На экране красивая девушка в зеленом платье («Приятный цвет», подумала Марина) с улыбкой на лице водила указкой по карте.
А теперь о погоде в мире. Над центральными штатами бушует сильный циклон, ветер до десяти метров в секунду гонит облака с западного побережья на восточное. Это означает, что на завтрашней ассамблее ООН нашим партнерам следует воздержаться от резких заявлений. Как мы с вами знаем, время полета баллистической ракеты «Стрекоза»всего пять минут, а сильный ветер легко разнесет облако с радиоактивными осадками по всему континенту. Обильные дожди в восточной части лишь усугубят ситуацию.
Ну, нам этот прогноз не сильно поможет, заключил Ваня. Марина поморщилась:
Мерзко это как-то. Я бы не смогла вот так вот, с улыбкой, рассуждать. Ты представь, что там где-нибудь в кафешке сидит некая Мэри, такая же как я.
И кузен Джон, вставил Ваня.
Да. И кузен Джон.
И смотрят то же самое, только со своей стороны.
Вот именно. И им тоже неприятно, мерзко. Тогда зачем мы это смотрим, зачем нам это показывают? Кому от этого хорошо?
Ваня сделал большой глоток кофе, промокнул салфеткой свои редкие еще усы и ответил:
Ты слишком серьезно к этому относишься. Ты же понимаешь, что сказать и сделатьразные вещи. В сердцах или сгоряча можно наговорить всякого, а потом вроде как приходится придерживаться сказанногоно только на словах.
Не думаю что они там, Марина кивнула в сторону телевизора, который увлеченно рассказывал о системе наведения «Стрекозы», говорят сгоряча.
Тогда другой вариант. Ты, скажем, перед экзаменом говоришь же себе обычно«я завтра обязательно все сдам». Это вроде как не совсем правда, и никакой уверенности у тебя быть не может, но говоришь же. А кто-то говорит «вот бы препод сломал себе ногу». Это как бы не значит, что человек реально пойдет ломать преподавателю ногу. Он даже, наверное, не сильно обрадуется, узнав, что его пожелание сбылось. Это защитная реакция на стресс. И это, он кивнул на телевизор, тоже. Вроде аутотренинг перед дракой, «мы обязательно победим» и так далее.
Да, но я не хочу ни с кем драться, возмутилась Марина.
Ну, протянул Ваня, это не мы с тобой решаембудет драка или нет.
Зато, возразила Марина, мы решаем, хотим ли мы.
Позже вечером, завершая прогулку, Ваня задумчиво спросил ее.
Знаешь, может быть ты и права. Ты не хочешь драки, Мэри, допустим, тоже. И все бы ничего, но тогда зачем вы дали дубину в руки тому, кто хочет?
* * *
Теперь они шагали втроем, назад, к железной дороге. Дальше они пойдут по путямотец сказал им ничего не бояться, пока он с ними. Он уверенно шел вперед, придерживая правой рукой висящий на ремне автомат. Шел он быстро, и сестры быстро уставали от его темпа. Тогда он великодушно останавливался на отдых, подтрунивая над ними.
Ты куда-то торопишься? огрызнулась Марина, Я тебя не держу.
Лиза посмотрела на нее с удивлением.
Прогоняешь? укоризненно покачал головой отец, Нет, как я могу вас теперь бросить. Дойдем, посмотрим на вашего доктора, тогда и разойдемся.
Думаешь, без тебя не дойдем?
Думаю. И тебе не мешало бы начать. Может перестанешь пытаться разбивать приборы об дерево.
А что я должна была с ним сделать? кипятилась Марина.
Выключить, спокойно ответил отец, Есть такие выключатели. Или обесточить. Армейский квадрокоптер рассчитан на взрыв гранаты поблизости. Ты могла не разбить его, а активировать. И что бы я с вами двумя дерущимися тогда делал?
Лиза, переводя взгляд с сестры на отца, тихо сказала:
Не ссорьтесь, пожалуйста.
Марина промолчала и виновато посмотрела на нее. Отец удивленно заявил, поднимаясь:
Да разве мы ссоримся? Так, разговариваем. Ну все, отдохнули, пошли.
И они пошли дальше. Марина шла, крепко держа Лизу за руку, и смотрела по сторонам. Осень наступала неумолимо, и места, где они шли еще день назад, изменились. Больше листвы на дороге, меньше на деревьях. И ветер холоднее. «По этой дороге мы шли туда, думала Марина, теперь идем обратно. Только туда шла одна маленькая девочка, а обратнодве».
