Это унизительнокогда тебя голой волокут через весь двор. Пусть даже на нас с любопытством смотрели только женщиныодетые в одинаковые серые полотняные рубашки, подвязанные веревками. Я пыталась сопротивляться, но Эдит и Линда мигом объяснили мне, что делать этого не стоит. Причем объяснили, не произнеся ни слова и даже не наставив синяков. Одна из них легонько ткнула меня в солнечное сплетение, а вторая услужливо поддержала, когда я повалилась, едва не потеряв сознание от боли, и похлопала по щекам, что больше напоминало крепкие пощечины.
Меня, наконец-то развязали, и бросили в лицо мятую серую рубашку, а когда я торопливо оделасьпротянули веревку, велев подпоясаться ею.
Я попробовала припугнуть, а потом задобрить своих тюремщиц, сказав, что являюсь очень знатной дамой, и за помощь их щедро наградят, а за насилие надо мнойжестоко накажут. Эдит и Линда переглянулись, а потом я получила еще один тычок в живот, и больше уже не заговаривала с ними.
Был вечер, и ужин я пропустила, но по указанию настоятельницы мне полагалась корка хлеба и чашка воды. Меня мутило, но я заставила себя сгрызть сухарь, а воду выпила с наслаждением. Что бы там ни придумали враги, я не собиралась покорно подчиняться уставу монастыря Магдалины. А для этого требовались силы.
Потом меня отвели в кельютакую же маленькую и сырую, как та, в которой я пришла в себя, и указали на лежанку, на которой валялся грубый матрас, набитый соломой и тонкое покрывало. В келье было еще две постели, и там уже свернулись клубочками женщиныя не разглядела их, потому что они натянули покрывала до самых макушек, то ли прячась от невозмутимых Эдит и Линды, то ли желая поскорее уснуть.
Я села на постель, а потом легла, укутавшись до подбородка. Но спать не хотелось.
Слишком долго я была в забытьи, слишком многое свалилось на меня, чтобы я могла предаваться сну.
Жизнь преподносила одно потрясение за другим, явно проверяя меня на прочность.
Я запретила себе думать о короле. Надо было подумать о себе самой. И выжить. И выбраться из этого ужасного места. Еще я подумала о королеве Тегвин, которая оказалась покровительницей монастыря-борделя, и ее лицемерие меня не удивило. После того, как она с таким усердием укладывала меня в постель к своему мужу разве можно было удивляться, что она устроила из святого места дом терпимости?
Эдит и Линда ушли, и снаружи лязгнул дверной засов, две кровати дружно скрипнули, и ко мне подсели две женщиныв нижних рубашках из грубой ткани, простоволосыеони рассматривали меня с изумлением и любопытством, и одна все время хихикала.
Говорят, тыблагородная леди? спросила она, не переставая посмеиваться, ая подумала, что она сошла с умаразве можно смеяться в подобном месте.
Да, ответила я, помедлив.
Не врешь? она подтолкнула другую женщину локтем.
Та нахмурилась и сказала:
Конечно, не врет. Ты посмотри, какие у нее руки, Пешиенс! Да она в жизни ничего не делала!
Ничего, скоро будет, как мы, успокоила хихикающая Пешиенс то ли себя, то ли меня, то ли свою товарку.
Судя по всему, пребывание в монастыре святой Магдалины и новое имя не слишком ей помоглиона не могла и секунды усидеть на месте, все время ёрзала, и продолжала посмеиватьсядаже зажала рот ладонью, чтобы смех не был слышен.
Как тебя зовут? требовательно спросила вторая, которую я поняла, как Пруденснастоятельница называла эти два имени.
Диана, сказала я.
Тебя не могут так звать! возмутилась Пруденс. Тут никому не разрешают зваться такими именами!
Яне собираюсь подчиняться этим правилам, возразила я. Меня привезли сюда против воли
Как будто кто-то пришел сюда по своей воле! Пешиенс смеялась все громче, пока Пруденс не ткнула ее в бок.
Советую тебе не строить из себя богиню, сказала Пруденс презрительно. За старое имя дают десять ударов розгой. Будешь все время битая.
В коридоре раздались тяжелые шаги, и женины юркнули в постели, притворившись, что спят.
