Девушка замирает в молчании, ждет.
Дом и вправду хорош - огромный, красивый, с вычурными решетками и парком, в котором можно ненароком потеряться. Дом губернатора. Она здесь была всего раз, тем вечером, когда повстречала Мигеля. Как давно это было.
- Сеньорита Фелис.
Братец подает руку, помогая выйти, хотя помощи ей не требуется, но правила, правила в действии.
- Сестренка, не делай такого скорбного лица, - шипит на ухо, а сам улыбается, будто безумно рад происходящему.
Слуги не узнают, старых мало осталось, а новые ее и не видели. Оружие приходится оставить внизу, но это уже мало волнует. Не воевать же сюда пришла.
Дон Хосе в кабинете встречает. Он все тот же: строгий и статный, одет с безупречным вкусом, темные волосы гладко зачесаны и заплетены, только... серебрится на висках седина, а на лбу прибавилось морщинок сердитых.
- Здравствуй, отец.
Больше всего на свете на шею кинуться хочет, но мнется в дверях, пригвожденная темным взглядом, и не отводит взгляда своего, не менее темного и упрямого.
"Один только шаг, пожалуйста, не отвергай... отец..."
Мысли крутятся в голове, время растягивается, замирает, и остаются лишь двое - они. Плоть от плоти, кровь одна.
"Пожалуйста, папа"
Будто услышав молчаливый призыв, мужчина делает шаг, взгляд теплеет. Один лишь шаг, разведенные в сторону руки, - и Чита, радостно взвизгнув, будто ребенок, кидается на шею ему, повисая на широких плечах. Шляпа летит прочь, волосы, будто мантилья, укрывают обоих, руки отца обнимают так сильно, что кажется, задохнется - от счастья. Катятся слезы, щеки мокрые уже совсем, но девушка улыбается и обнимает в ответ, боясь оторваться.
Наконец отстраняются, Лючита в смущении утирает лицо, а отец разглядывает внимательно, каждую деталь подмечая: и маленький шрамик-штрих на левой щеке, и загар густой, и намечающуюся морщинку между бровей.
- Ты подросла и повзрослела, Лючита, - говорит он. - Столько времени утекло.
- Целая вечность.
Энрике покашливанием обращает внимание на себя. Дон Хосе здоровается кивком, хмурит высокий лоб.
- Энрике Кортинас, ты берег дочь мою, как обещал?
- Конечно, сеньор Альтанеро.
Девушка переводит взгляд с одного на другого.
- О чем это вы?
- Давно, еще в детстве, отец твой просил приглядывать за малышкой Лючитой, упрямой и беспокойной. Я сделал, что смог.
От дверей слышится голос, неуверенный и удивленный:
- Мария-Лючита? О, мадре де дьос!
Шуршит платье, раздается стук, и прежде, чем девушка успевает помочь, донья Леонора падает в обморок.
- Ты ей не сказал?
- Твоя мать слишком чувствительна.
- Отец, ты жесток.
- Не больше тебя!
- Неужели?
Энрике, понимая, что сейчас начнутся баталии со взаимными обвинениями и выяснением отношений, приходит на помощь.
- Дорогие родственники мои! Может, поможем все-таки бедной сеньоре? Не думаю, что ей удобно вот так лежать.
Смерив его гневными взглядами, они повернулись к женщине. Вскоре уже восседали все в креслах в малой гостиной, попивая крепчайший кофе и разглядывая друг друга. Слуги косились все на юную сеньориту, так похожую на губернатора Хаитьерры и темными волосами, и формой скул, но особенно огромными, цвета темного шоколада, глазами.
Лючита поднесла чашечку к губам, отпила, сморщив носик.
- Вам надо кофе попробовать, который варит мой кок, Гойо Сорменто. Это нечто... восхитительное! Лучший кофе найти можно лишь у сеньоры Фернандес, в Картахене.
Она замолкла, заметив внимательный взгляд отца.
- Картахена де Индиас, столица Дарьены?
Девушка кивнула.
- Лючита, так понимаю, сеньорита Фелис - имя, под которым тебя знает большая часть людей.
- Да, - ответила Чита, не понимая, к чему он клонит.
- Мило. Моя дочь - бунтовщица и республиканка.
- Что?! - воскликнули одновременно брат с сестрой.
На этот раз удивленным выглядел сеньор Альтанеро.
- Еще скажите, не знаете!
