Сволочи, процедил сквозь зубы Ермолаев.
Мы с ними посчитаемся, Ермолаев, заверил его я. Обязательно. Кмит, за мной!
Не задавая вопросов, прапорщик пошёл за мной. Я сделал пять шагов, поправил кивер и крикнул в сторону застянка.
Эй, там, за стенами! Русский кто разумеет?! и добавил:Parler franГais?
Псякрев! донеслось с той стороны. С тобой говорить не о чем!
Ладно бы солдат, не смотря на это продолжил я, но детишек с бабами за что перевешали?!
Хлопы! голос из-за стены был полон пренебрежения. Вам, русским, служили!
Невежлив ты, пан! с усмешкой крикнул я. Я стою перед тобой, как на ладони, а ты за брёвна спрятался! Неужели, пуль наших боишься? Так мы не стреляем!
Поляки же продолжали стрелять по нам, хотя пули их не долетали до нас, падали у самых наших ног.
Вот он я, коли так интересно! крикнул шляхтич, поднимаясь над частоколом в полный рост. Он был без сомнения красив, от таких барышни всегда без ума, однако неподалёку от него болтались в петлях покрытые кровавой коркой человеческие тела. Их пытали и повесили по его приказу.
Поручик Суворов! представился я, касаясь пальцами козырька кивера. К вашим услугам! И уже тише добавил. Держу пари, вы, прапорщик, не сумеете сбить с него кивер. Ставлю пять рублей.
Принимаю, также тихо ответил Кмит, как бы невзначай положив руку на ремень наградного штуцера.
Ротмистр Шодровский! тем временем лихо козырнул польский гусар, от чего ментик лихо взлетел над его плечом.
В тот же момент прапорщик Кмит скинул с плеча свой штуцер, коротко взвёл курок и нажал на спуск. Голова гусара дёрнулась, как от удара в лоб, кивер с белоснежным султаном слетел с его головы.
Ах вы ж курвины дети! растеряв весь лоск, заорал лишившийся головного убора гусар. Кровь Христова! Русские псы! Предатели!
Полезай обратно за стену, шляхтич драный! в тон ему крикнул я. От меня ты пулю в лоб получишь!
Я скинул с плеча унтерское нарезное ружье и выстрелил в гусара, неосторожно высунувшего голову между заострённых кольев. Пуля разнесла ему лицо, оставив кровавую кашу.
Идёмте, Кмит, махнул я прапорщику. Нам пора к солдатам.
К чему всё это представление, господин поручик? спросил у меня Кмит.
Я хочу зацепить его гонор, ответил я. Спровоцировать атаку.
Господин поручик, протянул Кмит, разумно ли это? Гусар в застянке не меньше эскадрона или дивизиона, а нас только взвод. Они нас просто сомнут.
Не сомнут, покачал головой я. Не забывайте, прапорщик, у нас есть артиллерия. Штабс-капитан Ермилов зарядил орудия картечью. Сейчас попрошу нацелить их на ворота застянка, главное, успеть.
А что если поляков не удастся спровоцировать? резонно спросил прапорщик.
Согласен, трюк довольно дешёвый. Но если слухи о польском гоноре не врут, гусары просто обязаны напасть на нас. Мы же оскорбили их командира, да ещё так жестоко. Если он не захочет атаковать сейчас, выведу солдат на опушку, и мы дадим несколько залпов с безопасной дистанции. Благо, патронов в достатке. Такой наглости гонористые шляхтичи не стерпят.
Не проще ли было убить его?
Тогда они, скорее, не стали бы атаковать, а засели в застянке.
Но ведь можно расстрелять застянок из пушек или дождаться батальона
Второй вариант неприемлем, прапорщик, отрезал я. Во-первых: это означало бы, что мы не справились с поставленной задачей. А во-вторых: эскадрон, тем более, дивизион гусар просто так границу не переходят. Значит, скоро должны подойти подкрепления из-за границы. Вот они нас точно сотрут в порошок. Разносить же застянок из пушекглупо. Нам здесь ещё укрепляться и, возможно, оборону держать. Как вы предлагаете делать это без стен? А возможно, и с почти разрушенными домами.
Может и так, не стал спорить Кмит, но всё же, должен заметить, что вы слишком сильно рискуете.
Господин штабс-капитан, кивнув Кмиту, обратился я к Ермилову, разрешите спросить: вы орудия зарядили?
Зарядили, поручик, кивнул тот. А в чём дело?
