У меня ничего нет, я никто. Сдавленным голосом произнёс Гэбриэл. Но если я хоть чего-то добьюсь в этой жизни, клянусь, первыми, о ком я вспомню, будете вы трое! Я никогда вас не забуду. И если если моя благодарность хоть что-то значит, я ваш, моё сердце с вами, я помню вас И ваши слова, о том, что добро и любовь надо искать в себе, я не забуду! Я буду, как вы Жить и поступать так, как велит мне честь, и плевать на всех. Это вы сделали. Вы меня сделали таким.
Благословение мое да будет с тобою, Гэбриэл. Моисей благословил его жестом своего народа. Ты заслуживаешь большего, чем имел до сих пор, и, я верю, получишь это. Я пережил немало тяжёлых мгновений, выхаживая тебя, но когда ты открыл глаза и произнёс первое осмысленное слово, я был так счастлив и горд собой, что получил сполна за свои труды; ты ничего мне не должен. Но ты хороший мальчик, и мы полюбили тебя. Пусть наша любовь будет с тобою везде, куда бы ты не пошёл.
Гэбриэл молча поцеловал ему руку, весь во власти настолько горячих и сложных чувств, что не в состоянии был выразить их ни в словах, ни в междометиях. Новая жизнь и мир ждали его, наполняя дрожью предвкушения.
За несколько дней до полнолуния Алиса сделалась сама не своя. Иво тоже ощущал зов луны и земли, но, во-первых, он всё-таки был полукровка и ощущал его не так мощно, а во-вторых, у него была Гретельутехи с нею не стали ни менее частыми, ни менее пылкими. А Алиса тосковала по Гэбриэлу, и чем ближе приближался праздник луны, тем сильнее становилась её тоска Нэш всё это время усердно пичкал её колбасами, жирным творогом, яйцами, и добился того, что в вечер перед полнолунием Алиса слегла с жаром, жесточайшей рвотой и болями в животе. Иво всю ночь просидел с нею, держа за руку, меняя холодные полотенца на лбу и подавая тазик, а утром набросился на Нэша:
Я же говорил, что ей нельзя это есть! Как и мне!
Она худенькая такаяНеловко оправдывался Нэш. Я просто вижу, она чахнет, хотел, как лучше Вон оно как. Что она, как?
Плохо. Иво выглядел несчастным. Что я Гэбриэлу скажу?!
Знаешь, осторожно произнёс Нэш, насчёт Гэбриэла вашего Уже месяц почти прошёл. Ежели бы он был жив, то уже так или иначе появился бы. Ты погоди в меня глазами молнии-то метать! Кто, как не ты, сможет девочку утешить? Ты парень красивый, и её ровня
Вы не знаете Гэбриэла. Покачал головой Иво. Его нельзя забыть, и никто её не утешит, если она его потеряет. Если он погиб, целый мир умер вместе с ним Это мир нашей Алисы. И я не хочу в это верить! Я буду ждать его до конца своих дней, и будьте уверены, Алиса тоже.
Алиса поправлялась несколько дней. Травяные чаи с мёдом постепенно привели её в норму, но только физически. В бреду она увидела Гэбриэла, утыканного стрелами, с окровавленным лицом, зовущего её, и утратила покой и сон.
Иво, я чувствую, что это правда! твердила она каждый вечер. Он ранен и страдает! Иво, сходи в этот Гранствилл, постарайся что-то узнать, пожалуйста! Что, если он, как и мы, пробрался какими-то тропинками и уже там?! А мыздесь, и ждём его
Я обещал защищать тебя. Колебался Иво.
Что со мной случится? Нэш и Марта так заботятся обо мне! Пожалуйста, пожалуйста, Иво, я так больше не могу! Он такой заметный, если он там ищет нас, он рискует каждый день, ты же понимаешь, понимаешь!
Иво не смог дальше отказыватьсяон и сам об этом думал. Нэш тоже был не против. Они с Мартой дали Иво смирную лошадку и кучу поручений в большой город, назвали адрес, где его примут, и дали денег. Заблудиться он не могмощёная дорога шла до самого Гранствилла, и была такая всего одна.
