Вы лучше это, что съедите, а что поменяйте там, на платье для девчонки, что ли. Возразил Гэбриэл, отчаянно жалея их и мучаясь мыслью, что больше ничего не может для них сделатьу него самого ничего нет и возможно, никогда не будет. И остаться с ними, чтобы защищать и помогать, он тоже не может. И вот, ещё, тут лекарства Мне Моисей дал, если снова жар откроется, или простыну. И траву, заваривать. Может, ей пригодится. Она же такая слабая у вас. Моисей, он такой лекарь! Он меня с того света вытащил! Люси ваша дочка?
Нет. Светло улыбнулся Томас. Я священник, у меня нет детей. Никого нет. Я на улице её нашёл. Иду, а она сидит на ступеньке, грызёт сухарь. Оказалось, что у неё только что бабушка умерла, её последняя родная душа. Я и забрал её с собой. Я один, и она одна. Он посмотрел на Люси с состраданием и острой, болезненной жалостью, и эта жалость эхом отозвалась и в сердце Гэбриэла. Жаль только, толку-то с меня Она слабенькая, ей бы питаться получше, да жить в более светлом месте, где-нибудь в деревне. Молоко бы ей козье, хотя бы пару раз в неделю, яйца, масло И Люси бы у меня стала настоящей принцессой, правда, Люси?..
Конечно. Опять с непонятной Гэбриэлу, но очень трогательной гордостью ответила девочка, на мгновение оставив свой бутерброд. Я же хорошенькая. Мне все соседи так говорят.
Она незаконнорожденная. Понизив голос, сообщил Гэбриэлу Томас. Мы думаем, что её отецкакой-нибудь вельможа. Её мать была глухонемая, но тоже очень красивая. Никто не знает, кто её обесчестил, она же не могла сказать, бедняжка. Но из местных-то её никто бы не тронул, это же такой грехобидеть убогую! А девочка получилась никому не нужнакак же, плод греха, выродок. Одна бабка её пригрела, но как, пригрела Просто не гнала и кормила, худо-бедно, по соседям заставляла ходить попрошайничать. Вот, кажется, и наша утка готова Поблагодарим Господа нашего за эту еду и нашего гостя, да благословит его святая Люсия, да, Люси?.. Он оживился, в глазах его Гэбриэл видел знакомый по Садам Мечты голодный блеск. Ему было больно, так больно, что он с трудом заставлял себя улыбаться. Аппетит пропал совершенно, и, не смотря на то, что был очень голоден, съел Гэбриэл совсем мало, обглодал утиное крылышко, полусырое, и съел кусок хлеба с ломтиком сыра. И как ни уговаривал его Томас, больше ни к чему не притронулся, особенно к варенью, оставив его девочке. Если бы он был богатый! Гэбриэл опять размечтался. Вот он подъезжает к их дому на собственном коне, и привозит им кучу всего, еду, вещи, деньги Или ещё лучше: приходит, как бы обычный такой, и приглашает их с собой, прогуляться. Приводит их в предместье, к одному из прелестных домиков, что там видел, и говорит: «Он теперь ваш!». И так больно, чёрт, так больно от того, что этого никогда не будет! И дело не в нём, дело в том, что он полукровка, и сам-то живёт пока что только потому, что сбежал!
Поев, Томас повёл Гэбриэла, который тепло простился с маленькой принцессой, в банк Райи. Дорогу он знал, и по дороге охотно рассказывал Гэбриэлу про свой район. Нищий священник нищего прихода, он очень редко венчал, и очень часто отпевал. Большинство его прихожан, не имея никаких средств, в том числе и на венчание, и на свадьбу, жили невенчанные, и Томас их за это не винил.
Детей рождается много, говорил он, вздыхая, много деток появляется на свет Божий, и тут же и покидает его, отправляется к ангелам, на небеса. Может, потому наш грешный мир и стоит ещё, не тронутый Божьим гневом, что у его престола столько маленьких ангелочков молят его о нас, грешных! Почти каждый день отпеваю их, миленьких моих, а кто и не приносит отпеть, так и зарывают, некрещёных и не отпетых А это грех, большой грех. Он вновь понизил голос. Колдуны, сударь.
Кто? Не понял Гэбриэл.
Колдуны. Повторил Томас шёпотом. Говорят, косточки некрещёных младенцев, сердечки их крохотные и всё прочее, на их мерзостные снадобья идут, и на колдунства всякие. Вот и откапывают таких деточек, и творят с ними всякое. Я уж говорю своим: приносите, обязательно приносите, я без мзды, во спасение души, и окрещу, и отпою. Но людишки у нас глупые, прости меня, Господи, глупые, грешные и тёмные Но как им такими не быть?.. Кто им разъяснит, что к чему? В такую дичь верят, это же мрак кромешный и изумление! И всё бы ничего, но от глупости и темноты этой легко они в ярость впадают и убивают почём зря. Вот, к примеру, полукровки, как ты, сударь. Эдикт, он ведь вовсе не призывает вас убивать и истреблять. Он вас приравнивает к животным, но особо оговаривает, что если крестить полукровку в младенчестве, то Господь даст ему живую душу и надежду на спасение. Но крестить нужно сразу после рождения. Важно заявил он. Тут ведь счёт идёт на часы! Вот ты: крещён?
