Пробегаются пальцы по струнам, накрывают ладонью, гася прощальный звон. Открываются глаза, серые, опушенные густыми ресницами. Моряк оглядывается с удивлением, явно не понимая, где он, и почему вокруг так много людей. Смешки, поздравления, хлопки по спине, а серые глаза все смотрят в карие неотрывно. Лючита, укрытая волосами почти до пояса, улыбается и молчит.
- Я и не знала, что ты так играешь.
Говорит после уже, вечером, когда сидят рядышком, будто дети, на марсе, и смотрят вдаль. Натягивается и хлопает под ними грот, качаются снасти, поскрипывает рангоут, открывая дверь в мир, о котором мечтали давно, мир свободы и сказки.
- Играю. Только... ты вряд ли слышала.
Девушка кивает с пониманием. Конечно, вечера она проводила чаще с Энрике и мистером Нэдом, с Питером... сердце колет тихонько, но иначе, гораздо слабее, чем раньше.
- Верно говорит братец, - бормочет тихонько Лючита, - все забывается и проходит, и важно лишь то, что есть сейчас.
- О чем ты?
- О жизни. Знаешь, Уберто, наверно, старею я, раз думать о таком начинаю: о жизни и смерти, о правильности выбора. Мда...
Во взгляде его ирония, и юношу можно понять. Девушка, красивая и молодая, говорит, что стареет... смешно.
- Сеньор Димаре, расскажите лучше о жизни своей, той, что была до Ветра и Песни.
- Что о ней говорить? Это совсем не интересно.
- Мне - интересно, - напирает Лючита и тут же смущается, отворачивая лицо.
Солнце тонет за горизонтом, ветер качает мир. Уберто Димаре, ныряльщик из Пуэрто Перлы, начинает рассказ. Он и вправду оказывается не очень длинен, но вовсе не так скучен и прост, как могло бы казаться.
И отец его, Дженнаро, и мать, Паола, оба ильетцы, выходцы нации, малым числом представленной в Мар Карибе, да и вообще во всем Новом Свете. Венчались, когда невесте было пятнадцать, а жениху тридцать восемь, через год родился наследник, радость матери и гордость отца. Рос, не доставляя проблем: спокойный и рассудительный не по годам. И все бы хорошо, да Дженнаро, торговец и капитан собственной маленькой шхуны, не вернулся однажды из плаванья. Паола, женщина умная и хозяйственная, хоть и любила покойного мужа, но горевала не долго: вышла вторично замуж уже через год. Было тогда мальчишке шесть лет.
До потомка рода Димаре и дела-то никому не стало, мать занялась новой семьей, а "отец" отцом-то и не был, не признавая в Уберто сына. Да и свои дети у сеньора в скорости появились: девочки-близнецы и мальчик, а после еще один.
Ильетец стал в порту пропадать да в окрестных бухтах, куда уплывали они с рассветом на маленьких лодочках и ныряли весь день за жемчугом, чтобы после вернуться с "уловом". Так, сам того не замечая, он вырос и возмужал, окреп телом и духом, помогать стал матери и тому, которого отцом называть не желал. Но помнил всегда о море и деле жизни Дженнаро Димаре, надеясь когда-нибудь, как и он, бороздить великий простор.
- Я мог бы и раньше уйти, но ждал все чего-то, медлил. Верного случая что ли. И чудится, я дождался.
На губах его играет улыбка, взгляд пронзает насквозь, и девушка, залюбовавшаяся было рассказчиком, опускает ресницы, услышав во фразе намек недвусмысленный.
* * *
Пинтореско. Чудный город в обрамлении гор, будто донышко зеленой чаши. Каждая черточка знакома до боли, все эти улочки хожены не единожды. Уютная гавань светится золотыми бликами, ветер шалит, донося запахи: свежего хлеба и рыбы, старых сетей, мокрого дерева, дыма из труб. Родной город встречает, разнеженный, мирный - не скажешь даже, что центр Хаитьерры, - и сердце стучит с перебоями, замирает дыхание, когда понимает она: вот и вернулась. Вовсе не так, как уходила, и совсем не такой, как была. Да и домашние, наверное, изменились...
К Чите в последние дни никто не суется, даже Кортинас задумчив стал и понимает, как сложно для сестры путешествие это. Как отец еще примет? Потому, когда говорит в порту имя - Лючита Фелис - все, знающие ее тайну, только кивают. И вправду, не сообщать же всякому, что ты - дочь местного губернатора.
Время идет, сменяются дни, а девушка на встречу не спешит.
