Депутация купцов Норатора с нагрудными золотыми знаками поверх черных кафтанов. Мне поднесли петицию, подписанную сотней виднейших негоциантов, не прогнувшихся под Морскую Гильдию. Требуют и умоляютприжать Морскую Гильдию и открыть свободную торговлю.
Сегодня же прижмем, сказал я, и лица их вытянулисьгосподин архканцлер, будущий монархшутят?
Говорят, в портучума? проговорил один, самый смелый.
Есть такое, кивнул я. Поэтому порт нораторский пока побудет на карантине. Но сразу, как его снимутвы сможете торговать, не глядя на Гильдию. Она больше не станет вам мешать. Да-да, вот так просто: не станет. Выпейте.
Этим словом я заканчивал каждую аудиенцию.
Толпа, забыв пиетет, шумела, очередь ко мне не уменьшалась. Основная масса просителей была своекорыстными идиотами. Мне было душно, скучно и противно.
Молодой дворянчик из Великих, господин Аркетт, упал на колени, подал бумагупрошение о разводе. Блоджетт смущенно пояснил: в Санкструме разводы запрещены, церковь очень не одобряет, и развести может лишь монаршая подпись. Монарх снисходит редко. Последний раз Экверис Растар восемь лет назад после всестороннего обсуждения изволил развести три пары и пять оставил мучиться в браке до скончания дней. Один дворянин из пятерки, несчастный малый, не стал дожидаться скончания дней, и, разочарованный императора решением, убил жену, не выдержал, за что пребывает ныне в Дироке, заключенный туда навечно.
Я ощутил интерес. Разводы запрещены? Вот как? О боги мои, это ведь золотое дно для пополнения казны! Что ж, придется разрешить разводы конечно же, за деньги! Дворянам и купцамза одну сумму, крупную. Крестьянамза другую, малую. И чтобы разводящийся мужчина оставлял женщине сумму, которая позволит ей жить нормально. В этом патриархальном миретолько так. Завтра же об этом будет объявлено в газете. Известие вызовет потрясение. Очень сильноесравнимое с землетрясением. Но последствия землетрясения поглотит война. А разводыони будут осуществляться даже в войну, исправно пополняя мою казну.
Богат ли господин Аркетт? спросил я шепотом у Блоджетта.
Б-богат, ваше сиятельство! По нынешним временамсостояние весьма значительное! Оч-чень любит госпожу М., простите, не могу назвать ее по имениибо господин Аркетт еще не разведен Но как только Он сразу же намерен жениться!
А бывшая его супруга не пострадает?
О нет, г-гоподин архканцлер, она самаобладательница значительного состояния!
Прекрасно. Введем разводную шкалупрямо как прогрессивную шкалу налогообложения. Чем больше состояниетем больше денег с дворянина или купца я возьму. Крестьянам и горожанам из простых сделаю фиксированную ставку. Конечно же, придется провести реформуя запарюсь ставить высочайшие подписи под разводными бумагами. Это будут делать малозаметные клерки очень скоро. Но для началамне придется.
Я поманил Аркетта пальцем.
Решили удовлетворить вашу просьбу. Четыреста крон золотом будет стоить вам развод.
Он не понял, и я повторил. Велел прийти завтра-послезавтра, принести деньги. Он пытался осмыслить, наконец, понял, расцвел, пытался поцеловать мне руку, но вместо этого я протянул ему кубок:
Выпейте.
Мысленно я пожалел земных политиков. Чувствовать себя на острие внимания даже нескольких сотентяжелый труд, выматывает психологически. Люди, которых уже отпустил, не уходили, скапливались у трона, многие застыли в лакейских позах, светили лицом, надеялись таким образом запомниться мне, примелькаться.
Вельможа с похоронным худым лицом, несколько облезлого вида, явно не богатый, похожий на весеннего клеща, что с прошлого лета не пил крови, приблизился, упал на одно колено и отрекомендовался:
Господин Дарбар, дворцовый видный философ, граф, урожденный дворянин! Неоднократно отмечен вашим батюшкой за высказанные полезные соображения об государственном управлении!