Я не знаю. Ответил Гэбриэл.
Я думаю, крещён. Сказал Томас убеждённо. Ведь такая доброта, она только от души идёт, только от Божьей искры. Значит, тебя родители окрестили при рождении, благослови их, Господь. Но я о чём?.. Я о том, что даже животных, как некрещёные полукровки, мучить и истреблять грешно, и Господь вовсе этого не хочет!
Гэбриэл помрачнел и притих. Он не всё понимал, и про Эдикт уже точно ничего не знал, но слова Томаса его задели. В Садах Мечты наверняка все они были не крещёные. Ну, кроме Иво, которого, по его словам, крестил дед. И что?! Они что, животные?! Они ничем не хуже людей! А многих из нихдаже лучше!.. Гости Садов Мечты по любому крещёные все, и как это мешает им проявлять скотство и жестокость?!
Но с Томасом спорить он не стал. Молча слушал его, замечая, как меняются улицы, по которым они идут, и как меняются взгляды прохожих, которые смотрят на маленького чудака. С каким презрением они поглядывают на попика в ветхой рясе и убогих башмаках. И Гэбриэла охватили сострадание, возмущение и гнев. Две сытые, полные горожанки, болтающие у крыльца богатого дома, не скрываясь, рассмеялись над ним, указывая пальцем, а встречный горожанин в богатом лентнере и с кинжалом у пояса скривился, отступил и зажал нос двумя пальцами. Примерно так же на них отреагировал охранник у дверей банка Райя, но письмо взял и передал кому-то за дверью.
У меня тут ещё немного денег осталось! Гэбриэл внезапно вспомнил о том, что совсем забыл, и полез за зашитыми Тильдой в поясе тремя золотымивсё, что осталось от его богатств. Не знаю, на что их хватит, но вы возьмите, это вам.
Томас, увидев золотые, онемел. Он таких монет и не видел никогда! Нет, то есть, видел Издалека. Его домишко, к примеру, не стоил и дуката, даже со всей обстановкой и клочком земли, на котором он стоял.
Это же Это же огромное богатство! Прошептал он. Я не могу взять!
И очень правильно сделаешь, если не возьмёшь. Раздался с крыльца голос, говоривший со знакомым Гэбриэлу приятным для его уха акцентом. Пока Гэбриэл боролся с подкладкой, к ним вышел еврей средних лет, очень богато одетый, ухоженный, с модной короткой ухоженной чёрной, как смоль, бородкой, с холёными пальцами, унизанными перстнями. Ты ведь наверняка их пропьёшь.
Не грешен. Обиделся Томас. Не прикасаюсь даже к дьявольскому зелью.
Еврей присмотрелся к нему, кивнул:
Вижу, что не врёшь, на запойного не похож. Но тебе, юноша, я не советую вот так разбрасываться средствами. Золотодевица коварная, и пренебрежения не прощает. Сегодня ты отдашь эти золотые, а завтра, помяни моё слово, именно столько жизнь от тебя потребует, и потребует жёстко.
Им нужнее. Просто сказал Гэбриэл. У него девочка больная, он ей козу купит.
На козу им с лихвой хватит одной монеты. Еврей бесцеремонно забрал у Гэбриэла деньги, и один золотой дал Томасу. Этого хватит на целое стадо коз. Мы даже вот так поступим. Он в последний момент ловко вернул золотой в ладонь. Я разменяю ему эту монету. Потому, что там, где он живёт, ему её не только не разменяют, но скорее всего и ограбят, и хорошо, если он жив при этом останется.
Ваша правда, господин. Согласился Томас, безропотно уступая еврею своё нежданное богатство. Я даже и не знаю, где смогу ещё эти деньги поменять
Пусть он всё заберёт. Настаивал Гэбриэл. Вы не видели, как он живёт! И девчонку не видели
Я видел гораздо больше того, что ты можешь придумать, молодой человек. С иронией усмехнулся еврей. Но зачем же пихать ему такие деньги и обрекать на гибель? Уверяю, с этими деньгами он не проживёт и дня, в первой же подворотне его зарежут за них. Если ты таки горишь мечтой его осчастливить, положи эти деньги в банк, и они с его дочкой проживут на них вполне пристойно три года. Сняв себе приличное жильё, купив пару коз и одевшись с ног до головы. А если не будут раздавать милостыню направо и налево, то смогут прожить и дольше.