Мне это не разрешалось. Тихо сказала Алиса. Меня воспитывали, не позволяя вообще выходить из дома, где я росла, и не учили молиться.
Какое кощунство! Возмутилась сестра Таис. Но не переживай. Я займусь этим, пока ты здесь. Они прошли под массивной стеной монастыря, через яблоневый сад и выгон, на котором паслись палевые телята, мимо пасеки, благоухающей цветами и мёдом, проследовали к довольно милому домику в два этажа, почти скрытому плющом и деревьями. На двери не было и намёка на замок, не было никакой ограды, и окна были большиездесь явно не ждали никаких неприятных гостей. Внутри было чистенько, пахло воском, травами, сушёными яблоками. На подоконнике, куда падали солнечные лучи, в ящике сгрудились в пушистую кучку цыплята: два рыжих, чёрный и жёлтый. Рядом сидела и вылизывалась кошка, наградила их внимательным взглядом раскосых жёлтых глаз, увидела Алису, с приветственным криком бросилась к её ногам.
Как ты ей понравилась! Заулыбалась Таис. Наша Мура очень придирчиво к людям относится. Ну, вот здесь ты будешь жить, пока за тобой не приедут. На втором этаже твоя комнатка, я там прибралась. Продукты будет приносить послушница, готовить готовить ты умеешь?
Нет.
Тогда и готовить будет она. Ты не переживай! Ты будешь придворной дамой, зачем тебе кухня?
Я не ем мяса, и яиц тоже.
Умница. Улыбнулась Таис. Мы здесь часто постимся, рада, что наши посты тебе будут не в тягость. Ты читаешь?
Да. На латыни, по-французски и по-нордски.
В монастырской библиотеке много книг. Я подберу книги по закону Божию, которые тебе надо прочесть, и в первую очередь, святого Августина и Золотую Легенду. Обязательно прочти Апостола, особенно послания Павла, это лучшее, что может дать христианская мысль и христианское учение. Она постояла, глядя на Алису, которая взяла на руки кошку, поглаживая её. Кошка извивалась от удовольствия, жмурилась, оглушительно мурлыкала, от избытка чувств прикусывала пальчики Алисы, в общем, всячески показывала, как ей нравится.
Ты такая милая! Произнесла Таис с чувством. Обустраивайся, дорогая, я провожу сеньора Марчелло. Мужчинам здесь долго находиться нельзя.
Спасибо вам. Алиса протянула руку итальянцу, и тот галантно поцеловал её. Мне было очень приятно ехать сюда с вами! Вы не передадите Гэбриэлу записочку от меня? Получив согласие, она торопливо набросала несколько строк, отдала белый треугольничек письма Марчелло, и, когда они вышли, оставив её в новом доме, прильнула к окну. Марчелло что-то серьёзно говорил Таис, та кивала, шагая с ним рядом. Алиса проводила их взглядом, вернулась в комнату, огляделась. Здесь было просто, но чистенько и уютно. Алиса раскрыла створки окна, впустив в комнату ароматы сада и пчёл, которые садились на её пальчики, щекоча их. Улыбнулась и радостно, и печально: мир такой прекрасный! Столько хорошего, простого и доброго вокруг! А она столько лет прожила вдали от всего этого, и была обречена на гибель без всякой своей вины перед кем либо, просто потому, что так захотелось кому-то Содрогнулась, вспомнив Сады Мечты, прошептала:
Спасибо, Гэбриэл Спасибо!!!
Я не понимаю. Епископ сильно побледнел, переменившись в лице, но изо всех сил сохранял достоинство. Вы меня с кем-то путаете!
Голос, фигура, манеры, шрам на рукенет, не путаю. Возразил Гэбриэл, с нескрываемым презрением глядя на него. Я столько слушал твой словесный понос, что и хотел бы забыть, да не удастся.
Гарет мгновенно понял брата, и его охватило бешенство.
Где Иво? С угрозой спросил Гэбриэл.
Я не знаю.
А если мы сами его найдем?
Вы не посмеете! У епископа побелели даже губы.
Я не посмею?! Взвился Гарет. Я?! Выхватил меч, глаза его горели бешеным красным огнём. Ты не понял?! Ты ещё не понял?!! Ты не видел нашего сходства?! Ты не знал о беде моего отца?! Ты предавался разврату с его сыноми жрал и пил в его доме, и смеялся нам в лицо!
Епископ в ужасе рухнул на колени: таким страшным стало лицо Гарета с нечеловеческими глазами, таким хриплым и жутким сделался голос. Молодой человек, которого он видел спокойным, насмешливым и, казалось, занятым более женщинами и своими драгоценностями, чем чем-то ещё, в один миг превратился в совершенно иное существо, абсолютно иную личность.