Пруденс оказалась праваза следующий день я умудрилась нарушить правила монастыря тринадцать раз, и к вечеру еле могла ходитьудары розгами полагались по икрам. Меня привезли в пятницу, и я прожила два относительно спокойных дня, за которые узнала, что и в самом деле попала не в монастырь, а в самый настоящий публичный дом. Среди обитательниц монастыря были и настоящие проститутки, раньше подрабатывавшие в столице и других городах, и простые вилланки, оступившиеся или уступившие домогательствам знатного господина.
Заработанные телом деньги частью шли на оплату налогов, частьюв монастырскую казну и часть откладывалась «на приданое»еспи кто-то из клиентов захотел бы забрать падшую женщину в женыдля исправления.
Тут лучше, чем в подворотне, призналась мне хихикающая Пешиенс. Не надо бояться, что тебя поколотят, или отберут деньги, и кормят хорошо. Правда, работать заставляют В начале недели всегда негустоодин, двое приходят, зато в пятницу мужчины в очередь устраиваются. Ведь каждый мечтает о хорошенькой девчонке после пятничной мессы! Только успевай поворачиваться! Лучше всего, когда приходят знатные господаони всегда выбирают, кто понравится, и обращаются с тобой, как с настоящей дамой, даже дарят что-нибудь. Мне вот ленту подарили, она вздохнула с сожалением. Только настоятельница сразу ее забрала
А ты тоже довольна? спросила я у Пруденс, когда нас оставили после обеда драить котелки из-под каши.
Тебе-то что? огрызнулась она. Думай о себе, леди!
Мне и в самом деле следовало подумать о себе. Врач, осматривавший всех женщин монастыря вечером в субботу, только покачал головой и оставил мне баночку с мазью, заживляющей раны Я попыталась убедить его помочь мне, но получила в ответ только занудную и мерзкую в своей лицемерности проповедь о необходимости исправления через смирение.
Гордость не позволила мне расспрашивать о судьбе короля, но в разговоре врача с помощницей я услышала, что коронация назначена на день празднования Тела Господня, всего через две недели.
Но моей решимости это не убавило. Про себя я поклялась, что не позволю никакому мужчине прикоснуться к себени в понедельник, ни в какой другой день.
И так заявила настоятельнице, когда она сказала нам напутственное слово, призвав проявить скромность и терпение в предстоящем служениитак назывались здесь встречи с мужчинами.
За дерзость я опять получила порцию розг. Настоятельница лично присутствовала при порке, а увидев, что я намерена стоять на своем, предупредила:
Будешь буйствовать, прикажу тебя связать, Силента. Ты здесь не для того, чтобы мы терпели твои капризы, а для исправления и спасения своей души.
Угроза подействовала, и я сразу присмирела. И вовсе не потому, что мне вспомнилась жестокость моей свекрови, и тот ужас и стыд, что я тогда пережила.
Окажись я связаннойсмогу только умолять о пощаде. Я же намеревалась отстаивать свою честь и речами, и силой, а если удастсяпопробовать бежать.
В понедельник монастырь посетило мало мужчин, потому что настоятельница вызвала лишь четверых женщин. Пешиенс была разочарована и сетовала на какую-то Митису. которой достался молодой парень. Она так надоела своим нытьем, что Пруденс, потеряв всякое терпение, набросилась на нее с кулаками. Я не пыталась разнять их, потому что уже поняла, что для этих несчастных женщин жалобы и драки были почти единственным развлечением в скучной жизни. Не считая прихода мужчин, конечно.
Понедельник подошел к концу, и мы уже получили свой скудный ужин, когда явилась настоятельница и приказала всем выйти во двор и выстроиться в одну линию.
Пришел кто-то из богатеньких! с присвистом выдохнул Пешиенс, торопливо приглаживая волосы. Пусть мне повезет!
Я пыталась тайком улизнуть в келью, но Эдит и Линдабесстрастные помощники настоятельницыразгадали мою хитрость и лично препроводили во двор, поставив в середине. Опустив голову и спрятав лицо распущенными волосами, я старалась быть как можно незаметнее. Мы не видели «почтенного» клиента, Пешиенс шепнула, что господа выбирают женщин, глядя на них через зарешеченное окно, но вот смотрины закончились, и настоятельница приказала всем разойтись.