Он отвернулся от города, закрыл глаза и предался длительному процессу очищения мыслей, попытался совладать с собственным телом. И снова поднял веки.
Из ниоткуда перед ним возник ещё один враг и ехидно ухмыльнулся:
Что ж ты такой живучий?
* * *
Владимир остановился у дворца, взглянул на Загана, и князь, кивнув, пошёл дальше. Порой его не нужно было и просить о чём-либо.
Что с артефактом? кратко произнёс император.
Конечно, он не мог не догадаться.
Ночьюзаговорила Вера сквозь дрожь, я положила его в шкатулку и спрятала. А когда проснулась Нет, добраться до него никто не мог. Шкатулка стояла на том же месте, точно так же, как я её поставила.
За пределами города вспыхнул огоньначалась массовая кремация казнённых. Прямо под открытым хмурым небом.
Я открыла её а там земля горсть мелкой сухой земли.
На момент казни город притих, и ей казалось, что все слышат каждое её слово. Никто не смотрел на них. Где-то вдалеке прогуливались рыцари, генерал Амон удалился выполнять её распоряжение, в сотне метрах от Веры и Владимира наблюдал за кремацией Заган. Он всегда относился с уважением к чужому личному пространству и не стал бы подслушивать. Да и, в конце концов, государю, как и любому демону, достаточно лишь захотеть, чтобы никто не смог их услышать.
Император всматривался в фундамент одного из флигеля дворца. Под ним, на самом краю набережной, находилось подземелье, где навеки заточён Руслан Волхонский.
Живых людей там нет. Что ты сделала с ним вчера?
Вера не смогла понять то, что услышала. В голове вдруг выстроился барьер, об который безрезультатно бились мысли. Однако император ждал ответа, поняла она или нет.
Попрощалась.
Что ещё?
Принесла ему кофе.
Зачем?
Чтобы
Неожиданно для себя она совершенно забыла, ради чего сделала то, что мучило её всю ночь и, наверное, будет мучить всю оставшуюся жизнь. Император не торопил её, но его безмолвное ожидание было невыносимее гнева.
Он отказался передать мне право владения артефактом, как сквозь сон бормотала Вера. Слова предательски застревали в горле, её охватил озноб. Голодная смерть забирала бы его очень долго, и я хотела её ускорить. Он не заслужил такой страшной участи.
Что ты подсыпала ему?
В дворцовой кухне я нашла порошок Искусственно созданная доза кофеина, бодрящая для демона, но опасная для здорового человека Когда я нашла Руслана после его изгнания, я почувствовала, что ему очень плохо, и и тогда я смогла помочь ему, сняла недуг, но исцелить мне было не под силу. У Руслана больное сердце Было больное сердце Тот порошок, разбавленный в кофе, ускорил бы его естественную смерть.
Было Было больное сердце. А теперь уже не болит. Не заболит никогда. Потому что он мёртв. Его больше нет. Почему теперь так больно ей? Почему так свербит в груди? Ведь она знала, что он умрёт. К чему горевать, если исход был предрешён?
Со стороны океана дул холодный ветер. Веру трясло с ног до головы, и как она ни ёжилась, как ни обхватывала плечи, её душил и лишал рассудка этот могильный холод.
Кто надоумил тебя сделать это?
Никто Я хотела как лучше.
И снова как лучшеОн отвернулся, и озябшую княжну ещё теснее обтянула гусиная кожа. В обычно равнодушном голосе она уловила усталость и плохо скрываемую злость. Каждый раз рушатся все планы империи, стоит тебе захотеть как лучше!
Я ведь и-исправила свои ош-шибки, заикаясь, протянула она, и мы всё-таки добились
Чего?
Вера поражённо умолкла. Всё, чего они добились благодаря ей, теперь развеяно по ветру вместе с тем, что осталось от артефакта. И этого уже не исправить.
Император не думал её жалеть.
Твоя новая привычка идти наперекор моему слову окончательно погубила нас. А Волхонский был нашим последним шансом. Артефакт признал его своим владельцем, и нам ничего не стоило войти к нему в доверие и попросить сделать то, что нам нужно.
Дрожь перестала колотить снаружи, но беспощадно затрясла изнутри.
Какпрошептала Вера.
Волхонский надёжно хранил артефакт, добросовестно выполнял возложенные на него обязанности, и при грамотном к нему подходе был бы готов пойти с нами на контакт. Из него бы вышел лучший антихрист, чем ты.
