Завораживающие, удивительной красоты картины, краски которых успели слегка выцвести, что придавало им какую-то неуловимую ауру загадочности. Насколько Ян помнил из курса истории, этим картинам не меньше двух тысяч лет. В то время, как сам храм был построен почти три тысячи лет назад, а статуи были изготовлены около семисот лет назад.
Вместе с Яном в храме было еще четверо. Глава службы безопасности Лан Йонг и ее старшая сестра Бао Йонг, глава Дома Золотого Меча, Кастор Арисано, к которому все без исключения обращались «Старший» и его отец.
Мистер Арисано в сопровождении его отца сразу же ушел в другой зал, а с ним остались Лан и Бао Йонг. Они встали с двух разных сторон от статуй и смотрели на него, вставшего в центре пентаграммы. До этого на Яна был накинут балахон, но его пришлось снять, когда он вошел в храм, и он остался практически обнаженным. На нем была только набедренная повязка черного цвета, которую подпоясывал золотой шнур.
Парень несколько неуверенно переступил босыми ступнями, пол храма был холодным, а использовать элан ему было нельзя по условиям ритуала возвышения. Сестры Йонг одновременно начали медленно напевать какой-то речитатив. Слов он разобрать не смог, но ритм был успокаивающим. С каждой новой строчкой его тело словно наливалось тяжестью. Дышать становилось труднее и поэтому он неосознанно стал замедлять ритм дыхания, делая медленные и глубокие вдохи и выдохи, как при медитации.
Веки становились все тяжелее, и он уже было хотел закрыть их, как вдруг заметил, что золото, из которого выложена мозаика, начало светиться. Вначале незаметно, но с каждым словом, которое срывалось с уст сестер Йонг, все сильнее и сильнее. Вот уже оно сияло так нестерпимо, что Ян уже хотел зажмуриться, но не мог. Его тело словно парализовало.
А потом началось что-то страшное.
Из мозаики стали появляться какие-то черные жгуты. Они, плавно покачиваясь, стали тянуться к потолку, словно танцуя в каком-то странном и успокаивающем танце. Вот самые длинные уже почти коснулись потолка, как вдруг некоторые из них, те, что были расположены к нему ближе всего, согнулись почти под прямым углом в его направлении, словно змеи, увидевшие добычу.
Сердце его ускорило свой ход. Это выглядело очень пугающе, хоть он и не чувствовал никакой опасности от них.
Его интуиция молчала.
Жгуты стали извиваться быстрее. С каждой секундой они все ускорялись и ускорялись, и вот он уже не мог ничего разглядеть за ними. Они стали казаться одной сплошной стеной, так быстры были их движения. За ними слышались голоса женщин, но вот они замолкли, и вся эта темнота обрушилась на парня.
Он ничего не видел.
Он ничего не слышал.
Только чувствовал удивительную и приятную прохладу.
Где-то внутри Яна начала зарождаться паника, но он волевым усилием ее пресек. Для паники у него было целых две причины. Первая, это был детский страх темноты, который он переборол, но все равно чувствовал себя неуютно в темноте. Вторая жеиррациональный страх удушья. В темноте, как только он лишился возможности видеть и слышать, у него возникла мысль о том, что и дышать он тоже не сможет, ведь и до этого он дышал с большим трудом. И когда он сосредоточился и ощутил, как наполняется воздухом его легкие во время глубокого вдоха, то смог взять свои эмоции под контроль.
Пусть его и ознакомили с ритуалом, но к такому он оказался совершенно не готов. По словам мистера Квона и Иелены каждый ритуал был индивидуален и зависел только от самого возвышаемого. Ян ждал что угодно, но только не этот покров темноты. Некто словно решил вытащить из глубин его сознания самый большой страх и столкнуть с ним.
Это пугало.
Это раздражало.
Это злило.
Но поддаваться этим эмоциям было нельзя.
Ощущение приятной прохлады словно стало проникать ему под кожу. С ее помощью он чувствовал каждую свою мышцу, каждый свой нерв. Она успокаивала, помогая отрешиться от окружающего мира гораздо лучше этой темноты, окружившей его. И как только он уже стал привыкать к этим ощущениям, все вновь начало меняться. Прохладу сменила теплота, которая с каждым мгновением становилась все сильнее, превращаясь в самый настоящий жар. Горела каждая его мышца, каждый его нерв.
