Побродив по пугливо притихшему дому, Арси выяснил у еще бодрствующего дворецкого, что госпожа Риввейн покинула особняк. Ему самому настоятельно рекомендовалось быть благоразумным и вернуться в комнату. Дворецкий даже проводил Арси, чтобы убедиться в том, что он последовал этой рекомендации.
Снова оставшись в одиночестве, Арси присел на постель, погладил ткань. Она была гладкой, прохладной и из-за этого казалась влажной. Он до сих пор был сбит с толку, но все же соображал уже лучше. Он осознал, что его отца публично обвинили в государственной измене Нет, не обвинили. Сказали, что он только подозревается. Канцлер сказал. И это все из-за того человека, которого спасли они с Сэмом. Сэм
При мысли о своем друге Арси охватило непонимание. Неужели он не знал, что несет канцлеру? Не думал о последствиях?.. Нет, это сам Арси не думал о последствиях. Это же он предложил Сэму устроить встречу с господином Фирриганом. Хотел похвастаться своими возможностями, идиот Но почему Сэм исчез потом? Куда он делся?..
Арси чувствовал острую потребность поговорить хоть с кем-то. Было бы здорово, если бы рядом был Вен. Он был надежным, он всегда мог выслушать. Жаль, что его не было с ними, когда Арси и Сэм нашли того человека, и потом, когда Вен бы не сбежал.
Нужно было выяснить хоть что-нибудь об отце. Но кого Арси расспросить? Лорд Уитмен говорил ему что-то. Но Арси не мог вспомнить из того, что слышал в экипаже, ни слова. А сам лорд Уитмен, конечно же, покинул особняк вместе с матерью.
Как же тошно, как же холодно и одиноко в пустом доме И почему, хотя в особняке полно ночующей здесь прислуги и где-то в комнатах наверху спят две старших сестры, дом все равно кажется пустым?..
Арси встал, стянул через голову рубашку, оделся. Вряд ли его заперлиа значит, он сумеет уйти.
Куда он пойдет посреди ночи, Арси еще не знал. Но он должен, должен был разузнать об отце хоть что-то. Отец не мог быть предателем. Он не мог быть изменником. Только не он. Это какая-то ошибка, его не должны были арестовывать. И те, кто это допустил, будут наказаны. Иначе быть просто не может.
Скрываясь в тени деревьев, Арси покинул поместье. Куда идти? Можно к особняку Фирригана. Конечно, вряд ли стоит появляться там. Если гости еще не разъехались, то любой, кто его заметит, первым делом постарается отвести домой, как это сделал лорд Уитмен. Но, может быть, удастся узнать хоть что-то Интересно, а куда направилась мать? Разумеется, к отцу. Туда, куда его увезли. А это могло быть только одно место.
Двигавшийся к дому канцлера, Арси резко изменил направление. Теперь он шел в сторону городской тюрьмы. Отца ведь увезли туда, верно? Больше было некуда
Арси не знал, что практикующих магов, если те оказывались под каким бы то ни было подозрением, держали в совсем другом месте.
Здание тюрьмы было грузное и темное, как туша какого-то огромного спящего животного. Арси не стал подходить близко, только отметил, что кареты матери и других экипажей у ворот нет. Подойти к караулке и напрямую потребовать, чтобы его отвели к отцуточно так же, как он совсем недавно требовал встречи с ним на крыльце особняка канцлера?.. У Арси на это не хватало духа. Вот если бы вместе с ним был Вен
Он стоял, прижавшись к стене, не решаясь подойти ближе, но и уйти не решаясь тоже. Вдруг послышались тяжелые шаги. К Арси приблизилось двое стражников, совершавших обход.
Эй, парень, что ты здесь делаешь? спросил один.
Ни Ничего.
Тогда иди домой.
Да. Конечно.
Арси торопливо ушел вглубь улицы, чувствуя, что стражники провожают его взглядами. На бродягу он не был похож. Иначе с ним бы разговаривали иначе.
Арси брел по улицам спящего города. Голова наливалась тяжестью, в глаза будто бы кто-то насыпал песка. Арси возвращался домойконечно, не стоило покидать особняк, это было глупоно, вообще-то, идти домой ему не хотелось. Переходя небольшую площадь с раскидистым деревом, растущем в центре, он, обессилев, сел на одну из лавочек, чтобы немного отдохнуть, и привалился к толстому стволу. Шершавая кора показалось теплой. Арси не заметил, как уснул.
Его разбудил шум оживленной улицы. Он открыл глаза, потер ихоказалось, что солнце уже встало и теперь ярко освещает площадь, а вокруг полно народу. Было странно, что он не проснулся раньше.