Вечером, когда начало темнеть, они свернули с железной дороги в лес и, по выражению отца, «разбили лагерь». Лиза тут же заявила, что она ничего такого не разбивала и вообще ходила за хворостом.
Придирчиво оценив принесенные дочерьми ветки, он высказал свое одобрение и стал выкладывать костер. Затем он поднес палец, щелчоки ветки вспыхнули.
«Странно, подумала Марина, я почему-то только сейчас поняла, что у него тоже есть модификации. Как-то это не бросалось в глаза.»
Следите за огнем, я пойду принесу что-нибудь покрупнее.
Он скрылся за деревьями, и Марина заняла его место. Лиза пристроилась рядом. «Сейчас будет пилить или рубить, раздосадованно подумала Марина, и все, что я Лизке говорила, пойдет насмарку». К ее изумлению, отец вскоре вернулся с аккуратно напиленными полешками. Как он раздобыл их совершенно бесшумновот загадка.
Подложив поленья в костер, он достал из кармана мятую пачку сигаретна ней был налеплен зеленый ценниквынул одну, взял зубами. А потом протянул руку к костру, вытащил красный уголек и прикурил от него. Сестры не поверили своим глазам. Отец заметил это и удивленно спросил, не выпуская сигареты.
Чего это вы на меня уставились?
Он же горячий! воскликнула Лиза.
Да ну, он затянулся и выпустил струю дыма, а я думал холодный.
Ты не обжегся?
У меня, как и у вас, в правой руке почти не осталось своих тканей. Чему там обжигаться, железкам?
Лиза сообразила быстрее, и запустила в костер ладонь, набрав пригоршню углей.
Ух ты!
Не держи долго, поучал ее отец. Нагреется металлначнет отдавать тепло телу.
А на порезы болит, задумчиво сказала Марина, разглядывая свою руку.
Если ты сама полоснешь себе рукуболи не будет, пояснил отец.
Потом они сидели втроем, вокруг пылающего костра. А кругом стеной стоял лес. И тишина. И темнота. Чем ярче пламя, тем гуще тьма вокруг. «Почему так?»гадала Марина. Она посмотрела на отца. Костер отбрасывал причудливые тени на его лицо. Немолодое уже, и такое непривычное, только напоминающее лицо человека, которого она знала в детстве. Марина поежилась и вдруг, от наплыва чувств, прижалась к отцовскому плечу. «Я не могу все время быть сильной. Позволь мне от этого отдохнуть, пожалуйста». Не сразу, с десяток всполохов пламени спустя, он обнял ее свободной рукой и улыбнулся?
«Так славно», думала Марина, «И так странно. Я же никогда толком его не знала. Может ли так случиться, что он действительно любит нас?». Лиза подсела с другой стороны, и положила голову ему на колени. Натянув капюшон, она будто бы дремала. Так они сидели какое-то время, и было так неожиданно тепло.
* * *
Марина вернулась домой заполночь, даже не пытаясь сосчитать часы до предстоящего подъема. Осторожно повернула ключ в замке, тихо зашла в темную прихожую. В маминой комнате горел свет, пробиваясь из-под двери. Там творилось колдовство.
Мама задумчиво ходила вокруг рабочего столагигантского экрана с голографическим проектороми варила зелье очередной загородной резиденции. Задумчиво добавляла ингредиентыщепотку клумб, горсть елок, вязанку дорожеки тщательно перемешивала. Оценивала, смотрела. Крутила лампу над столомэто ее местное солнце. Потом морщилась и взмахом руки стирала все. Дом, сад, забор рассеивались словно дым. И все начиналось заново.
Тук-тук, Марина приоткрыла дверь.
Привет, гулена, мама задумчиво смотрела на пустой пока ландшафт. Потом улыбнулась, все равно не думается, давай пить чай.
Давай, обрадовалась Марина, сейчас чайник подогрею и все принесу.
Через пятнадцать минут они уже сидели за маленьким столиком у окна и дули на чашки. Город за окном то ли засыпал, то ли уже просыпался, окна домов то загорались то гасли. То ли завтра, то ли сегодня.
Последнее время заказов немного, жаловалась мама, И все однообразные до ужаса. Высокий забор, с колючей проволокой, дом из кирпича. Или вообще бетона. И вот еще мода пошла«убежище». Разглядели у какого-то чиновника на даче, и всеподавай каждому убежище. Или бункер. Главное что там должно быть, из чего ононикто толком сказать не может. А я как-то никогда не подряжалась строить бомбоубежища. Это же не погреб с картошкой. Отговариваешьобижаются. Вот, посмотри.