Нам надо, мягким, но почему-то невыносимо противным голосом произнесла вторая тень, пониже, чтобы полускоты вроде тебя воздух здесь не портили. Из подворотни явственно тянуло старым, настоявшимся на моче дерьмом, а от говорившего даже в отдалении припахивало матёрым потом и гнилыми зубами, и Гэбриэл поморщился. Ты, сын скота и потаскухи, скотоложицы, чельфяк, сраная тварь! Говорил он с такой верой в свою правоту, с такой ненавистью, что Гэбриэлу стало не по себе. За то, что сунулся сюда, надо платить! Я сейчас выпущу из тебя кишки, приколочу их вон к той колоде, и заставлю ползти, пока на всю улицу кишки не растянутся
Кто-то из его спутников противно заржал, а Гэбриэл почувствовал, как в груди стало горячо от гнева и ответной ненависти. «Даже если не справлюсь, пообещал он себе, хоть одну тварь, да поломаю на хрен!».
Стража! Вдруг тревожно крикнул кто-то из налётчиковтёмных фигур было четыре. Повернувшись, Гэбриэл увидел в конце улицы трёх вооружённых людей и своего провожатого, указывающего на них, и перевёл дух Только рано.
Так это полукровка! Услышал он голос одного из стражников. Было бы, о чём беспокоиться! Не, за полукровку мы впрягаться не будем. И стражники преспокойно прошли мимо. Гэбриэл поискал глазами матросано и его больше не было.
И вновь Гэбриэла спасли скорость и реакция. Он успел перехватить руку с длинным и узким кинжалом и на гребне гнева сломать её, как сухую ветку, почти вырвав из плеча нападавшего. Тот заорал так, что примолкли даже коты, зато повсюду злобно залаяли собаки. А Гэбриэл перехватил вопящего налётчика, швырнул на остальных и бросился бежать. Дороги он не знал, но его вёл безошибочный эльфийский инстинкт. Он уверенно сворачивал в переулки, прыгал через какие-то невысокие преграды и однажды даже спрыгнул с какой-то крыши на лестницу, которая привела его к воде. Погоня давно отстала, но и здесь было опасно. Набережная была освещена фонарями, напротив, отражаясь в воде широкого канала, сверкал огнями огромный пятиэтажный домСансет. Стражи здесь было больше, чем фонарей, и просто чудо, что никто из них не успел рассмотреть полукровку, дерзнувшего появиться в этом запретном для них месте! Гэбриэл, не раздумывая, бросился в тёмную и по-весеннему холодную воду и поплыл к тёмному островку между ним и дворцом. Там высилось какое-то строение, небольшое и явно нежилое, которое показалось Гэбриэлу не просто безопаснымчто-то как будто позвало его туда. Катастрофически замерзая и немея, он выбрался на каменные ступени перед мавзолеем, внутри которого горели два светильника. Их заправили нефтью как раз с расчётом того, что к утру она догорит. Дрожа от небольшого и в сухой одежде незаметного весеннего ветерка, Гэбриэл вошёл внутрь. Вода ручьём лилась с него, оставляя лужи.
И сразу понял, что именно об этом мавзолее рассказывал ему капитан «Морской девы». Мавзолей был построен эльфами; внутри он был небольшой, шесть метров на четыре; напротив входа было большое стрельчатое окно, застеклённое цветными стёклами, изображающими розу, и забранное в узорную решётку, и по обе стороныдва узких простых окна, так же защищённых решётками. Каменьмрамор цвета слоновой кости с эльфийского побережья и местный тёмный, почти чёрный гранит, был отполирован до зеркального блеска. Гэбриэл мгновенно устыдился своих мокрых ног и замер у входа, завороженно глядя на женщину, лежавшую на крышке большого саркофага из чёрного мрамора с золотыми блёсткамитакой мрамор был только в Эльфийских горах, и людям он был недоступен. Женщина была выточена из светлого мрамора, и так искусно, что казалась живой. Лицо её, с закрытыми глазами, было юным и не столько красивым, сколько нежным; в линии губ, носа и подбородка было что-то невыразимо притягательное, наводящее на мысль о душевной чистоте. Такую девушку невозможно было, подумалось Гэбриэлу, обидеть или оскорбить, сделать с нею что-то плохое, быть с ней грубым. И как можно было подумать, что именно она виновна в том, что Город Мёртвой Королевы такой холодный и неприветливый?! Руки её были покойно сложены на груди, и казалось, что она просто спит; одеждачто-то свободное и наверняка эльфийское, струилась по стройному телу. Но она не была эльфой, это было очевидно.
Простите. Пробормотал Гэбриэл, сглатывая. Я это Не нарочно. Мне бы обсохнуть и это побыть здесь немного.
