Какая она была? Спросил Гарет.
Белокурая. Голубоглазая. Тонкая, как стальной клинок, гибкая, как вереск. Весёлая, как март, сильная, как вода. Ваша мать, Лара Ол Таэр, была почти так же прекрасна, хоть и не похожа на неё Красота многолика и неповторима. Лара была другойи всё же её свет был так же силён и ярок. Эльфы боготворили её А она тоже выбрала Хлоринга. Это рок.
Ты знал маму? Спросил Гэбриэл. Настороженности не осталось и следа, он смотрел эльфу в рот, боясь пропустить хоть слово.
ЗналКивнул эльф. И многое отдал бы, чтобы узнать, как она умерла, и кто виновен в этом.
Гэбриэл тут же погрузился в глубокое и мрачное молчание, а Гарет пытливо взглянул на эльфа. Ему показалось, что он знает, зачем на самом деле Терновник приехал сюда.
Расскажи про войну с драконами. Попросил он. Я же ничего о ней не знаю. Люди вообще о ней помнить не хотят, я ни одной книги не нашёл с упоминанием о ней, а эльфов Не расспросишь путём. Мама бы рассказала, я уверен, но не судьба.
Расскажу. Кивнул Терновник. Почему нет? Хотя это тяжёлое воспоминание для меня. У меня на глазах погиб мой мир Мои близкие, друзья, наша слава, наше будущее. Мы, эльфы, не умеем забывать, как умеют люди, для нас боль так же сильна, как и в первый день. Мы не так бурно страдаем, зато страдаем вечно.
Это как? Спросил Гэбриэл.
Чувства людейЭльф слегка шевельнул пальцами. Более острые, более бурные. Они могут страстно возненавидеть, влюбиться без памяти, увлечься. Их горе и отчаяние может быть безгранично. Мы, эльфы, подобной пылкости чувств лишены, мы холоднее и сдержаннее, и внутри себятоже. Но люди наделены и способностью забывать, а мынет. Забыть любовьпечально, но забыть гореблаго. Мы этого блага лишены. Мы чувствуем всё так, словно в первый день.
И любовь? Спросил Гэбриэл.
И любовь. Глаза Терновника на миг стали печальными и тёмными, словно он подумал о чём-то очень горьком. Но тут же он и улыбнулся:
Вам это не совсем чуждо. Полукровки по материбольше эльфы, чем полукровки по отцу. Вы, практически, эльфийские кватронцы, тем более, что в вас течёт кровь многих эльфов: Дрейдре, Лаэда Ол Таэр, Изелины, которую считают вторым рождением Дрейдре, Лары
Лаэд Ол Таэр! Воскликнул Гарет. Вот о нём-то я ничего и не знаю! Скажи
Нет. Резко отрезал Терновник. Это запретное имя. О нём тебе не расскажет ни один эльф. И я не исключение.
А почему? Спросил Гэбриэл.
Причинаи есть запрет. Коротко ответил эльф, и братья больше не спрашивали. Гарет предложил брату проехаться до банкирского дома Райя, а потом посмотреть Танец ангелов.
А к Райя зачем? Спросил Гэбриэл немного скованно.
Затем, что у тебя есть собственные средства, младший. Я не трогал доходы от твоих земель; ты просто неприлично богат. И банкиры должны знать тебя в лицо. Ты говоришь, Рыжик научила тебя нацарапать своё имя?.. Им не мешает знать твою подпись и твою печать.
И я смогу покупать всякое там? И подарки?
О, да. Только я хотел бы, чтобы ты понимал цену денег. Видел, я бросил геллеры нищим? Это не от жадности. Я мог бы накормить их всех, и порой, по церковным праздникам, на Пасху, например, я так и делаю. Но если кормить их постоянно, они оборзеют и зажрутся. Отец жалел их, создал для них столовую при муниципалитете, и что? Они его благодарят?.. Как бы не так! Обижаются, что он не даёт им больше. А я их столовку закрыл и не даю почти ничего. Пусть сравнивают и помнят отца. Благотворительностьэто прерогатива хозяйки Хефлинуэлла; но сейчас её роль исполняет наша кузина Габи, а ей на самом деле всё равно, знаешь ли. Гарет придержал коня перед двумя монахами в опоясанных верёвками рясах, с оловянными кружками. А вот им я всегда подаю. Это францисканцы. Он бросил в кружку несколько талеров. Они просят милостыню и тратят её на нищих и сирот. Хотя это ещё вопрос: что идёт сиротам, а что отцу настоятелю Впрочем, это не моё дело. Гарет свернул в тихую чистенькую улицу, где Гэбриэл уже бывал. Молоденький еврей в чёрной шапочке принял у них лошадей. Эльф не пошёл внутрь, присев на каменную скамеечку в тени увитого девичьим виноградом балкона, а братья поднялись на невысокое крыльцо. Внутри их встречали, улыбаясь и кланяясь, два еврея, старый и молодой.