Ему захотелось закричать. Его тело выгнуло дугой, и он словно почувствовал, что его кости стали трескаться и ломаться. Яркий взрыв боли в области позвоночника прострелил все его сознание, затем еще один и еще. А потом его сознание перестало все это отмечать, растворяясь во тьме, окружавшей его. Но этого не произошло. По глазам ударил резкий свет, отозвавшийся в его голове очередной порцией боли, только уже не такой яркой, как предыдущие.
Ян заметил две размытые женские фигуры, которые быстро подошли к нему и подхватили под руки, не давая упасть. Одна из них что-то сказала.
Ян? Голос доносился будто бы издалека, но он его узнал. Это была Лан Йонг.
Дкхаа? Парень недовольно сморщил лицо. Собственное горло показалось ему чужим. Оно было сухим, плохо слушалось и голос звучал очень хрипло, вызывая боль.
Как ты себя чувствуешь? Это уже спросил другой голос. Старшая из сестер Йонг.
Вкхе он попробовал ответить, но его скрутил кашель. Откашлявшись, Ян сделал попытку поднять вверх большой палец, показывая, что все с ним хорошо, но тело до сих пор плохо слушалось его, поэтому ему пришлось вновь попробовать ответить словами. Ве глубокий вдох и его вновь пробрал кашель. Еще один вдох, но уже не такой сильный. Великолепно Кха Я могу так весь день.
Последние слова он произнес по слогам. На это у него ушли все оставшиеся силы и его заметно повело в сторону. Поддержка женщин стала крепче и тверже.
Жалкое зрелище, подумал про себя Ян, представляя эту картину со стороны, но он не заметил ни тени насмешки на лицах сестер Йонг. Да, в их глазах было какое-то азартное веселье, а на губах улыбки, но выражение их лиц больше напоминало торжество.
* * *
Сестренка, скажи, Бао Йонг слегка размяла шею, покрутив головой. Долго стоять с прямой спиной во время ритуала было очень утомительно. Мышцы затекли и сейчас вызывали неприятные ощущения при каждом движении. Ты точно нигде на стороне не отметилась, м?
Ты о чем? Лан Йонг с самым довольным видом сидела напротив нее в большом и удобном кресле, вытянув ноги и положив их на журнальный столик.
Это было неприлично, но делать сейчас замечание за такое поведение сестре глава Дома Золотого Меча не стала. Вместо этого она сама вытянула свои ноги и последовала ее примеру.
Слишком уж вы с ним похожи, неопределенно ответили Боа на вопрос и начала разминать свою шею уже руками.
И как ты себе это представляешь? Лан вопросительно приподняла левую бровь. Девять месяцев держать такое в тайне? У меня таких долгих отлучек не было. Даже месяц за все время моей работы это уже непозволительная роскошь.
Да знаю я, что это глупость, вынуждена была признать Бао. Я же просто пошутила. Неудачно, правда. Прости, сестренка. Просто я в который раз поражаюсь тому, насколько вы с Яном похожи. Вот скажи мне, кто еще после возвышения кроме вас двоих сумел бы выдать такую фразу? Вопросительно посмотрела она на сестру и процитировала. Я могу так весь день.
Ну, допустим, я сказала в тот раз немного иначе, медленно протянула Лан, но была перебита.
Ой, да брось придираться к мелочам, Бао закончила с шеей и стала легкими движениями растирать себе поясницу. Смысл ваших фраз был одинаковый.
Честно, Лан Йонг перестала улыбаться и стала серьезной. Я и сама не знаю, как так получается. Но у меня порой складывается ощущение, что это я сама его так воспитывала. Чушь, конечно, но мне уже давно хочется познакомиться с этой Амагой Дору, которая очень сильно повлияла на него в детстве. Сдается мне, мы бы с ней стали хорошими подругами.
Или смертельными врагами, фыркнула Бао.
Не подойдет, покачала головой глава службы безопасности Дома Золотого Меча. Она дорога для Яна и, я думаю, для еще одного мужчины, поэтому только дружба. Я не хочу с ними портить отношения.
Марек, да? Хитро спросила Бао. Этот голубоглазый блондин очаровал всех женщин, что общались с ним. А еще в нем так и видна эта, как ее женщина пощелкала пальцами, вспоминая. Военная косточка, вот. А вот в Яне этого нет.