Не ощутив никакого неприятия, он присел между саркофагом и окном, найдя местечко, где не дуло от двери, и скорчился, стараясь согреться, лязгая зубами и дрожа и от холода, и от отчаяния. Огромная, жестокая несправедливость терзала его сердце, наполняя его обидой, гневом и бессильным желанием реванша. Значит, оружия ему нельзя, да?! Убивать его можно, на глазах у стражи, которая и пальцем не пошевелит«Было бы, о чём беспокоиться!». А ему защищаться нельзяон помнил, успел заметить, что в погоне за ним участвовали и стражники. Что ж ему теперьчтобы всем им стало хорошо, самому об стену себе голову разбить?! Не дождутся! Моисей и Тильда, да и капитан, были приятным исключением, а в остальном Хэ был прав: люди полны ненависти и злобы. Настолько, что вряд ли у него есть реальные шансы выжить здесь. Стискивая зубы, чтобы не лязгать ими, Гэбриэл устремил невидящий взгляд прямо перед собой, охваченный абсолютным, беспросветным отчаянием. ОН никто; он никому не нужен; ему некуда идти. Как могли уцелеть в этом мире Алиса и Иво, они ещё беспомощнее его самого?! Он вытащил их из Садов Мечты и отправил на смерть, и сам теперьпосреди города, населённого ненавидящими его людьми, выбраться из которого у него нет ни единого шанса!
Но постепенно, согреваясь, Гэбриэл начал приходить в себя и превозмогать отчаяние. Да, он один, он никому не нужен и ему некуда пойти. А когда было иначе?! Моисей и Тильда были добры к нему, и он размяк, расслабился, но теперь всё. Нужно взять себя в руки и вернуть себе состояние холодной решимости, делающее его неуязвимым. У него есть деньги и всё ещё есть письмо Моисея. Люди любят деньги; значит, он должен найти человека, который за его деньги поможет ему добраться до банка Райя. Гэбриэл был достаточно умён даже для того, чтобы подумать и о том, что человек этот должен быть достаточно безобидным, или, точнее, безвредным, чтобы у него даже соблазна не появилось просто отнять у Гэбриэла деньги и всё. Женщина?.. Старик?.. Кто угодно сойдёт. Хорошо бы найти евреяГэбриэл непроизвольно доверял этим людям, проецируя на них свою искреннюю любовь к Моисею. Но это потом, это после того, как рассветёт, а сейчас надо согреться и отдохнуть.
И всё же, не смотря на свою решимость, Гэбриэл чувствовал себя таким одиноким! Теперь, после того, как он узнал счастье разделённой любви, а сердце его почувствовало тепло и заботу, это чувство одиночества было особенно горьким, а страх за Алису и Ивоособенно острым. Ему оказалось легко успокоить себя там, где дело касалось его одного, но совершенно невозможно было успокоить себя, думая об Алисе, снова и снова, терзая своё сердце различными картинами её страданий. Так много времени прошло! Все круги дантова Ада были ничто по сравнению с муками, терзающими его при этом! Ведь Гэбриэл даже не знал, где она, что с нею, куда бежать за ней, где искать, кому мстить, если что?! На какое чудо ему было надеяться?! Разве что на то, что она так красива, и ей сохранили жизнь ради её красоты И он всё-таки сможет отыскать её и спасти. И эта надежда укрепила его решимость. Моисей прав: ему следует отправиться в Гранствилл и попытаться обратиться к герцогу Элодисскому. Если тот и вправду полукровка, то, может быть, им удастся найти общий язык и тот захочет помочь?.. Ну, или хотя бы не запретит ему жить в своём герцогстве и искать Алису
Как бы тяжело ему ни было, но усталость и молодость взяли своё: Гэбриэл задремал. Но и во сне мёрз и искал место, чтобы согреться, искал и не находил Пока женщина с саркофага, только живая, с прекрасными синими глазами и очень чёрными бровями и ресницами, не укрыла его тёплым одеялом и не приобняла за плечи, поцеловав в лоб.
Всё будет хорошо. Сказала она ласково. Всё будет хорошо, дорогой. Не отчаивайся, только не отчаивайся. Ты причинил много зла, много душ загубил, много жизней исковеркал Не по своей вине, но для судьбы одной невиновности мало. Ты отмыл часть вины кровью, оплатил муками и болью. Но это не всё. Тебе ещё платить и платить, Гэбриэл. Те девочки, которых ты помогал калечить и убивать, страдают и после смерти. Ты должен их спасти. Ты должен спасти их всех. Не забудь мои слова: ты должен спасти их всех!.. А мы будем с тобой. Мы все будем с тобой. Она встала, тая в тумане. Проснись, Гэбриэл! Проснись и возьми кольцо. Проснись; когда солнце встанет, будет поздно!..