- Да что мы не знает? - спросила в отчаянии девушка. - Мы оттуда... бежали, опасаясь гнева губернатора, дворец которого я случайно подожгла.
- Случайно?
Чита замялась.
- Почти случайно.
- И это твое "почти случайно" вошло в историю. Лючита, ты там едва ли не национальная героиня. Некая сеньорита Фелис, которая убила первого советника губернатора, подожгла дворец и таинственным образом исчезла. Породила волну возмущений и движение за свободу. Хотя, подозреваю, все это готовилось не один месяц, но именно твои поступки подтолкнули заговорщиков к активным действиям. Так-то вот.
Девушка слушала с распахнутыми глазами.
- Это... я не... и что теперь? - как-то тихо спросила она.
- Теперь земли, бывшие провинцией Нуэво-Гранады, провозглашены Свободной Республикой Дарьены.
Она уронила голову на ладони. Кажется, говорили что-то матросы про беспорядки в городе, но Чита не слушала. Другая проблема занимала ее голову: Мигель. Но почему же мистер Хоук молчал? Или он тоже не знал ничего? И как же сеньора Фернандес со своей "шоколатери"? И сеньор Кальярес, который, негодяй, конечно, но владелец такой чудесной библиотеки. И это в городе, который показался тогда едва ли не лучшим местом на земле.
- Я не знала, - пробормотала Лючита.
- Знаешь теперь, - ответил - как пристрелил - отец.
- А впрочем... - девушка вскинула голову, глаза загорелись злым огнем, - пусть! Ты не знаешь людей тех, что стояли у власти.
- А ты - знаешь?
- Приходилось общаться.
Передернула зябко плечами, вспоминая сеньора Мендоса.
- Так как ты с заговорщиками связана?
- Никак. Вернее, связана, но совсем по другим вопросам. Ох...
Побуждаемая внимательным взглядом отца, она начала рассказ: о Хавьере Фрэскуэло и намерении вытащить мистера Хоука из плена, о самом мистере Хоуке и о том, как вышла на заговорщиков этих. История выходила путаной, с отсылками к прошлому более или менее отдаленному.
- И это не я их нашла, вернее, я, но лишь после того, как Тарбен Брент и его люди напали на меня, намереваясь похитить. Конечно, их можно понять: лишившись двух судов с ооочень неплохой добычей, они лишились и большей части средств, на которые рассчитывали.
И она принялась рассказывать о нападении на Приму и Красотку Сью, о Питере, который немало помог, прошлась мельком по самому бою.
Мать, донья Леонора, слушала, напоминая о своем присутствии лишь вздохами да заламыванием рук, истинно аристократических своей бледностью. Отец хмурил брови, братец ухмылялся, слушая историю, участником которой и сам был, а Лючита думала, что все это - жизнь.
Жизнь, а не новомодный роман, в котором герои честны и определенно хороши, а злодеи мерзки и ничего, кроме презрения не вызывают. Враги или умирают в конце главы, или перевоспитываются, а если уж остаются злодеями, то всегда можно знать, что вернутся они вновь, дабы мешать героям идти к своей цели. И все, конечно же, получат по заслугам.
Но здесь - жизнь, и истории не заканчиваются, и люди, не плохие и не хорошие - просто люди - напоминают о себе порой неожиданно. И невинные все же страдают. И управляют городами и странами люди не такие уж честные... какая разница - те или другие?
В дверь постучали тактично, напоминая, что к обеду готово все уже давно, очень давно, и неплохо бы сеньорам и сеньоритам переместиться в столовую.
Не все истории поведала Чита и долго могла бы еще рассказывать, вызывая удивление и восторг, смех порой или неодобрение, а то и гнев, но обед, который скорее ужином стал, тоже кончился, день догорал, и собеседники порядком устали друг от друга.
- Лючита, постой.
Замерла на пороге, понимая, что сейчас все и начнется. Мать с Энрике вышли уже, а слуги неслышными тенями скользили вокруг стола, убирая посуду. Отец поманил в кабинет. Как послушная дочь, Лючита отправилась следом.
И там уже гремела, отражаясь от стен, буря. Надежды на то, что ее не будет, не увенчались успехом. Мужчина, столько часов слушавший с интересом, задававший вопросы, шутивший даже, решил напоследок указать дочери на то, как нехорошо она поступила, сбежав из дома.
А дочь посмела ответить. Молчать она и раньше не умела, а теперь уж тем более.