Что ты так цепляешься за эту девчонку? Ревниво спросила Марта, когда они с Нэшем готовились ко сну. Тот вытирал могучие руки и торс мокрым полотенцем, замер:
А ты сама ничего такого не замечаешь, нет?
Да уж кое-что замечаю
Только не то, что нужно, бабья твоя голова. Не видишь, как пышно сад и огород разрослись, что животные здоровы и лоснятся, молодняк растёт, как на дрожжах, и ни один паршивый гусёнок не умер? Нет?
Нэш! Марта села, глаза округлились. Да неужто Да разве они ещё есть?!
Тише! Даже вслух не произноси! Да, одна каким-то образом уцелела. Она сама не знает, кто она такая, пока не знает. И никто не знает, кроме нас с тобой. Ты знаешь, как за ними охотились; есть, есть ещё такие, кто их помнит! Поэтому молчи, Марта, молчи, даже наедине со мной не говори о ней! Сама знаешьмалейшее подозрение, слух
Да уж знаю! Ох, Нэш, вот повезло-то! И она рада, ей здесь хорошо Вот повезло! Хорошо ты про святую землю придумал, люди верят Но, Нэш, а когда жених-то её
Не вернётся её жених. Слишком много времени прошло. Даже если он ранен был и задержался, время упущено, его схватили. Если он выжил. А если нет надо сделать, чтобы они не встретились, да и всё.
Нэш, а не грешно это?
Я столько согрешил, Марта, что грехом меньше, грехом больше А она нам нужна. Да и ей с нами хорошо. Довольно она намучилась, бедняжка; много горя перенесла. Зачем ей жених? Пусть живёт и радуется, а мы с нею. Так?
Марта, слегка колеблясь, согласилась. Больно уж велик был соблазн Да и прав Нэш: с ними девочке хорошо. Вон как всё цветёт и благоухает! А если верить легенде, такое происходит только, когда она довольна и спокойна. Пусть всё так и будет А жених её и вправду сгинул. И верно люди говорят: что ни делается, всё к лучшему.
Гэбриэл пустился в путь на рассвете, простившись с Тильдой, Моисеем, Микой и осликом Вельзевулом, с недельным запасом еды, деньгами, письмом к Райе, благословениями и добрыми пожеланиями. Расставаясь с первыми в его жизни добрыми людьми, Гэбриэл чувствовал и боль от разлуки, и благодарность, и страх перед неизвестным, но не уйти не могего ждала Алиса.
Перейдя с Гансом через ручей Гремячий по простенькому, в две доски, мостику, и поднявшись на противоположный холм, Гэбриэл остановился и оглянулся. Сердце его сильно билось в предвкушении чего-то значительного и важного. Верхушка старой башни выглядывала из кроны клёна, переливающейся серебром на лёгком ветру. На шпиле сидела белая голубка, её сородичи прогуливались по крыше. Позади башни, вокруг выгона и луга с копной прошлогоднего сена, смыкался лес, его кроны волновались серебром и золотом до самого горизонта, над которым вставала туманная глыба Красной скалы с призраком замка на нём. Взглянув на этого призрака, Гэбриэл почувствовал неприятное подсасывание в желудке, перевёл взгляд на фигуры Моисея и Тильды, стоявших на холме и смотревших ему вслед. Уже не пытаясь бороться с комком в горле, поднял руку и помахал им, и Тильда, замахав тоже, что-то крикнула емуГэбриэл не расслышал, но угадал. Пошёл дальше, унося в памяти это место и этих людей, как что-то очень-очень доброе, самое лучшее, что знал за всю свою жизнь.
