На мгновение настораживает отсутствие ангельской охраны возле них. Хоть пернатых я не люблю и без них легче, я не могла упустить это из виду. Слишком подозрительно, думаю я, впиваясь острием меча в сердце какой-то девушки, щебечущей с подругой по телефону. Слишком просто мне позволяют убивать.
В больнице девочка с переломом рукиупала, бедолага, с новенького велосипеда. Родители пытаются успокоить ее, протягивают какие-то сладости, гладят по волосам. Я, сплевывая, понимаю, что душа моя черней некуда, потому что пульс ни на такт не сбивается, когда девочка внезапно замирает на середине фразы и падает на подушку. Небеса молчат.
Спускается ночь, когда я уношу очередную жизнь. На эфесе загорается еще одно имя. Устало вздохнув, я переношусь к следующей душе.
Темный переулок, дешевая проститутка, курящая сигарету, в которой, как я видела, табаком и не пахло. Какие-то дешевые тряпки, открывающие полосы кожи, бижутерное колье на шее, больше напоминающее тяжелый ошейник Какая же мерзость. Не тратя времени на разглядывание девушки, я вынимаю меч из ножен.
Стой, исчадие Ада! дрожащим голосом требуют у меня.
Меня не к месту разбирает громкий визгливый смех. Серьезно, блядь, сейчас? Именно на ней? Срываясь на скулеж, я сползаю по стене, пока спустившийся с небес ангелок растерянно рассматривает меня, кусает нижнюю губу. Дрожит сам осиновым листом, вцепляется в рукоять спасительного клинка.
Именем небес требую остановиться, Антихрист!
Мой хохот просто достигает апогея, и мне плевать, что сумасшедшую Падшую может убить даже такой вот неудачник. Будь я человеком, решила бы, что нервный срыв.
Нихуево меня повысили! криво ухмыляюсь я. Эй, мотылек белобрысый, ты чего один против меня поперся, подкрепления не дождался? Господи
Ангел свирепеет, слыша, как легко я произношу Его имя, и выхватывает меч. Острие пляшет, руки у него дрожат. Я мельком определяю, что это у него первый бой: ни толком держать оружие не может, ни боевую небесную стойку он не знаета я еще помню, мышцы помнят, и я надменно зеркалю его изломанную нервную позу.
Отойди от этой души!
Я кошусь на невозмутимую девушку, не подозревающую, какой спор развернулся из-за ее никчемной душонки. Она бросает сигарету на землю, гасит каблуком и удаляется вглубь дома.
Слов просто нет, насколько это мерзко и несправедливо. Это Небеса, напоминаю я себе. Там всегда так.
Ты серьезно пришел ее защитить?
Ангел, принявший меня за Самаэля, явно сомневается, можно ли вести беседы с врагом. Обдумывает приказ, вертит в голове уставы. У них всегда так: четкая инструкция, ничего больше. Но, видя, что я не пытаюсь убить его или девушкучерт с ней, пусть проваливает пока, немного расслабляется.
Пути Господни
Скажешь «неисповедимы», прирежу, скалюсь безумно. Чем она лучше других? Чем?!
Парень бледнеет, беззвучно шевелит губами. Отступает на шажочек назад, смущенный и спутанный.
Не слышу! срываюсь я. Я убивала и других, светоносный, многих хороших людей, детей и стариков, тех, у кого все впереди, тех, кто уже сделал многое. Чем лучше них этот сосуд порока? Он тщетно пытается спрятать глаза. Я просто пытаюсь понять. Почему Небеса схватили меня за руку, только когда я занесла ее над этой головой?!
Она молилась о спасении.
Да мать вашу! Так просто, так страшно, так по-райски привычно, что снова разбирает, раздирает смех изнутри, вскрывает ноющую от предыдущей вспышки глотку. Я сжимаю пальцы на рукояти мечалезвие темнеет, просит крови.
Я тоже
Что? Ангел недоверчиво склоняет голову.
Черт знает, зачем я сказала. Но я правда молилась, там, в главном зале Небесного дворца, когда стража грубо швырнула меня, отступницу, к ногам архангелов. Я молилась, срывая голос, потому что была по-настоящему напугана, разрывая в клочья собственное сердце. Потом я предпочла забыть. Но перед концом Рая как-то само вспоминается, ностальгически накатывает.
А я до сих пор не понимаю, чем некоторые заслуживают прощение.
Свали отсюда, парень, охрипшим голосом прошу я. Не твоя это война.
Твоя, что ли? смелеет он слегка.
