Ну что это вам, иродам, не спится ни в ночь, ни в полночь, сердито сказала она громким и хриплым со сна голосом. Сереженьку вон разбудили.
Даниилу стало плохо, со сдержанным бешенством в голосе произнес отец. Шли бы вы спать, мама.
Опять бредит? переменив тон, спросила она.
Нет, просто приснилось что-то страшное. Идите спать, Марья Ивановна.
Появился Сережка. Сонно жмурясь от пламени свечей на отцовском столе, он сказал, скорее утверждая, чем спрашивая:
Опять Данилка с ума сошел
Я метнул быстрый взгляд на брата и показал ему кулак. Сережка мигом спрятался за старуху. Бабка только рукой махнула, развернулась и отправилась обратно в постель.
В соседней комнате заскрипели пружины продавленной кровати, заглушая ее обычную воркотню в мой адрес. Она долго бубнила про маленького бандита, по которому тюрьма плачет. Досталось и отцу, не от мира сего недотепе, который в гроб загнал ее дочь, кровиночку единственную, любимую.
Отец поправил одеяло на моей постели, сказал, чтобы я спал. Подошел к столу, задул свечи. Улегся в свою кровать. Застонали пружины, и все затихло.
Я остался наедине со своими мыслями, взбудораженными ночным кошмаром и тяжким духом лекарств. Точно так же пахло в тот день. Хоть я и был совсем маленьким, но прекрасно помнил этот кисловатый, пряный запах. И еще ночной переполох, невнятные оправдания придворного медика, сдавленные стоны матери, встревоженные голоса отца и бабки.
Холодный, призрачный свет раннего утра проникал сквозь маленькое окошко темной комнатки. Перед киотом с изображением Спасителя горела лампадка, разгоняя темноту, очерчивая кругом живого огня островок нерушимого спокойствия. Несмотря на то, что по примеру отца я несколько иронично относился к вере, откровенно скучал на службах в церкви и даже, бывало, передразнивал батюшку Никодима, сейчас я птичкой слетел с кровати к иконе и несколько раз сотворил молитву, перекрестился, наблюдая за выражением лица грозного Бога, такого изменчивого в бликах пламени.
Избави меня, недостойного раба твоего, от ночных видений диавольских, с чувством произнес я, сам не понимая, хочу ли я этого.
Отец заворочался на кровати, сел со скрипом.
Данилка, что тебе не спится? недовольно произнес он.
Мне опять снилось это.
Что, горюшко мое? спросил он сердито, хотя чувствовалось, что отец скорее даже не обеспокоен, а просто заинтересован.
Я сидел в автомобиле, жал на педали, тянул какой-то рычаг. Машина дергалась и выла, но не могла подняться по склону
Но что же тебя так напугало? поинтересовался отец.
Батюшка Никодим говорил, что это видения диавольские
И ты как истый православный пришел в ужас от того, что видел нечто непонятное? в голосе отца мелькнула ирония.
Нет, я вдруг почувствовал, что разозлился и выпалил: Там внизу горел и погасал огонь, и если бы я спустился до самого дна, то он бы стал большим, горячим, поглотил бы меня целиком.
Вот как произнес папа неопределенным тоном. Опиши, как выглядел этот огонь
Я ринулся в дебри памяти, пытаясь вспомнить, но картинки, такие четкие во сне, в реальности расплывались, создавая кашу из образов.
Он был маленький, неуверенно начал я, он разгорался и гас, словно уголек на кончике тоненькой веточки, когда машут из стороны в сторону.
Что же в этом плохого?
Не знаю произнес я. Мне было страшно. Я думал, что какая-то зажигалка мне мстит.
Данилка, ты прямо барышня кисейная. Зажигалкаэто такое огниво, на газе или бензине, с досадой произнес отец. Из-за этого поднял меня ни свет ни заря. А мне ведь утром в поход отправляться
Мне казалось, что вот-вот случится взрыв!
Из-за мерцающей маленькой лампочки? отец усмехнулся.
Нет, наверное, опасность шла от цилиндра, на котором эта штука была Может, он зажигалкой называется?
Большой ты, Данилка, фантазер, произнес отец в раздумье. Собирайся, пойдем.
К батюшке?! с ужасом спросил я. Чтобы посадил на хлеб и воду, заставил читать молитвы покаянные?