Сам факт того, что горизонт его ничем не ограничен, и он может идти в любую сторону, куда и сколько хочет, для Гэбриэла всё ещё был чудом и счастьем неописуемыми. Как маленький ребёнок, он радовался абсолютно всему: ветру, облакам, муравьиной горке, бабочкам, птицам, ящерке в траве, запахам, ручью и камешкам, шелесту листьев. Он то и дело останавливался, чтобы рассмотреть незнакомый цветок, послушать незнакомую птицу, свистнуть вслед шустрому зайке. Его детство прошло на плоскогорье Олджернон, далеко на севере, где природа была не так богата на цветы, оттенки и формы, многого Гэбриэл ещё не видел: например, больших злющих рыжих муравьёв и их лесные башни, подснежников, самозабвенно цветущих повсюду, ландышей и эндемиков Нордланда: песчаную розу, усыпавшую дюны Дую Сааре, удивительно красивый цветок, родственницу орхидей, лепестки которой, в форме фантастической бабочки, играли оттенками розового и бордового, с белыми нежными ресничками; эланорсолнечный цветок, бело-золотисто-жёлтый, крупный, с мужскую ладонь, только-только расцветающий во влажных пазухах дюн, вдоль по-весеннему полноводных ручьев; и эльфов волоскустарник с удивительно красивой листвой, похожей на шапку вьющихся волос. На самом деле это были осколки прежнего великолепия; эти места когда-то непоправимо пострадали от драконьего огня во время страшной войны, и цветущие островки перемежались заросшими полынью и ковылём пустошами, на которых то там, то здесь привольно росли причудливые сосны. Но Гэбриэлу, который пока что не видел и такого, всё казалось прекрасным и удивительным. Это был май, расцвет всего живого, буйство жизни и роста; и Гэбриэл всей эльфийской частью своей натуры был в одном ритме с этой радостью жизни, ощущал её каждой клеткой тела, всей душой, каждой капелькой крови. Они шли по еле заметной тропе, прыгая по камням, иной раз оказываясь над морем, и Гэбриэл замирал всякий раз, любуясь бесконечной водной гладью и восхищаясь безграничностью простора. В полдень на круче они с Гансом присели на нагретые весенним солнцем камни, чтобы передохнуть и перекусить; со стороны моря неторопливо надвигалась грозовая туча, и Гэбриэл, пока они отдыхали, не мог оторвать от неё глаз, настолько ему казалось это удивительным, даже чудесным Когда туча разродилась лёгкой майской грозой, Ганс укрылся от неё под утёсом, Гэбриэл же напротив, вышел под дождь, раскинул руки, и от избытка чувств запел песенку Алисы. Она была на французском, которого Гэбриэл не знал, и французы животики бы надорвали, услышав, как он перевирает слова, но у него был абсолютный слух и эльфийское чувство ритма, и он очень красиво двигался, когда танцевал под дождём под собственное пение. Ганс смеялся, морща нос, пока наблюдал за ним. Он оказался прекрасным попутчиком; увлёкшись, Гэбриэл начал рассказывать ему про Алису, и Ганс слушал и выражал жестами и звуками своё отношение к рассказу, в целом сочувственно положительное. Заночевали они под каменным карнизом, в уютной пещерке, где судя по хворосту, следам огня и охапкам сухих веток и травы, ночевали часто. Ганс споро приготовил им обоим новые лежанки, покрыв свежие сосновые ветки травой и рогожей, после чего они перекусили и прилегли у огня. Гэбриэл, не смотря на усталость, долго лежал без сна, закинув левую руку за голову. Правая рука, хоть уже и без лубка, всё ещё покоилась в повязанной на шею косынке; она не болела, но прежние силы и ловкость к ней пока не вернулись. По совету Моисея, Гэбриэл каждую свободную минуту массировал её, сжимал и разжимал пальцы, осторожно, не напрягая запястья, чуть выше которого, если задрать рукав связанной Тильдой кофты, красовался чудовищного вида свежий шрам. Гэбриэл часто начинал безотчётно поглаживать и растирать руку от запястья до локтя; так и сейчас, глядя в звёздное влажное небо, и мечтая об Алисе, он гладил свою несчастную руку. Город он представлял, как замок: много коридоров, комнат, залов Где-то в этих коридорах и залах он должен найти Алису. И в мечте он находил её, то так, то эдак То тоскующей, то попавшей в беду, то мирно спящей и не подозревающей ничего Предвкушать миг, когда они узнают друг друга, было до того сладостно, что он представлял его себе снова и снова, то так, то по-другому, не уставая и не пресыщаясь. Но, уснув, во сне увидел не Алису.