Не могли бы вы развернуть их на застянок, предложил я.
Для чего?
Вы, думаю, видели нашу с прапорщиком эскападу, заметил я. Думаю, её хватит для того, чтобы выманить гусар из застянка. Как только они ринуться на нас, вы дадите залп по ним.
Умно, согласился штабс-капитан. На дороге, в лесном массиве такой густоты, гусары ударят прямо по дороге и попадут под перекрёстный залп орудий моей батареи. Не завидую я тогда этим гусарам. Он обернулся к прислуге своих пушек и зычным голосом принялся командовать:Разворачивай орудия! Нацеливай на дорогу!
Спасибо, Ермолаев, сказал я фельдфебелю, возвращая ружьё и, скомандовал, как только фейерверкеры споро установили пушки на новые места. Стройся за орудиями! Примкнуть штыки!
И тут ворота застянка заскрипели и из них вихрем вылетели польские гусары. Штабс-капитан Ермилов нервно потёр шею, вглядываясь в мчащихся на нас конников.
Ближе, ближе, бормотал он себе под нос. Можно и сейчас пальнуть, но всех не сметём, хоть и в перехлёст вдарим. Он поднял руку над головой, но командовать не спешил. Как только мы залп дадим, молодой человек, вы тут же из мушкетов добавите. Стреляйте прямо в дым, не важно, что ничего видно не будет. Вы многих убить сумеете, даже вслепую, главное, не дать им опомниться Приготовьтесь, ребята, оборвал он сам себя, сейчас пальнём. Так вот, я понял, что штабс-капитан вновь обращается ко мне, после залпа погодите немного, пока дым не рассеется и двигайте в штыковую. Но не раньше, чем рассеется дым. На поле много коней будут биться в агонии. Могут ваших людей покалечить
Да будешь ты стрелять или нет! Гусары уже за мушкетоны взялись!
Пли!!! снова оборвал сам себя Ермилови ему ответили орудия батареи.
Огонь! скомандовал я, следуя совету штабс-капитана.
Треск мушкетов показался каким-то жидким после оглушительного залпа пушек. Пули ушли куда-то в кислый пороховой дым.
Из облака, окутавшего гусар, доносились крики, стоны и ржание лошадей.
Эх, люди-то понятно, услышал я голос фельдфебеля Ермолаева, они хоть знали на что шли. А лошадей-то за что?
Как только более-менее развиднелось, я скомандовал солдатам «в штыковую». Мы обошли орудия и улыбающихся бомбардиров с фейерверкерами, провожавших нас шутливыми репликами, вроде:
На нашем горбу в рай! Мы за вас поработали, а вы теперь идёте штыками врага добивать! Задайте этим пшекам жару! Пусть знают наших!
К лошадям не подходить! наставляли солдат унтера. Они вас одним ударом копыта пришибут!
Бывалый штабс-капитан оказался во всём прав. Всё пространство между позициями артиллерии и застянком усеивали тела людей и лошадей, по большей части, мёртвые, но попадались и живые. Лошади были копытами. Люди, в основном, катались по враз размокшей от пролитой крови земле и стонали от боли.
Бегом марш! скомандовал я и прибавил глухим голосом, вспомнив о замученных женщинах и детях. Раненыхдобить!
И мои люди на бегу вонзали штыки в подвывающих гусар, обрывая их муки. Я знал, что за подобное обращение с поверженным врагом меня не погладят по головке, однако ничего поделать с собой не мог. Чёртовы поляки должны были поплатиться за убитых стражников и мирных жителей.
К терему! приказал я, когда мои люди вошли в застянок. Окружить терем! Не дайте гусарам носа из него высунуть!
И мои люди, ворвавшиеся в застянок, тут же бросились к самому большому зданию в нём. Теремсердце любого застянка, крепкий дом, где могут разместиться защитники деревянной крепости, когда стены взяты и враг уже внутри. Гусары вели огонь из бойниц терема и мои люди укрылись за домами.
Прапорщик, скомандовал я, отберите людей, умеющих обращаться с лошадьми. Пусть они успокоят животных, пока те кого-нибудь не покалечили.
По застянку носились гусарские кони, многие из которых ещё не успокоились после страшной скачки через огонь и дым к воротам.
Есть, ответил тот и умчался собирать людей.
Вести огонь по бойницам, продолжал командовать я. Рассредоточиться вокруг терема и не давать гусарам носа высунуть из него.