Из всех присутствующих первым опомнился ватаман.
Ну, хватит с меня этих ёлсов и анчуток,грозно проговорил Хитрун, выхватывая свою могучую саблю. Причем проделал сие действо с таким жутким скрежетом лезвия по оковке устья ножен, что у Скальца враз невыносимо заныли зубы и засвербело в ушах.
А анчутка, пискнув что-то озорное, вприпрыжку умчался по вагонам в хвост состава, дробно впечатывая копытца в железо, и то самое «цок-цок-цок», слышанное, но непонятое раньше, звонким эхом заметалось по лесу. Тут и бандюки повыхватывали оружие, привычно строя зверские рожикак всегда перед дракой. Буян же, сгоряча выдернув огрызок своей сабли, с которым не было сил расстатьсярукоять с куском лезвия шириной в ладонь, выругался, плюнул, и воткнул его обратно.
Тем более и воевать уже было не с кем.
Быстро стихающий звук копыт резко оборвался где-то вдали, и наступила тишина, еще более полная, чем ранее. Бандюки еще раз облегченно перевели дух и попрятали свое оружие обратно, а Жила споро скрутил и повесил на плечо выхваченный было аркан. Только ватаман все стоял и смотрел в эту даль, продолжая держать саблю на отлете, словно все еще собирался рубануть невидимого врага, да так рубануть, чтоб сразу от плеча до пятки, не менее И такая задумчивость была на его лице, такая работа глубокой и потаенной мысли, что оторопь бандюков взяла. Буян с Ухмылом беспокойно переглянулись, а Жила почесал в затылке. Уж не стуманился ли их батько? Пожалуй, только Скальцу было не до бандюковских проблемдо сих пор стоял ни жив, ни мертв, а глянцевые рога анчутки маячили перед глазами как живые. Почему-то только рогани ухмыляющейся рожицы с острыми зубками, ни длиннющего хвоста с кисточкой на конце. Рога то появляясь, то исчезали. То появлялись, то Тьфу ты, разогни коромысло, вот же напасть!
Скалец встряхнул кудрявой головой, и наваждение, слава Олдю, сгинуло.
И как это я раньше не скумекал,загадочно пробормотал Хитрун, продолжая глядеть вслед удравшему поверху анчутке.
Батько, время жхмуро напомнил Буян.Что делать будем? Дальше пойдем, или повернем назад?
Хитрун вздрогнул всем своим крупным телом, обвел бандюков сразу налившимися кровью глазами и процедил сквозь зубы:
Кто это там обратно захотел, кровь из носу? Ты, что ли, Буян?
Я ж только спросил, батько
Вперед и только вперед, ёлсовы дети! И не отставать, а то ноги повыдергаю!
Сабля с лязгом влетела в ножны, ватаман резко развернулся и быстро зашагал прочь.
Спустя несколько минут, достигнув перрона полустанка, ватажники тихо, на корточках, чтоб никто из оконцев не увидел, подкрались к Махине.
Замерли.
Прислушались.
Нахмурились.
Творилось что-то непонятное и весьма тревожащее. Скалец в усердии даже ухо к дверце приложил, но все равно не помогло. Изнутрини звука, ни движения, словно всех ёлсы забрали, пока в грузовозе пьянка длилась. Слав тревожно оглянулся вокруг. На перронета же тишина и безлюдье. Справа, чуть в отдаленииневысокий угловатый домик билетной станции, слева, шагах в двадцати от носа Махиныеще какое-то хозяйственное строение, с высокой копной почерневшего от времени сена во дворе, огороженном редкозубым забором.
И больше ничего. И никого.
Копна Какая-то хитрая мысль попыталась пробиться на поверхность сознания, но тут такая жуть начала брать Красавчикачто вот, остались одни, навечно, в Проклятом домене,что выть с отчаянья захотелось, ханыгой степным выть, и страх загнал ту хитрую мысль обратно в глубь.
Заметив общее уныние ватажников, ватаман решил их приободрить и громким шепотом внес ясность:
Спят, кровь из носу! То нам и надо Сейчас сделаем вот что
От слов Хитруна на душе слава слегка потеплело, а взгляд снова почему-то вернулся к копне сена. И та самая мысль, снова прорвавшись на поверхность, вдруг оформилась. Легла перед внутренним взором Скальца, как соленый огурец на блюдечко с голубой каемочкой сразу после стопаря. Плевать, что копна выглядит столь темной, прелой, гнилой. Потому как внутри сено скорее всего сохранилось. Скалец живо вспомнил, как неоднократно прятался в таких вот славных стогах, удирая от разных обидчиков (мужей и женихов оприходованных девиц)тоже темных и прелых на вид. Внутри сено всегда оказывалось сухим, добротным, душистым. Спать в таком стогемилое дело, и хрен кто найдет. Правда, потом все бока от колких остьев чешутся, затоцелы.
