверя на одном поводке. Две гончие, преданные одному хозяину.
Вера для слабых, бросила она.
Да, но слабость может быть силой в правильных обстоятельствах.
Эйдолон повел Фабия по треснувшим и разбитым ступенькам на открытую площадку высоко над амфитеатром. Оказавшись там, Байл вспомнил, что когда-то тут располагалась одна из его вторичных камер для наблюдения. Здесь результаты его меньших экспериментов предоставляли самим себе; их привычки и поведение записывали техноорганические сенсорные полипы, росшие из каждой стены. И камеры, и объекты их интереса давно исчезликости последних хрустели под ногами, пока он следовал за Эйдолоном.
Удивлен, что ты не узнал это место с самого начала.
Я никогда особо не обращал внимания на архитектуру, пожал плечами апотекарий. Есть ли какая-нибудь скрытая причина, по которой вы используете одно из моих старых зданий для собраний вашей ложи, или это просто целесообразность?
Мы не воинская ложа, Фабий. Они отжили свое давным-давно. Мы же нечто принципиально новое. Эйдолон казался оскорбленным.
Тайные общества вряд ли уникальны, брат. Они появились еще тогда, когда человечество научилось добывать огонь, и тот стал отбрасывать длинные тени.
А мы ни от кого и не прячемся.
Разве? Тогда зачем весь этот маскарад?
Приверженность ритуаламопора братства, ответил Эйдолон. Впрочем, за все годы, что я тебя знаю, ты никогда и не выступал за него.
Если ты так считаешь, зачем было приглашать меня сюда? Фабий направил жезл пыток на Эйдолона. И как вы вообще меня нашли? Выходит, вы следили за мной? Шпионили?
Конечно. Но в данном случае нам подсказали, где ты находишься.
И кто же, интересно?
Эйдолон нарисовал в пыльном воздухе наполовину человеческий силуэт.
Она.
Она?
Ты и сам знаешь, о ком я говорю, Фабий. Эйдолон ухмыльнулся. Она такая же часть тебя, как и та хитрая штуковина, которую ты носишь.
Фабий замер. Его сердцебиение замедлилось, и хирургеон обеспокоенно зашипел, зарегистрировав внезапное колебание пульса.
Мелюзина, тихо проговорил апотекарий. Эйдолон кивнул.
В танце она вышла из тени, говоря бессмысленными загадками и рисуя странные фигуры на стенах золотыми когтями. Он указал на стену, где на древнем скалобетоне красовались непонятные очертания. Фабию хватило взгляда, чтобы понять, что они составляли одно целоегрубую звездную карту.
Но зачем?
Зачем она явилась к нам? Могу предположить, что она хотела, чтобы мы нашли тебяЛорд-командующий пожал плечами. Хотя кто знает наверняка? Кем бы она раньше ни была, сейчас онапридворная Темного Принца.
Да уж. Фабий поморщился и отвернулся. В последний раз, когда он видел Мелюзину, она пыталась предупредить его о чем-то. Трудно было разобрать ее путаную речь, поэтому он уловил лишь общий смысл ее послания. Теперь она снова пытается его предостеречьили здесь что-то иное?
Удивительно, как ты вообще ей поверил. В конце концов, она ведь одно из моих творений.
Да, но теперь она принадлежит другому. Равно как и все, что ты сделал, однажды будет принадлежать ему. Эйдолон постучал по искаженной аквиле на нагруднике. Феникс неспокоен во сне, и твоя ужасная дочь утешает его в час тревоги.
Фабий крепче сжал Пытку.
Так или иначе, ты все еще не поведал, зачем меня вызвали сюда.
Ты знаешь, зачем мы сюда пришли, Фабий?
Даже не осмелюсь догадаться.
Эйдолон усмехнулся.
Гармониямир, где легион умер в третий раз. Трижды мы сгорали в пламени и трижды возрождались. Это священный мир, место для размышлений паломников.
Это развалины, населенные призраками.
Назови мне хотя бы одно действительно важное святилище, которое является чем-то другим, беспечно отмахнулся Эйдолон. На Гармонии мы возродились из пламени твоего безумия, Фабий, все мы, даже ты сам. Или ты скажешь мне, что остался таким же, каким был до того, как Абаддон метнул свое копье?
Нет, Байл помедлил. Даже у моей гордости есть пределы.
Это место так же важно для нас, как потерянный Кемос или кровавые поля Терры, ибо это памятник нашим грехам и нашей силе, кивнул Эйдолон. Здесь враги обрушили на нас силы, способные расколоть мир. И все же мы живы, мы выстояли и растем. Да, Фабий, за это легиону стоит быть тебе благодарным. Без твоего безумия мы впали бы в бессмысленное прозябание, как многие из наших братьев.
И наградой мне стало изгнание.
В которое ты сам решил удалиться.
Ты пытался меня убить.
Едва ли это был первый раз. Убийцы каждый день приходили за тобой, Фабий, пока ты пытался укрепить свою власть над легионом. А сколь многие пытались уничтожить нашего брата Люция или меня? Тебе бы стоило воспринимать это как комплимент.
У нас разные представления о том, что такое комплимент.
Возможно. Пойми, мы злились на тебя, Фабий. Мы искали козла отпущения, а ты сам весьма охотно надел рога и спрятался подальше. Ты всегда был мучеником по той или иной причине и всегда давал нам повод ненавидеть тебя. Скольких братьев ты приговорил к недостойной смерти, чтобы уберечь наши ряды от пагубного воздействия заразы?
Слишком многих.
Эйдолон снова кивнул.
И некоторые из них были тебе больше чем братьями, не так ли? Помнишь Ликеона? Что с ним случилось? Эйдолон улыбался. То была улыбка человека, который уже знал ответ на свой вопрос. Фабий трудно сглотнул, невольно ощутив смятение. Он давно сбросил с себя оковы виныи тем не менее почувствовал угрызения совести, услышав имя старого друга.
Ликеон умер. Еще на Терре.
Правда? Совершенно забыл. Сколь многие из нас встретили погибель. И столь многие до сих пор живы. Эйдолон постучал по сломанной стене; куски кладки сдвинулись и обрушились на землю. Как он погиб?
Не помню, буркнул Фабий.
Мне трудно в это поверить. Эйдолон обернулся, пустыми глазами изучая апотекария. Хотя, как я и говорил, ты никогда не радел за братство, верно?
Байл промолчал, но его собеседник удовлетворенно кивнул, будто получил ответ.
Знаешь, Флавий ненавидит тебя. Не совсем уверен, почему. Впрочем, ничего удивительного, когда в деле замешан ты.
Недалекий ум ненавидит то, чего боится, отрешенно заметил Фабий.
Эйдолон усмехнулся. Вниз полетел очередной кусок кладки. Старший апотекарий отошел назад.
У Флавия ума больше, чем у большинства. Он в полной мере осознает масштабы предстоящего спектакля, Фабий. Он дорог мне. Как и ты.
Занятный у тебя способ показать это.
Не сомневаюсь, ты уже успел догадаться, что это маленькое представление было устроено только ради них. Просто чтобы продемонстрировать, что ты у меня в руках. В этом регионе слухи распространяются со скоростью лесного пожара. Пока мы говорим, шпионы бегут к своим хозяевам, неся весть о твоем захвате. И уже скоро поступят первые требованиятвоей головы, твоих услуг, твоих секретов.