Моя. Против всего вашего ебаного мира, раз уж на то пошло. Уйди, пока твоя душа не отпечаталась на моем клинке. Не знаю, есть ли она у ангелов. У меня вот точно уже ни грамма ее не осталось.
Исходя ядом, я выплевываю слова. Ангел со светлыми крыльями за спинойпустяк на моем пути, один точный удари его здесь не будет.
Почему? спрашивает он. Ты ведь почти раскаялась тогда. Я чувствую это по голосу
Не нужна мне ваша надежда, я и без нее проживу. Разве не такими должны быть ангелы, парень? Без сомнений, руки по локоть в крови, но одни против всех. Я была лучшей, кого они воспитали, я была их гордостьюа сама-то тешила свою гордыню, теперь понимаю.
Ты не ангел, растерянно бормочет он.
Мальчишка ожидал увидеть чудовище, отвратительную, животную адскую тварь, которую так просто будет поднять на клинок, но наталкивается на менякак же несправедлив твой Господь! Мне охота уже кинуться на него, испить крови, но пока мы только стоим, забыв про девицу, забыв про все, мы перекидываемся фразами, как будто фехтуя.
Если мерить по крыльям, я просто преступница. А ты тогда кто? Ты ведь тоже не ангел, так, Его шутка, воплощение всего Небесного воинства. Дрожишь, но стоишь на месте. Как это благородно, как воодушевляет!
Таков приказ.
С каких пор ангелы слушаются приказов? Мы ведь были воинами без страха и упрека! Или как там в песне поется? Светлые, непоколебимые, защитники человечества. А у нас внизу один демон достойней крыльев, чем сотня ваших, хотя бы потому что он настоящий, а не созданный из человеческих верований.
Им говорят, кого ненавидеть, а кого боготворить. Жить так легче, верно.
Но какая это жизньво лжи?
Ангел терпеливо выслушивает меня, устремив взгляд куда-то мне за спину, и в глазах его твердая уверенность, что он-то точно уйдет отсюда живым. Что я упустила?
Ты ничуть не поумнела. Думала, тебе позволят творить все, что вздумается.
Сердце застывает, леденеет от звука этого голоса. А потом с треском рассыпается осколками. В горле зреет рык, и я правда должна напоминать взбесившуюся нежить больше всего: адская гончая, отправленная на охоту, бешеный пес. Безумно хочется кусать и чувствовать рвущиеся ткани клыками. Глубже, сильнее, яростнее
Я разворачиваюсь, взмахивая мечом. Мы застываем друг напротив друга, прижав клинок каждая к горлу другой; усмешки на губахотражения, взглядыпылающие яростью бездны. Я когда-то могла бы убить и умереть за тебя, а теперь твой меч холодит мою шею. Как иронично.
Избранная Сотня Михаила? кривлюсь я, замечая золотые метины на ее подрагивающих крыльях. Сколько коек ты прошла, чтобы носить такое золото?
Наемница Люцифера? в тон мне откликается Нираэль. Ты до сих пор жива. Не сгорела в огне Преисподней. Какая жалость.
Она властно взмахивает рукой, и парень тут же взлетает. А моего приказа он не послушался, вот ведь обидно
Ну, вот мы опять вдвоем, развожу руками я. Меч черкает по шее Нираэль, тонкая струйка крови стекает за ворот светлой кожаной куртки. Возбуждает, не правда ли?
Ангел с едва различимой за яростью грустью смотрит на меня. Я впиваюсь взглядом в ответ, бесцеремонно осматриваю платину волос, порывистые крылья, стройную тонкую фигурку и светлые глаза.
Что же с тобой стало? отчасти грустно выдыхает Нираэль.
Ты меня этим сделала. Ты и никто другой.
Ухмыляюсь: на, смотри на клыки, смотри на темнеющие, вбирающие мрак ночи глаза.
Это ведь ты начала Апокалипсис.
О, слава так и бежит! Оскал все шире и шире становится. Ты зря пришла, Нираэль. Но если уж пришла, то бери меч и дерись со мной, а не болтай!
Ainoo Daarkha, кивает себе Нираэль.
А я помню, ты часто на енохианском кричала. Особенно по ночам.
Мы скрещиваем мечи, рассыпая в разные стороны искры. Нираэль сосредоточенно просчитывает каждый ход, отступает в защиту, чтобы прогадать мою тактику. Я с легкостью принимаю игру, вертя клинок излюбленной «мельницей», скорее зрелища ради. Она пытается меня достать, но я блокирую удары. Я представляла эту битву сотнисотни тысяч раз! И проигрывать не намерена! Не ей, не сейчасникогда!