Милый, ты все?
Ага А ты успела?
Да, конечно.
Врешь же.
Перестань, все прекрасно. В следующий раз успею. Мне с тобой очень хорошо.
Ночные визиты вскоре прекратились, жизнь вернулась в прежнюю колею, и все же стала другой. Дома теперь кто-то ждал, пусть почти чужие люди, но те, кто нуждался в помощи и плече, и кому без него станет совсем уж тяжело и тошно.
Женя стал меньше горбиться, с удивлением обнаружил, что если в солнечный день смотреть прямо, а не под ногивпереди всегда, даже среди многоэтажек, виден кусочек удивительно голубого неба, слепяще яркого.
Алексей Владимирович!Женя догнал главного менеджера по поставкам в коридоре после совещания.
Токарев?
У нас проблемы с маслом. Последняя партия вся неоригинальная пришла.
Откаты, получаемые Егоровым с поставщиков автомасел, были секретом Полишинеля. Даже для генерального директора, терпящего вороватого управленца из-за тесных родственных связей.
Я тебя понял.
Как пойдут морозы, могут начаться проблемы.
Я поговорю с ними.
У нас машины начнут вставать. В гараже еще заведутся, а если остынут на улице
Егоров ничем не выдал раздражения от излишней настойчивости гаражного техника, оценив, что проблема не была поднята прилюдно, на совещании.
Завтра съезжу к ним. Будь готов к десяти. Со мной поедешь.
К концу квартала три процента с масел, почти треть общей суммы отката, легли в карман Токарева. Главному снабженцу нужна была своя команда.
Дома стало сытнее, но Оксана не скрывала разочарования, постоянно намекала на возобновление ночных встреч. Женя отмалчивался.
Это сработало. Оксана начала искать женское счастье за пределами квартиры. Пропадала по вечерам, приходила глубокой ночью пьяная и уставшая настолько, что едва держалась на ногах.
Тебе ж на работу завтра с утра.
Ой, не учи меня жить!
Я не учу
Вот трахал бы ты меня сам, мне бы не пришлось
Иди спать.
Порадоваться бы за нее, но по обрывкам телефонных разговоров, списку контактов в смартфоне и нежеланию разговаривать на эту тему, было понятно, что мужчина у девушки вряд ли был один. И вряд ли два.
Назвать бы Оксану шлюхой, но по коротким полуночным диалогам на кухне, по забитой пепельнице, тихим истерикам в ванной и паре разбитых телефонов, было видно, что ей и самой такие отношения в тягость. И все же, к ночи, она снова выпархивала из дома, наспех натягивая платье и подкрашивая ресницы.
Откуда синяки?
Упала.
Прямо на мужа?
Не твое дело. Это моя жизнь. И он все-таки до сих пор мой муж.
Ты можешь не курить так часто? Дети же на тебя смотрят.
Устройство личной жизни, какое-то патологически неудачливое, занимало теперь у Оксаны все свободное время. Комнаты зарастали пылью, а кухня немытой посудой, и Жене после долгого перерыва пришлось заново взяться за половник и половую тряпку.
Прошлое вернулось. Только теперь он сам был мамой. Уходил на работу, не зная, как там дети. Задерживался, стараясь заработать побольше, и возвращался, когда мальчишки уже ложились спать. Чужие, но так похожие на него.
Ты зачем работу бросила?
Да, чо эти семь тыщ? Я лучше тебе буду готовить и убираться. А потом, может, новую работу найду, нормальную.
И давно ты последний раз готовила?
Начав встречаться с мужем, Оксана чаще по вечерам оставалась дома, но редко отлипала от телевизора, забывая иногда накормить детей ужином и вовремя уложить их спать. Много курила и все время жаловалась, не способная смириться с ощущением своей ненужности и жестокостью мужа, который с удовольствием пользовался ею и тут же выставлял на улицу, несмотря на истерики и слезы.
Наверное, она любила его больше, чем себя. Или себя больше, чем всех.
Правильно отец говорит, я сама во всем виновата.
В чем виновата?
Семью разрушила. Счастье свое закопала. Надо было вернуться к отцу, пусть бы меня на самом деле убил, если я никому не нужна.
Смотри, при детях такое не ляпни.
Оксана ляпала. И про свое желание умереть, и про то, что дети виноваты в расставании с отцом. Вели себя слишком громко, раздражали, мешали ему отдыхать. По всему выходило, если бы не детижила бы она сейчас счастливо, при муже и собственной квартире.