Он презентовал мне трактат, озаглавленный: «О наилучшем устройстве Санкструма. Посильные размышления»книгу, оправленную в засаленный кожаный переплет с вытесненным затейливым гербом. Я отпустил Дарбара мановением руки, просто чтобы отвлечься, пролистнул увесистый, от руки написанный том. Начинался он словами: «Люди, давайте же любить друг друга!», а следующие речения, которые подцепил взгляд, вызвали легкую оторопь: «И с радостью душевной оголить суть вечных ценностей, и принять в себя истинное сияние величия человеческого разума! А для наискорейшего процветания Санкструма прежде всего надо извести всех хоггов!».
Я спокойно передал трактат одному из секретарей и вздохнул без преувеличения тяжко. Ну вот, начинаю репрессии. Трактат надо сжечь, а самого господина Дарбара придется упрятать в Дирокнавечно. Беда, когда безумцы дорываются до власти, беда, когда такие же безумцы смущают незрелые умы, способные только к одномерному мышлению в стиле «черноебелое», проще говоряумалишенные подчиняют своим идеям дураков, которых, как известно, большинство, а никто не поручится, что этот самый Дарбар не соберет вокруг себя последователей как неизвестный мне пока прозрец, хитроумный владыка дэйрдринов.
Барон Арвальтвыборный от владельцев игорных домов Норатора, напрямую предложил крупную взятку, чтобы я не трогал эти самые дома. Дошли, видимо, слухи, что дома я собираюсь реквизировать, дабы они приносили деньги в казну. Я, не чинясь, назвал цену: двадцать тысяч золотом в год. На размышлениенеделя. Все деньги хочу получить целиком и сразу, без отсрочек платежей. Барон спал с лица, что-то пробормотал. «Эк ты крупно-то хватил, государь трижды тебя за ногу да головой об стену пятижды!»сказал его взгляд, который он быстро пригасил.
Барон Арвальт откланялся.
Я мысленно подмигнул сам себе. Выгорит с отступнымипрекрасно, я получу некоторую сумму на войну и избавлю себя на год от мороки с реквизицией. Не получитсяну что ж, я хотя бы попытался А игорные дома я реквизирую в любом случае. Эта дойная корова нужна будет Санкструму, чтобы привести дела в порядок после войны.
Ни Дарбару, ни Арвальту выпить я не предложил.
Господин Крожак Дорри, начальник муниципальной стражи Норатора, капитан, явился с двумя избитыми, закованными в кандалы пленниками. Был господин Крожак Дори полнотел, рыжеволос, с тяжелой челюстью и выпуклыми рачьими глазами.
Отвесив поклон, он пустился в объяснения, суть которых сводилась к следующему: все злодеи у него здесь (господин Крожак показал плотно сомкнутый веснушчатый кулак), убийцы и торговцы чудом и иной дрянью давно пойманы. Особливо что касается окраинто там уже тихо, а вести про шум и кровавую поножовщину в трактире «Красная мельница»то вранье собачье, там только одного бездомного прирезали, да и как прирезалион все обратно запихал, ему все зашили, а на следующее утро уже под трактиром околачивался! А что касается дел с убийствами из-за мест торговых на Южном рынке, когда якобы восемь человек и двух хогговторговцев мирныхпорешила некая банда, названная Палачамитак ложь все и наветы. Во-первых, не восемь и двуха только одного хогга и тоне порешили, а выбили глаз, случайно зацепив в толчее локтем, а что касается мифических Палачейтак их в природе не существует, это все придумки голытьбы.
Капитан говорил с запалом, набычив шею, так что вены на ней взбухли.
Я вспомнил, что низовые попечители, то бишь контролеры уличных азартных игрСтрадальцы, Палачи и Печальники. Резня, скорее всего, на Южном рынке была именно из-за игровых точек. А вот эти точки мне придется подавить, направить потоки людей в легальные заведения.
Начальник стражи втирал мне очки столь самозабвенно, что я даже заслушался. Боги мои, за кого он меня принимает? За идиота? Ведь муниципальная стража в ведении Таленка, и чтоТаленк ни разу не говорил с Крожаком Дорри обо мне? Или говорил, но все-таки обрисовал как слабоумного? Ибо только слабоумный правитель поверит такого рода силовику, что дела идут прекрасно, да что прекраснопросто исключительно хорошоа в большом городе, тем более в столице, дела никогда не идут хорошо просто потому, что это столицаа она аккумулирует как лучшие умы, так и самое талантливое преступное отребье.