Какой день, какой день! Пропел старый, отец знакомца Гэбриэла, Исаак Райя. Счастливый день для Гранствилла, счастливый день для меня! Ведь я имею видеть младшего сына их высочества, графа Валенского?
Имеешь, имеешь, Райя, старый ты пройдоха. Засмеялся Гарет. И запомни его хорошенько, а так же его печать, и его каракули. И выдай емуОн посмотрел на брата, прикидывая, пятьдесят дукатов.
Гэбриэл старательно, прикусив кончик языка, нарисовал мало понятные ему пока значки, которым научила его Алиса, уверявшая, что это и есть его имя, и заверил их своей печатью, выбитой на перстне: орёл и меч. Райя посыпал бумагу песком, сдул его и бережно запер её в шкатулку, заверив Гэбриэла, что будет несказанно счастлив видеть его когда угодно. Гэбриэл получил деньги в дукатах, талерах, пенсах и геллерах, и Гарет вручил ему кошелёк для мелких монет, в которые ссыпал талеры, пенсы и геллеры, а дукаты велел спрятать в седельную сумку.
Но пока не знаешь цены денег, без меня ничего не трать! Предупредил, вручая брату кошелёк. Золотооно, как дорогая куртизанка. Если слишком ею увлечён, жизни без неё не мыслишь, угождаешь ей во всём, она ноги об тебя вытрет, душу вынет и выбросит. Но и пренебрегать ею и не уважать её нельзя, она тебя бросит, а то и отомстит. Так что не будь рабом золота, но и уважать не забывай, понял?.. Эти золотые не с неба падают. Их для нас зарабатывают наши подданные, зарабатывают трудом и солёным потом.
Золотые слова, ваше высочество, не удержался от комплимента Райя, прямо-таки золотые слова!
Скажи, немного скованно, потому, что до сих пор стеснялся всех и вся и боялся как-то опозорить брата, спросил Гэбриэл, а вОн хотел по привычке сказать «этом», но вспомнил Альберта и чуть запнулся, но проглотил привычное слово-паразит, Элиоте, у тебя есть кто родня какая?
У нас большая семья, ваша светлость, Райя прекрасно был осведомлён о том, что произошлополучил уже и почту, и даже гонца от племянника со всеми подробностями, есть племянник, такой хороший мальчик!
ЯОн опять проглотил своё «Это», ему обязан, очень. Он мне жизнь спас, и помог домой вернуться. Я бы хотел Хотел, он посмотрел на брата, и тот пришёл на помощь:
Мой брат, и я, и его высочествовсе мы хотели бы как-то отблагодарить твоего племянника за эту помощь, весьма своевременную. Он усмехнулся. В пределах разумного, конечно.
А не будет ли большой дерзостью уточнить, со всем возможным почтением всё же рискнул спросить Райя, где таки пролегают эти пределы?
Будет. Ответил Гарет. Но так и быть, услуга велика и один раз дерзость я тебе прощу.
Я вас прекрасно понял, ваше высочество. Райя склонился в поклоне. Я свяжусь со своим племянником.
Валяй. Позволил Гарет и пошёл из дома. Гэбриэлза ним, слегка недоумевая: брат держался с евреем, пожилым и очень почтенным на вид, чуть ли не с пренебрежением. Спросил об этом, когда они уже выехали с улицы, и Гарет ответил:
Так принято. На самом деле я к ним с уважением отношусьну, к некоторым из них. Но евреи считаются преступным и презренным народом, из-за того, как они поступили с Иисусом Христом. Их по всему миру гонят и презирают, многие ненавидят. И в Европетак, что там быть евреемэто смертельный риск и ежедневный подвиг.
Мне Моисей рассказывалПробормотал Гэбриэл. Но ты же так к ним не относишься?
Нет.
Тогда почему
Потому, что так принято. Отрезал Гарет. И потому, что по-другому они и сами уже не поймут, на голову сядут и ноги свесят, приняв за слабость.
Гэбриэл промолчал, новпервые за эти дни, не вполне согласился с братом.
Они выехали на Соборную площадь в Старом городе, поднявшись по извилистой улочке к Бронзовым Воротам. Гэбриэл, как мальчишка, радовался тому, что он едет по настоящему городу, свободный, богатый, хорошо одетый, на великолепном коне, с братом, которым безумно гордился. Всё, что по пути ему рассказывали Гарет и эльф, который порой тоже вставлял пару слов, ему было по-настоящему интересно. Собор Иоанна Богослова его впечатлил: большой, да. Но далеко не так, как Иво. Гораздо сильнее ему понравились танцующие ангелы и конная статуя Генриха Великого, на вытянутой руке которого сидели голуби и висели цветочные венки разной степени свежести. По преданию, Генрих Великий женился по большой любви, и венок, надетый на его руку, приносил счастье.