- И долго ты будешь сидеть тут, словно мышь в норе? - возмущается Энрике.
Он-то успел много где побывать и с некоторыми даже повидаться.
- Меня тут спрашивали о тебе.
- Кто?
Голову она вскидывает резко, отрываясь разом от всех дел.
- То ли знакомый семьи, то ли вовсе родственник - разве упомнишь их всех? Интересовался, не знаю ли я, где находится кузина моя, дочь дона Хосе Гарсия Альтанеро.
- И что ты?
- Я? Сказал, что не слежу за тобой и знать не знаю, где есть. Самое интересное: я им не врал и действительно за тобой не слежу.
И только Лючита хочет сказать язвительное "спасибо", как он добавляет:
- Хотя следовало бы. Но я сейчас не об этом. Когда ты с отцом встретишься, Чита?
Девушка отводит взгляд и пожимает плечиком.
- Не знаю.
- Это даже уже не смешно. Все волнение твое и неуверенность.
- Да, братец, но...
Сцепляет тонкие пальчики, на лице - мученье души.
- Или ты ждешь обвинения в трусости? И ладно бы от меня, но на тебя команда смотрит. И это ты - капитан?
Вскидывается было, но остывает тут же, качая головой.
- Не начинай, братец, меня этим не пронять.
- Странно, всегда действовало.
Энрике улыбается так задорно - мальчишка, какой же мальчишка, - что кажется, не она, а он младше.
- Встречусь я с ним, не волнуйся. Только... не торопите меня.
* * *
В неторопливости этой прошел еще день. А затем Лючита отослала с письмом домой юнгу Ахэну и ждать стала в тревоге и нетерпении.
Мальчишка явился достаточно быстро, и девушка затормошила его, расспрашивая, что видел и слышал.
- Что же отец? Дон Хосе который...
- Он как прочитал, брови нахмурил, лицо стало, будто запор у него...
- Ахэну!
- Я-то что? Это все он.
- Продолжай.
- Так вот. Сделал лицо суровое и сказал: явилась, значит.
Он замолчал и Чита спросила нервно:
- И все?
- Нет. Велел передать, чтобы приходили завтра к обеду, сама или с негодяем Кортинасом. Так и сказал, про негодяя это не я. А еще сеньора одна, когда сеньор этот показал ей письмо, ахнула и упала, а все кинулись ее поднимать. Тогда я и ушел.
- Спасибо, Ахэну, - в задумчивости проговорила Лючита. - Можешь идти.
- Ничего больше не надо?
Мальчишка с подозрением уставился на капитана. То она дергала его и впивалась взглядом, будто голову хотела прожечь, то забывала разом и становилась рассеянной.
- Ничего. Иди.
Тот двинулся к двери, но тут же остановился, когда девушка окликнула:
- Подожди. Передай сеньору Кортинасу, чтобы зашел, когда сможет. И желательно, чтобы смог поскорее.
Уже за порогом настиг его выкрик:
- И попроси сеньора Сорменто кофе сварить! Он знает, как я люблю.
Вздохнув, мальчишка отправился исполнять поручения.
* * *
С оружием в дом отца? Да, если это - единственное, что успокаивает и придает уверенности в себе. Потому устраиваются удобно на перевязи любимая сабля и пистолеты, наваха прячется в сапоге.
Думала поначалу надеть платье, одно из тех многих прекрасных одеяний, которыми обросла, будто знатная сеньорита. Но уязвимой быть ой как не хочется, и вместо юбок и кружев на ней штаны, рубашка белого цвета и винно-красный колет, шитый золотом. Этаким злым "ну и пусть!" распущены непокорные волосы, прикрывает макушку треугольная шляпа, покачивается на ней перо.
Лючита волнуется и потому держится резче обычного. Вздергивает подбородок, поглядывая горделиво из-под полуопущенных ресниц. Подрагивают пальцы, комкающие на коленях платок. Сложно быть спокойной, когда возвращаешься к родным.
Мощеные улицы Пинтореско текут за окнами нанятого экипажа, мелькают дома. Вот булочная сеньора Бальдеса, там пекут самые вкусные на свете пирожки и корзиночки со свежими ягодами. Салон сеньоры Пэтти, рандиски по рождению. Здесь они с доньей Леонорой всегда покупали ленты и кружева и заказывали новые платья. Поворот, идут дома ювелиров и оружейников, и девушка понимает вдруг, что направление не верно.
- Мы не туда едем... - начинает она, но братец быстро перебивает.
- Чита, отец твой теперь - губернатор, и дом ему положен другой.