Хотя лето сменила пора урожая, ночь на этой широте была тёплой, и полная луна улыбалась над заливом, будто лик Бахлы.
Конфеты, которые помощник Алого Шарфа доставал из потайного кошеля, действовали безотказно. Девица игриво принимает сладкое угощение, отправляет в свой коралловый ротик, смакуета экстракт «листвы пророка» растворяется в слюне, впитывается, веселит и туманит сознание.
Варакияне-пустосвяты верят, что пророк Валак именно так достиг высшего неба, где живёт Безликий. Важно вернуться с высотыесли принять листвы больше, чем следует, душа останется на небе, а тело без души умрёт. Но рабы Безликого упорно курят, варят и процеживают узкие ядовитые листья, чтоб повторить полёт Валака. Поэтому в стране Витен так ценятся «аптекари листвы»они умеют взвешивать листву и знают, сколько в ней яда.
В этом искусстве Алый Шарф был мастер. Одна конфетаодин взлёт.
Веселясь, девицы теряли понятие о том, куда они идут, зачем идут, забывали путь обратно, отбивались от компании и брели в переулки. Их никто не удерживал.
Таков он, день Калаван Яра! Многие упьются, многие накурятся, многих до безумия закружит вихрь любви, и не все утром проснутся в своих постелях. Кто-то очнётся на задворках, битый и обобранный до нитки, другой в сточной канаве, третья в трюме на судне работорговцев, а кого-то придут опознавать на леднике, в мертвецком доме.
Хватит их тащить, обронил Алый Шарф, мельком взглянув на «пиратов», которые вели под руки двух сомлевших девиц. Отнесите в тень и бросьте.
Слушаюсь, господин Мосех.
Последнюю тоже оставить бы, намекнул худой спутник.
Она моя. Развяжите еёэто уже лишнее.
Одуревшая от зелья, Даяна в полусне пыталась что-то спросить, но язык не слушался. Проулок в глазах размывалсясинева, тени, мутные пятна фонарей. Тротуар под босыми ногами, казалось, залит тёплой водойвсё течёт, просто река, а в воздухе плавают рыбы Гул, плеск в ушах, голоса еле слышны.
Её держали под локти, не давая пошатнуться и упасть.
Быстро, молча прошли по проулкам и вскоре вывернули к музею Коммерческого общества. Служитель-сторожстарый, сердитыйна долгий стук лишь приоткрыл смотровое оконце в толстенной двери:
Какая выставка? Вы ошалели, господа хорошие! В гулящий деньда провались он! наш музей закрыт. Ясно же сказанозакрыт!.. Проспитесь, завтра придёте.
Алый Шарф отступил от двери, осмотрел крепкую стену, окна с массивными ставнями, затем постучал вновь.
Опять вы?.. разве непонятно говорюзавтра!
Я заплачу хорошие деньги.
Ни златки мне от вас не нужно. Даже за тысячу не впущу. Маскарадных пропойцда в приличный музей? Ступайте, развлекайтесь! а музейное собраниеоно для трезвых, понимающих господ. Будете дальше ломиться, так у меня кнопка есть, вмиг полицию вызвоню.
Обернувшись к своим «пиратам», Алый Шарф тихо сказал:
Ставьте бомбу под дверь. Укройтесь и спрячьте девушку.
Слушаюсь, господин Мосех.
Рванул заряд, вздулись клубы дыма, створки двери вылетели градом щепок.
Двоестеречь у крыльца, остальные со мной.
В едком дыму вестибюля быстро отыскали оглушённого, растрёпанного сторожа.
Ты слышишь? Хорошо. Смотривот пистолет. Веди в хранилище.
Золото золото в залах бормотал старикан, глядя в ужасное дуло.
Мне нужно хранилище. Комната-сейф.
Там железная дверь, замки ключи у распорядителя!
Я найду, чем открыть. Веди.
Прокатившись по улочке, взрывная волна погасла. Кое-где приоткрылись окна, выглянули озабоченные лицачто там громыхнуло?.. Какое странное эхо! на гремучий резкий звук издали отозвался глухой раскат грома и задрожал воздух.
Во дворе баханского храма танцевали девушкии даже молодые дамы! одетые вейками. Храмовый двор цвёл в ночи, будто волшебный сад призрачных огней, звучал чарующей музыкой и пел переливчатыми голосами.
Из-за домов доносился шум празднества. Летняя ночь дышала вином и пряностями, прозрачная прохлада веяла со стороны моря. Играли флейты, лился сладостный звук ксилофона. Развевались в танце газовые ткани, вскидывались зовущие рукиа парни в нарядах заморских купцов, моряков и разбойников увивались вокруг. Выделывая замысловатые фигуры танца, они старались как бы невзначай прикоснуться к танцовщицам.