Тело затекло от сна в непривычном и неудобном положении. Даже по сравнению с тем, что он умудрился задремать прямо на полу в лавке цирюльника Гилмура, это было чересчур: на улицах Арси не спал еще ни разу. Юноше его положения такое не дозволялось даже в крайних случаях.
Арси пошевелился и вдруг обнаружил, что одежда у него на груди расстегнута, а карманы вывернуты и небрежно заправлены назад. Кто-то пытался обокрасть его, пока он спал. Какой-то неизвестный человек прикасался к нему, трогал своими рукаминаверняка мерзкими, грязными, скользкими руками Арси ощутил резкий приступ тошноты. Он неловко скатился с лавки, ударился коленями о мостовую. Желудок был пуст, наружу вытекло только немного жидкости. Арси стоял на четвереньках, пытаясь отдышаться. Потом вытер рукавом рот. Желудок успокаивался. Стараясь не думать о ночном незнакомце, Арси поднялся, одернул одежду, огляделся.
Горожане направлялись по своим делам, не обращая на него никакого внимания. Арси не мог понять, как такое может быть: его отца вчера обвинили в государственной измене, куда-то увезли, мать тоже исчезла, а сам он вотстоит посреди площади, не зная, как жить дальше, и никому нет до этого дела. Город живет своей обычной жизнью, не подозревая о том, что произошло
Ему все равно, что произошло. Всем все равно. Даже
А ведь Арси казалось, что они друзья.
Ничего, решил Арси. Он сам во всем разберется. Он уверен, что его отец ни в чем не виновен, и он заставит остальных убедиться в этом. И он знает, что ему для этого нужноточнее, кто. Человек, с которого все началось. Да, именно он.
План действий наконец-то выстроился в голове Арси. Он направился к госпиталю.
Городской госпиталь был длинным двухэтажным зданием, покрытым желтой штукатуркой. Кое-где штукатурка потрескалась и отвалилась, обнажив переплет из серого лыка и темную плоть толстых бревен. Арси открыл дверь. Ноздри защипало от резкого запаха. Внутри не было никогомаленькая квадратная комнатка, из которой было несколько выходов, была пуста. На темной лавке, стоявшей около одной из стен, лежал один сильно изношенный сапог. Арси позвал, потом позвал громче. Наконец явился человек с несвежим, отекшим лицом. Поверх простой рубахи и штанов на нем был коричневый халат с пятнами. Не вызывало сомнений, что это была совсем не кровь, но пятна все равно были неприятными, пугающими.
Чего шумишь? Чего тебе надо?
Арси подобрался.
Мое имя Артемис Риввейн. Я пришел навестить человека, которого доставили сюда вчера ночью.
Мужчина задумался. Прошлой ночью привезли двоих. Одного пьянчугу с пробитой головойно он умер уже, да упокоят боги его душу. Одного солдата, отравился, бедняга, до сих пор не перестал, это самое
Арси почувствовал, как к горлу подступает тошнота. То ли запах, то ли слова этого человека, то ли и то, и другое вместе вызывали у него такое отвращение, какое он, кажется, не испытывал еще ни разу в жизни. До сих пор, даже участвуя в студенческих кутежах, он умудрялся оставаться на чистой стороне этого мира.
Еще есть один хмырь с ножевыми ранами. Но его привезли не ночью, а недавно совсем, продолжал служитель госпиталя. Цирюльник привез с Круглой улицы, как его Но он уже перевязанный был, так что его никто не трогал.
Мне нужен этот человек, произнес Арси, подавляя желание зажать рот рукой или краем рубашки.
Ну, пошли.
Мужчина повернулся и направился к одному из выходов. Он провел посетителя по узкому тесному коридору, уходящему куда-то далеко в темноту, после чего указал на дверной проем и большую комнату.
Дальняя койка по левому ряду.
Запах в палате был еще хуже: теперь к нему примешивалось что-то сладковатое, тлетворное, а еще кислоетак пахло из грязных подворотен и от самых дешевых таверн, которые давно следовало бы снести. Арси все-таки натянул на кулак рукав рубашки, прижал его к носу и рту. Это почти не помогало: его желудок, несмотря на то что был пустым, пытался вывернуться наизнанку. Стараясь не смотреть по сторонам. Не все койки были заняты, но на тех, что были заняты, находилось то, что Арси не хотел, не мог считать живыми людьми. Живые люди не должны были выглядеть так отвратительно и так отвратительно пахнуть. Они не должны издавать такие ужасные звуки