И Скалец, набравшись смелости, прервал самого ватаман, что-то втолковывавшего своим ватажникам:
Ватаман, гляди, а ведь у нас есть сено
Хитрун умолк посреди слова, опешив от такой наглости, и послушным дитятей уставился на копну. Ватажникитоже, как один. А потом заработала ватаманская мысль, на что Скалец и надеялся, и Хитруну стало уже не до него.
Батько перевел взгляд на Махину, железной громадой застывшую в голове состава. Снова на сено. Хмыкнул. И когда снова обратил внимание на Скальца, то в его взгляде явно читалось одобрение.
А ведь дело наш дохляк говорит, кровь из носу,тем же шепотом молвил Хитрун.Вот этим делом мы сейчас и займемся!
Глава 16, в которой Благуше снова снится сон на любимую тему
Уж ежели мечтать, так ни в чем себе не отказывая.
«Апофегмы»
Снилась ему Минута.
Она снилась ему каждую ночь с самого дня знакомства, и каждый раз это выглядело почти одинаково. Причем действие во снеза пределом самых смелых мечтанийпроисходило в номере гостиницы «Блудная дева», в которой ему довелось останавливаться в храмовнике, и после пробуждения (чуточку стыдливо) он обычно недоумевал, с чего это у него так буйствует фантазия, ведь на самом деле ничего подобного и близко не было А может, потому так фантазия во сне и буйствовала? Именно потому, что наяву он так старательно загонял ее вглубь? Но оставим эти неуместные размышления, ведь сейчас шел сон, а у снов, как известно, свои законы.
С любопытством скользнув взглядом по огромным, от потолка до пола, гардинам из какой-то дорогой красивой материи, прикрывавшим просторное окно номера от света улицы, по чудовищных размеров кровати, на которой можно было не только спать, но и при желании играть в догонялки, слав решительно отправился в моечнуюнебольшую комнатушку размером четыре на четыре шага, с бассейном вместо пола. Там уже плескалась прозрачная голубоватая водица, заметно исходившая паромхозяин расстарался. Быстренько скинув всю одежду, Благуша потрогал ногой водицу, оказавшуюся терпимо горячей, и бултыхнулся целиком. Какое-то время он просто неподвижно сидел, отмокая, аж прикрыв от наслаждения глаза, затем принялся орудовать мылом и мочалкой, смывая с себя усталость и грязь, накопленные в душе и теле долгим суматошным путешествием от края домена в центр.
В дверь постучалинегромко и как-то даже деликатно.
Уже зная, что это не так, Благуша по заведенной неведомо кем схеме подумал, что, верно, вернулся хозяин гостиницы, Бодун, забыв что-то сообщить, и громким голосом пригласил войти.
Дверь открылась и и Благуша обомлел. Глаза его полезли на лоб, а руки попытались инстинктивно прикрыть пах. В моечную, с обольстительнейшей и весьма многообещающей улыбкой гетеры плавным шагом вступила Минута, остановившись возле самого края бассейна. Невзрачный шерстяной плащ, в котором она скромничала всю дорогу, сменился на небесно-голубой халат, легкий, воздушный и весьма соблазнительно подчеркивающий ее формы, оказавшиеся не такими уж и скудными, как ему показалось при первом знакомстве. По крайней мере грудь девицы ничем сейчас не уступала красотам Милки (бывшей невесты, как подсказывал неведомый голосок даже во сне, уже бывшей), а то даже и превосходиланапример, смелостью шейного выреза, открывавшего очертания приятных глазу нежных округлостей. Сердце слава сладко затрепетало где-то в районе переполненного желудка, быстро спускаясь вниз, чтобы потрепетать в другом месте Он почувствовал, как его прямо распирает от желания. Рук, стыдливо прикрывавших пах, стало явно не хватать. Ох, ну и оказия и куда только подевалась незаметная послушница! Сейчас перед ним усладой глаз предстала красивейшая из женщин! Обычно, встретив такую красотку в жизни, скольких трудов стоит заставить ее обратить на себя внимание, а тут она пришла к нему сама, и в ее намерениях сомневаться не приходилось