Вы думали, отец калека, а я никто?! Гарет ткнул меч под кадык епископу так, что тот весь вытянулся, боясь сглотнуть, глаза вытаращились от ужаса. Вы серьёзно думали, что вам всё сойдёт с рук?!! Это он почти прошипел, но так было ещё страшнее, чем когда он кричал. Я вырос!!! Я Хлоринг!!! Вы издевались над моим братом, наслаждались этим, и смеялись над намитак, выродок вонючий?!!
Нет! Прохрипел епископ. Клянусь Богом
Заткнись! Дёрнулся Гарет. Не марай Его имя своим поганым языком, грязный содомит! Поганый извращенец! Он сплюнул, и епископ сломался. Он был совестливым грешником, и презрение Гарета добило его. Гарет убрал руку с мечом, и епископ низко нагнул голову, не в силах вынести взгляды братьев, одинаково брезгливые.
Ты мне о грехе рассказывал каждый раз. Скривился Гэбриэл, который гораздо лучше владел собой и говорил холодно и спокойно. Мне вот интересно, дрочить под сутаной, говоря о грехе, это само по себе грех или нет? Я бы послушал мнение знающих людей на этот счёт! Может, у людей на площади спросить? А?
Где Иво? Повторил Гарет. Ведь я прикажу обыскать твой дом, Олаф, и весь город сбежится сюда. И я назову причину, по которой я это делаю, небом клянусь, назову!
Я покажу. Прошептал епископ. Но слугаОни совершенно забыли про слугу епископа, который стоял и смотрел на них полными ужаса глазами. Гарет удобнее перехватил в руке меч, и слуга рухнул на колени:
Ваша светлость Пощады! Умоляю Я ни одной душе У меня старики на руках, отец и мать Я ни слова!
Он лжёт! Простонал епископ. Он из Найнпорта!
Гарет взмахнул мечом, и вопль слуги оборвался жутким всхлипом. Он тяжко завалился на бок, агонизируя, и Гэбриэл потемнел лицом, глядя на него. Брат перерезал ему горло до самых шейных позвонков, кровь потоком лилась из пореза и рта. Гарет тут же отвернулся, а Гэбриэл не мог отвести глазему было жутко, но при том нельзя было не смотреть. В памяти всплыли убитые им Локи и стражники, затошнило.
Младший! Окрик брата привёл его в себя. Пошли.
Епископ привёл их в подвал, где внутри винной бочки оказался вход в ещё один подвал, тёплый и сухой, но совершенно тёмный. Там, жмурясь на свет, к ним повернули лица Иво и знакомый Гэбриэлу рыжеволосый парнишка. Последний сразу же зашёлся в мучительном сухом кашле, а Иво шарахнулся к стене, сжимая в руках обломок доски.
Да брось ты! Воскликнул Гэбриэл, с радостным облегчением. Ну же, Иво, это же я, глаза разуй!
Гэбриэл? Спросил Иво, усиленно моргая. Гэбриэл ты?!!
Они оба были голые, и Гэбриэл набросил на Иво свой камзол, крепко обнял. Тот сначала оцепенел, а потом расплакался.
Всё хорошо. Привычно взлохматив его белые волосы, уговаривал его Гэбриэл. Всё хорошо!
Он пытался заставить меня, вздрагивая, указал на епископа Иво, трахать этого мальчишку перед ним! Сегодня ночью приходил Обещал, что не отправит меня обратно в Редстоун, если я соглашусь
Ложь! Попытался возмутиться епископ, но Гэбриэл только взглянул, с нескрываемым презрением, и тот сник.
Пацана кровью рвёт. Сказал Иво. Он говорит, у него всё горит внутри.
Он не болен! Воскликнул епископ. Просто простыл! Господь не допустит
Никто ничего не сказал.
Глава четвёртая: Золотая башня
Епископ был так подавлен и расстроен, что даже не попытался спорить, когда Гарет сказал, что ему придётся поехать в Хефлинуэлл, попросил лишь, чтобы ему позволили ехать словно бы по своей воле, не подозревая, насколько самого Гарета устраивает такой вариант. Тот прекрасно отдавал себе отчёт в том, что не имеет никакого права обращаться так с епископом, тот был неподсуден светскому суду, и его делом в любом случае должны были заниматься власти церковные. Как только в Элиоте узнают, что он натворил, как сюда явится посол от кардинала, и у герцога возникнут серьёзные проблемы. Единственным выходом былонадавить на епископа так, чтобы тот сам во всём сознался и покаялся, раньше, чем из Элиота прискачет посыльный. Когда кардинал узнает, что епископ Олафсодомит и посещает сомнительные притоны, он сам поспешит замять это дело. Если он, конечно, не в курсе Но даже если и так, перед лицом огласки он тем более не посмеет поднимать шум.