Я сегодня из детсада мальчишек забирал. Воспитательница говорит, ты на нее накричала.
Нечего меня учить, как детей воспитывать!
Может, тебе к психологу сходить? Я узнал, в поликлинике сейчас бесплатно принимает неплохой специалист.
Кричать на Женю Оксана боялась, но он чувствовал, что она постоянно на взводе.
Что врач сказал?
А что могут сказать эти мозгоправы? Им лишь бы человека упечь.
Женя одевал фартук, посылал мальчишек за букварем и под шкворчание котлет и гудение вытяжки смотрел, как они перебирают пальцами по строчкам, поправляя, когда три согласных в слоге шли подряд.
Жить рядом с погруженной в депрессию женщиной, растящей внутри себя ненависть ко всем людям, становилось все сложнее, но девать мальчишек было некуда. Разрубить гордиев узел можно только кардинальным решением, как тогда, в тот день, когда он забрал их к себе домой.
Оксан, я через знакомых договорился, тебя через две недели положат на стационар.
Она впервые устроила ему настоящий скандал, с истерикой, попытками бить посуду и ломать мебель, потом долго плакала, но все же согласилась. Осталось только дождаться, надеясь, что не испугается и не передумает.
В день, когда город накрыла перезагрузка, небо до горизонта обложили темные низкие тучи, хлеставшие прохожих тяжелыми каплями октябрьского ливня. Еще вчера приветливые стойко цепляющиеся за последние листочки деревья вмиг осиротели, склонили посеревшие ветки под порывами ветра, съежились, в ожидании скорых морозов.
Когда до прихода зеленого тумана оставалось меньше часа, Женя как раз вернулся с работы. Скинул промокшую куртку, разулся, потащил на кухню пакеты с продуктами. В квартире, несмотря на дождь, пахло затхлостью и сигаретным дымом. Пепельница на столе. Перебитая посуда. Осколки разлетелись по всей кухне, но в одном месте лежали особенно кучно, там, где, видимо, и стояла Оксана, рядом со шкафом. Методично доставала тарелки с полок, размахивалась и отправляла в короткий полет, прямо себе под ноги.
Мелькнула мысль, как здорово будет выбирать новую посуду. Старая хранила память о маме, но обрыдла до потери аппетита. Пусть мальчишки выберут тарелки с рисунком по вкусу, вместо надоевших пожелтевших посудин.
Кстати, где они, и почему так тихо? Неужели увела к мужу? Сама вернуть не сумела и решила подключить детей? Вдруг так там и останутся жить? Будет жалко. Но может быть даже лучше.
Из спальни раздался скрип, тихий, одинокий, как будто кто-то долго сидел на кровати в неподвижности, боясь себя выдать, но не выдержал, шевельнулся. Успокоив всколыхнувшееся было от неожиданности сердце, Женя прошел сквозь зал и застыл в дверном проеме, оглохнув от зашумевшей в ушах крови.
Старший, вихрастый крепыш, раскинулся на краю кровати, с примятой подушкой на лице, в неловкой позе человека, у которого не осталось силы сопротивляться. Младший уткнулся носом в матрас, посреди огромного успевшего подсохнуть темного пятна на простыне. Со спины не было видно ни одной раны, а значит они там, на животе и груди, глубокие и широкие, как нож в руках сидящей рядом Оксаны.
Она как раз допиливала себе горло, старательно углубляя разрез, хотя уже плевалась кровью, скользила пальцами по залитой красной тягучей жидкостью рукоятке.
* * *
Сознание вернулось к Токарю минуть через пятнадцать, если верить часам. Неплохо. Стигмату валяться еще полдня минимум. Не стоит давать ему очнуться.
Оттащил все три тела в лес, выстрелил безопаснику в голову, а оставшихся двоих прикрутил к дереву, подальше от дороги. Кто они вообще такие?
Надо ехать дальше. Груз должен быть доставлен заказчикам. Незачем их разочаровывать.
Перед последним холмом остановил машину. Связался с КПП внешников, с удовольствием услышал голос знакомого караульного и отчитался:
Токарь. Везу вам груз.
Видим тебя на радаре. Ты один?
Один.
А где Стигмат? В пропуске вас двое.
Что-то там случилось, уже как ворота проехали, с ним связались по рации, он выскочил и вернулся на базу.