Вера впала в зыбкий транс. В глазах поплыло.
Вот, к чему привело твоё упрямство, безжалостно продолжал император. Ты начала лгать, дошла до предательства и закончила убийством невинного. До такого не опускался даже маркиз де Руссо.
Но почему ты раньше мне это не рассказал? Его ведь можно было спасти!
Из своей гордыни ты всё решила за всех нас.
Я делала это для нашей семьи, и в частности ради тебя! впервые откровенно призналась Вера и почувствовала, как кровь обжигает лицо, а в горле застревает ком.
Она смотрела в профиль отца и очень хотела его окликнуть. Хотела, но не могла. Это слово застревало, царапало горло, и всё больше казалось лишённым смысла.
Происхождение смертных тел не имеет никакого значения. Это всего лишь биологическая плотьвот весь его аргумент перед неразрывными семейными узами. Пять лет она пыталась забыть эти слова или более гуманно толковать их значение. Но вчера, на примере собственного брата, пришлось взглянуть в глаза страшной правдеимператору плевать на семейные узы.
Почему ты не смотришь на меня? уныло произнесла Вера. Император не издал ни звука. Почему? Ты же злишься. Почему не сведёшь меня с ума от дьявольской головной боли? Ты ведь зол на меня Папа?
И всё же произнесла это слово. С надеждой, мольбой о поддержке и неуверенностью в собственном праве его произносить.
Император откликнулся не скоро, лишь слегка повернулся так, чтобы она смогла увидеть его бледное лицо, будто вырезанное из холста картины старого дома, где стенает призрак умершего хозяина. И в этом лице, не выражающем по своему обыкновению ничего, она прочитала слишком многое. Осуждение, разочарование, усталость, отречение Не то отречение, коим он наградил её брата, а безмолвная просьба. «Уйди, пожалуйста, сама. Не трать моё время на разъяснения. Я устал в вас разочаровываться».
Мы оба совершили слишком серьёзную ошибку, пустым голосом произнёс он и больше ничего не добавил.
Проглотив твёрдый ком, Вера вонзила ногти в ледяные ладони.
Да И очень давно. Как и те солдаты, я сделала неправильный выбор. Мне нужно было спрыгнуть с того моста.
Хотелось сказать многое, но больше не было сил.
Вдруг земля затряслась под ногами, а по флигелю дворца стремительно расползлись трещины. Каменные стены обрушились вместе с почвой и сокрытым в её недрах подземельем, столпы дыма и пыли, и волны разъярённого океана окатили набережную и дрогнувший дворец. Земля едва не поменялась местами с хмурым небом.
Взрыв был мощным.
Рофокаль выглянул из согнутых перед лицом локтей и обиженно воскликнул:
Господа! Мы же и так опоздали на завтрак!
Командор уже не улыбался.
* * *
Ярослав самодовольно оценил возникшую у дворца суету и хохотнул.
Бахи нету тела. Ну как тебе огонёк?
Спустив капюшон, бывший граф смотрел на то, что осталось от его темницы.
Что там случилось?
Молчи, Волхонский, и валим отсюда!
Ярослав помчался вниз с горы, в противоположную сторону от дворца.
Оглох что ли?! Быстрее!
Руслан не шелохнулся. Глянул ему вслед и занял исходную позицию. Всего лишь великий князь в нелепом шмотье Убежал и ладно.
После пробуждения под судорожный танец по грудной клетке, боль, нехватку воздуха и чьи-то яростные приказы жить, разум до сих пор витал ещё где-то далеко. Процесс дыхания, слуховое и зрительное восприятие, ходьба и вялый контакт с единственным проводником к мирупока что это всё, на что было способно изрядно ослабленное тело. Почти покинувшая его душа была поймана и насильно утрамбованаа по-другому и не скажешьобратно, в привычный сосуд, но всё ещё находилась в пространственной эйфории, чувствуя только покой и невесомость.
Позади шаги, неторопливые, но твёрдые.
Я никуда не иду.
Ха. А вот так?
Знакомый мелодичный звон, звук чего-то тяжёлого, скользящего по чистому серебру. Руслан почти ощутил шевеление на своей шее, такое привычное и невыносимое.
Обеими руками Ярослав натягивал на пальцах серебряную цепь с каменным крестом.