Сын укоризненно протянул папа.
Он зажег свечку от лампадки, а от нее масляную плошку, четко и быстро стал собираться.
Я счел за благо не продолжать эту тему и скорее кинулся одеваться. Надел штаны, намотал портянки, сунул ноги в сапоги. Мне всегда нравилось носить их, ладные, звонкие, со скрипом. Особенно после деревни, где все бегали в вонючих лаптях, которые размокали через десяток минут ходьбы по траве. Сверху накинул серую куртку, похожую на те, что носили служащие дворцовой канцелярии.
Пока я копался, отец успел не только одеться, но и собрать бумаги. Он стоял и ждал меняподтянутый, высокий, красивый и представительный. Отец резким движением открыл дверь.
Будем надеяться, что Сергей не проснется без нас.
Сережка соня, он проспит до обеда, если его не будить.
В отличие от некоторых ранних пташек, заметил отец.
Я подумал, что папа недоволен, поэтому побрел за ним с кислой миной на лице, строя рожи и показывая язык отцовской спине.
Дворец спал. Темные узкие коридоры его «черной» половины, где жила челядь, размещались кухни, мастерские, склады, сейчас были безлюдны. Но в обманчивом покое сонных коридоров, озаренных неверным призрачным светом папиной лампы и редкими фонарями, угадывались отголоски той жизни, которая царила здесь днем.
Обычно я любил гулять в этих местах ночью, наслаждаясь тишиной и чувствуя себя властелином. Но сейчас мне было как-то не по себе, несмотря на то, что с отцом меня не остановил бы ни один патруль ночной стражи, ни один постовой не шикнул бы: дескать, дергай, малец, домой.
Мы подошли к дверям специального книжного хранилища. Там стоял Василийодин из самых противных гвардейцев княжеской дружины. Это был дядька с красной квадратной мордой, косящим левым глазом и намечающейся лысиной. Говорил он отрывисто, глухо. В основном его разговоры сводились к «отставить» и «не положено».
Доброе утро, поприветствовал его отец.
Здравия желаю, господин архивариус, по-уставному четко ответил Василий.
Откройте, попросил отец.
Не положено, с осознанием своей правоты и значимости ответил охранник.
Папе нужно было решительно подойти к нему и рявкнуть, чтобы поджилки у этой козявки затряслись.
Понимаете ли, постовой, мне нужно поработать перед походом, уточнить некоторые особо важные сведения для князя Ивана Васильевича, беспомощно промямлил отец.
Пропуск для входа в спецхранилище в ночное время есть? тем же дебильным тоном поинтересовался охранник.
Нет, ответил папа.
Значит, не положено, торжествующе произнес Василий. Приходите утром, а то шляются тут всякие по ночам.
Постовой, я вас очень прошу Важная научная работа
Не положено.
На отца было жалко смотреть. Он вдруг в одну секунду сдулся и полинял: черный плащ-накидка повис на его плечах, как тряпка, очки, которыми он так гордился, превратились в жалкие стекляшки, стянутые нитками и проволокой.
Его желваки заходили от обиды, но я знал, что он никогда не будет спорить, кричать, отвешивать плюхи, хотя в принципе имел на это право.
Данилка, сын, сбегай в караул и приведи дядю Виктора. Он разберется Хотя постой, отец извлек из папки тонкую свинцовую палочку с заостренным концом и кусочек желтой самодельной бумаги, я ему напишу.
Он сунул плошку мне и что-то долго выводил на листке.
Хотя иной раз с меня там и слезешь, сейчас меня не нужно было упрашивать. Я с громким топотом пронесся по сонным коридорам, показывая охранникам, которые пытались меня остановить, записку для «самого начальника караула».
Как я и предполагал, лейтенант Кротов не стал утруждаться чтением каракулей на бумажке, а предпочел расспросить меня. Конечно же, я обрисовал ситуацию: дескать, «срочно надо решить вопрос», «проработка старинных планов», «успех или неудача завтрашнего похода», «долдон, который слушать не хочет» и на все доводы отвечает, что «в инструкции сказано четко про время, и никто, даже начкар, мне не указ».
Дядя Виктор хитро посмотрел на меня и спросил:
Твой отец так и написал?
Да, сверля лейтенанта кристально честными глазами, ответил я.