Ночь обещала райскую негу, восхищение любви и молодости.
В первый миг никто не понял, что произошло. Сперва неясная вибрация земли и воздуха Затем толчоктанцоры сбились с ритма, замерли, недоумённо озираясь.
Тут земля вздрогнула, словно в ней шевельнулся кит. Стены затрещали. На дворе вспыхнуло смятение, раздались вопли, все ринулись к воротами, на улицу. Под ногами колыхалась, вспучивалась мостоваяземля ожила, перестала быть верной опорой.
Мама, что такое? А-а-а-а!
Храм содрогался, по его стенам побежали трещины; закачались и начали падать из ниш статуи святых бутов. Улыбаясь, держа руку поднятой для благословения, они валились вниз и с сухим стуком разбивались на плитах, отколовшись, покатилась каменная голова.
Истошные крики, пронзительный визг и плачкого-то задело, разбив плечо, рука залита кровью, а улица колебалась, как море. В ресторанчике напротив кренился навес, балясины балюстрады вылетали словно кегли, начала проваливаться крыша и покосились стены.
Гомон веселья над Сарциной сменился шумом хаоса и суматохи. Крики сливались в прерывистый вой, волнами нёсшийся со всех сторон. Музыка оборвалась, зато слышался издали грохот осыпающихся стени какой-то медленный пульсирующий гул: «Уууммм. Уууммм. Уууммм». Словно по городу шли гигантские быки и мычали над крышами.
Стена ресторанчикатрррах! повалилась на проезжую часть, рассыпая камни, подняв тучу пылии накрыв несколько человек. Из порванных труб гейзерами ударила вода. Где-то поблизости взорвался паровой котёлбогатый дом со своей котельной стал кучей кирпичей и брёвен.
Будто от взрывной волны, начал рушиться соседний особнякперекрытия этажей хрустнули, ломаясь; из кухонной печи вихрем вырвался столб искр. Следом жарко полыхнул запас керосинав разливанном огне занялась изломанная мебель, вспыхнули портьеры. Жар-птицами взлетали, обращаясь в гарь, шёлковые занавеси и салфетки.
Посреди огня из руин начало подниматься нечто вроде громадной раковиныгрязно-бронзовое, острым гребнем вверх, раздвигая тушей обломки кирпичных стен, досок и балок. Уцелевшие гуляки вначале прянули от упавшей стены, а затем кинулись врассыпнуюкуда глаза глядят, лишь бы подальше от ужаса!
А там, за поворотомв клубящейся пыли, роняя с броневых боков остатки рухнувшего дома, медленно вставало новое чудовище!
Спокойно! заорал унтер-полицейский, махая руками. Его властный рык сдержал мятущееся человеческое стадо. Все за мной! дворами к заливу!..
Которые послушалиськинулись в темноту дворов, прочиекуда попало. Кое-кто застыл, как парализованный, глядя на чудо-юдо. Оно целиком поднялось из ямы, возникшей там, где минуту назад был дом с жильцами, а теперьгруды дымящегося хлама, косо торчащие куски стен.
Махина, похожая на изжелта-серый гребенчатый шлем, горбом высилась над ближними крышами. Из-под сжатой с боков раковины панциря, будто корни, выступали толстые кольчатые ноги. Передвигая опоры, махина смела остатки дома и ступила на улицу. Спереди на гребнистом корпусе загорелись косые щели, словно глаза; туша повернулась, устремляя взгляд вслед бегущим, а над панцирем выросли как бы улиточьи рожки.
«Всё идёт по плану, с удовольствием отметил пилот бронехода. Возьмём пьяных махом, на испуг!»
Опустив на голову шлем-говорун, он вошёл в перекличку машин:
Я пятый, поднялся на поверхность. Начинаю охоту.
Хорошо, пятый. Сгоняй скот на площадь. Отсекай пути отхода, круши здания.
Эй, на ловцах! не оглядываясь, окликнул пилот тех, кто сидел у систем захвата. Гляди в оба, червяги! Хватать самок, на самцов не отвлекаться.
Порядок, старшой! Прибавь шагу, мигом сцапаем.
Вспыхнули огоньки лучемётов, зажглись датчики бомбовых стволов. Пилот хищно оценил уличный пейзаж, наметил цели иаахх! ударили по домам первые бомбы. Полыхнул огонь, поднялись облака дыма. Лобовая сирена утробно завыла, лучом звука насылая страх и слабость на метавшийся впереди скот.